меня своим другом. Нам действительно было весело до того, как я потерял память? Нас объединяло что-то большее, чем переписка в сети? Фотография. Я произнёс слово тёплым шёпотом, как бы пробуя его на вкус и воспроизводя в памяти. Но слово в душе не откликнулось. Вместо ожидаемой щемящей нежности внутри разверзлась дыра. Я потянулся к ямочке на подбородке, провёл пальцем по тонкой нижней губе и приоткрыл рот.
– Фо-то-гра-фи-я.
На предпоследнем слоге я повысил голос, захлёстываемый разочарованием. Видимо, не судьба.
Глава 8
Накайн занялась подготовкой обряда и ушла в спальню за неглубокой чашей.
– А это не больно?
– Если не будешь дёргаться, – сказал Келвин с иронией. – Конечно, нет. Напрягаться не стоит.
Пока Накайн позвякивала колокольчиками в комнате за стеной, он по заранее обговорённому сценарию зажигал бирюзовые свечи. Хью пристроился у электрокамина, чтобы не мешать.
В полумраке комната казалась мягким, расплывчатым миражом, развеять который было достаточно одним неосторожным звуком. Жёлтые огоньки заманчиво подмигивали. Келвин расставлял свечи за моей спиной. От его таинственного дыхания у меня перехватывало своё собственное. Я развернулся, чтобы посмотреть, как он методично подносит спичку к фитилям, не делая резких движений, и томно опускает глаза, подрагивая ресницами.
Тут одна из свечей закоптила. Чёрный дымок заструился вверх и, не доходя до стропил крыши, быстро растаял. Келвин задержался над пламенем чадящей свечи и мотнул головой.
– С тобой что-то не так.
– В каком смысле?
– Огонь среагировал, он чувствителен к негативу. Тебе неприятно здесь находиться?
– Наоборот, очень приятно.
– Возможно, застарелые обиды или что-то типа того.
– Как их убрать?
– Спрошу об этом у бабушки, а пока, – он закончил фразу и приставил ладонь к трескучему огоньку.
Свеча начала успокаиваться и, наконец, затихла, больше не испуская едкий запах.
– Ты прямо как маг!
– И зовут меня повелитель свечей, – Келвин состроил забавную улыбку.
– Почему бы и нет?
– Магия не моя стезя. Я слишком прост для неё.
– Раз так уверен, то ладно, но это было невероятно.
– Правда?
– По крайней мере, мы с Хью бы так не смогли. Тебе передалась часть бабушкиных способностей.
– Спасибо, – проговорил он, заметно покраснев, подул на спичку и, отложив её, протянул красивую полную руку. – Вот, дотронься.
– Зачем?
Он выжидающе сощурился и объяснил:
– Чтобы моя, как ты выразился, способность не пропала даром.
Раскрытая ладонь, поднесённая ко мне, была чистой и мягкой. У папы точно такая же, без вздувающихся мозолей от грубой работы или письма, без прыщей и красной сыпи. Я коснулся розоватых подушечек и, надавив на бугор под мизинцем, понял, что кожа у Келвина совсем неупругая. Провёл по гладким, оканчивающимся круглыми ногтями с белыми крапинками, влажным пальцам.
– Волнуешься?
– Чуть-чуть. Я нечасто присутствую на обрядах. Они до сих пор будоражат меня как в первый раз.
Мы обменялись неловким рукопожатием.
– Теперь я тоже буду повелевать огнём?
– Не знаю.
Я попробовал как-нибудь повлиять на пламя, но ничего не получилось. Келвин тихо рассмеялся, не уставая умиляться над моей наивностью, и, обойдя тумбу за диваном, продолжил расставлять свечи.
Когда гостиная была подготовлена, Накайн, на груди которой висело старинное ожерелье из монет, поставила на кофейный столик чашу с водой, ступу и тканевый мешочек. Отбросив подушку, села рядом. Она развязала мешочек и вынула кроваво-красные цветы с хвостиками.
– Антуриум способствует творчеству и прибавляет уверенности в задуманном, – ответила Накайн.
– Откуда вода? – осведомился я.
– Из водопада.
Оторвав несколько лепестков, Накайн положила в ступу и принялась растирать их пестом. Получившуюся яркую пыль она добавила в чашу и, хорошенько взболтав, проговорила шёпотом три раза:
– Не оставляй, талант, своё дитя. Пусть Эйден фотографирует лучше прежнего и обретёт мощь вдохновения, которое утратил. Вода и земля, не дайте равновесию пошатнуться. Перед чёрствостью и злом не отворяйте ворота. Отворяйте перед светлой красотой, пониманием и любовью.
Затем она обрызгала меня и попросила сделать большой глоток. Я взял чашу и сморщился ясному отражению.
Накайн сказала требовательно:
– Пей.
Келвин махнул, повторив беззвучно:
– Пей.
Я коснулся губами воды, резко отпил и отстранился, стукнув чашей по столику. Во рту растеклась гадкая, ни с чем не сравнимая горечь. Накайн улыбнулась и сильно хлопнула меня по спине.
Она предложила произнести молитву, которая звучала до этого, но с крошечной поправкой. Я заменил имя местоимением и прочёл предложенную бумажку. По окончании обряда Накайн достала из кармана платья длинную белую нить и продела её через припрятанный амулет в виде мясистого кактуса. Потом спрятала его в мешочек, где лежал незавядший цветок.
– А это зачем?
– Чтобы не лишился самообладания, если дело примет скверный оборот.
– Он должен остаться у меня?
– Да.
Накайн прошла по гостиной, задув свечи, и в каком-то странном восторге взъерошила волосы. Я захотел вытереться, но она меня сразу же остановила.
– Нельзя. Ты должен обсохнуть.
Она скрылась в спальне, что-то монотонно причитая.
– Всё? – прозвенел голос Хью, которого явно удивило, что обряд закончился так быстро.
Я протянул пятки к деревянному полу и с наслаждением принял исходившую от него прохладу.
Келвин спросил:
– С тобой всё нормально?
– Да. Теперь да.
– После обряда надо дать телу отдохнуть. Вы будете спать в гостиной, а я в своей комнате. Зовите, если что-то потребуется. Сейчас принесу одеяла.
Одеяло, притащенное Келвином, было тяжёлым, будто свинцовая гиря. Засохшие песчинки антуриума кололи щёки, лоб и нос. Когда все разошлись по комнатам, я отряхнулся и прикрыл толчёные лепестки ковром.
Хью, повернувшись, невнятно пробормотал:
– Ну и денёк!.. Понравилась бабуля?
Зевнув с лёгкой ленцой, он взбил подушку.
– Да. У неё свои методы. Народные.
– Ты прямо загорелся, когда она закрыла мешочек. Что там было?
– Амулет.
– Он волшебный?
– Наверное.
– Когда ждать результатов?
– Не сегодня и не завтра уж точно.
– Всё-таки Кел хороший парень, правда? Он сдержал обещание и от истории про Меку пытался отговорить. Как чувствовал, что что-то пойдёт не так.
– Судя по всему, он не собирался причинять нам вред.
– Он мне нравится, – вконец поменял мнение Хью.
Немного погодя из спальни выбрался Келвин, заспанный и до смешного помятый, точно банан, попавший под колёса. На нём была широченная футболка с принтом из пространных цитат. Клетчатые штаны свободно висели на бёдрах. Протерев глаза, он непонимающе изогнул брови и свернул на кухню, чтобы освежиться. Глоток за глотком, Келвин жадно хлебал воду, будто с похмелья. Он поставил стакан на столешницу и присоединился к нашему полусонному царству.
– Чего шепчетесь?
Хью притворился храпящим. В свою очередь я закутался в одеяло, с неохотой произнеся:
– Да так, обсуждаем кое-какие вещи.
– Какие?
– Вечерние.
Келвин присел у ног Хью и защекотал тому пальцы. Он захихикал, а затем и вовсе громко рассмеялся, но в кулак, чтобы не разбудить Накайн.
– Вот ты и попался!
– Я прикидывался.
– Знаю. Поспите. Я не шучу, обряд реально влияет на состояние, кх-м, испытуемого.
Меня покоробило от двусмысленности высказывания. Я попытался ещё раз прояснить ситуацию:
– Я не заболею? Или…
Келвин отпрянул.
– Боже, нет! Нет! Бабушка не позволит!
– Не горячись. Просто хочу убедиться в том, что под утро не превращусь в какую-нибудь бактерию.
– Что я говорил насчёт отсутствия веры?
Он надеялся, что я преодолею предубеждение насчёт магии. В конце концов, я сдался. У меня
