Она лаяла так счастливо и беззаботно, что мне тут же стало стыдно за сцену. Мужик гладил блестящую спину собаки, дул на пену, пуская мыльные пузыри, и глупо хихикал, словно возился с переданным на попечение ребёнком и не представлял, чем его можно было занять.
Келвин, омрачённый сожалением, отряхнулся и куда-то пошёл. Я догнал его через много шагов.
– Хочешь поговорить?
– Да.
– Ты весь на иголках.
– Потому что я люблю её. И бросился не потому, что он как-то неправильно относится к животным… вообще нет! Когда он сказал, что мы не отыщем Багиру, у меня всё внутри перевернулось. Я не исключаю ухудшения, как и улучшения ситуации. На данный момент мы зависим от случайности. Если её передали в службу контроля, то ноль проблем. Она в безопасности. Не усну, пока не удостоверюсь, что ей ничто не угрожает. Хорёк, свободно разгуливающий по городу – это нонсенс. Кто-то обязательно снимет на телефон, расскажет об этом близким и знакомым.
– Не отчаивайся.
– Ну, во-первых, не всё потеряно, – сказал Келвин и устало улыбнулся, – а во-вторых, надежда умирает последней. Кто-то же должен получить по мягкому месту.
– Не наказывай Багиру, – попросил я.
– Причём тут она? Я о родителях, о себе. Всё-таки Багира моя любимица. Я за неё в ответе.
– В таком случае, никого не наказывай.
– Я подумаю над твоим предложением, – произнёс он серьёзно и уныло.
На крыльце он спросил, есть ли у меня деньги, чтобы добраться домой. Я вынул проездной на год и ответил, что тратиться на карту на одну поездку невыгодно.
Вечером мама привела низкорослую сутулую гостью с хрипловатым акцентом, чтобы запечатлеть истории. По кухне прокатывался смех. Не стихал принтер, из которого выползали бумаги. Перед тем как утвердить вариант, мама перечитывала написанное по нескольку раз, придирчиво убирала слова, которые мешали уяснить суть, а когда у неё замыливался глаз откладывала груду листков и уминала снэки.
– Бери на вооружение, как расслабляться от текста, – обратилась она, как я услышал позже, к Летти. – Легенды я люблю, но если не буду устраивать передышки, то быстро устану. Зрение посажено потому, что всегда пялишься в экран. Отдых! Отдых нужен! Гимнастику делаешь?
– Забила, – сказала застенчиво Летти.
– Почему?
– Не успеваю.
– Прямо-таки не успеваешь? Ты же чистишь зубы.
– Конечно.
– Вот и не ленись, – вставила замечание мама и откинулась на спинку стула.
Я тихо забрал пачку крекеров с солью и скрылся в комнате, чтобы посмотреть ютьюб. От прохождения игры популярным геймером меня отвлекло сообщение. Девушка по имени Опра написала по фейсбуку, что виделась со мной сегодня. Спросила, тот ли я самый Эйден, а получив утвердительный ответ, кинула хитрый смайлик.
Эйден Лэмб: Есть информация о хорьке?
Опра Мейс: да, он у меня
Эйден Лэмб: Откуда? В смысле, как?
Опра Мейс: объясню при встрече
Без лишних раздумий я поехал по указанному адресу, предварительно предупредив маму.
Опра хотела пустить меня за порог, но я спешил и не был настроен на дружескую беседу. Заваривать кофе на ночь глядя было не самой лучшей идеей.
Как только Келвин прочитал эсэмэску, то мгновенно отправил сообщение. Он был в курсе, что Багира нашлась.
– Я вынесу вашего хорька, – проговорила Опра, светясь изнутри.
– Он не наш, а Келвина.
– Как скажешь.
Прислонившись к косяку, я с каким-то смутным предчувствием заглянул в гостиную. Много синих картин с кошками, нарисованными в фэнтези стиле, ковёр с длинным ворсом и фотография бодрствующей черепахи. Подозрительно знакомая фотография. Я сразу приметил её.
Опра закутала Багиру, чтобы той было спокойно и тепло. Я потянул за край одеяла. Наружу высунулась чистая беззащитная мордочка. Багира втянула прохладный воздух и, безошибочно определив мой запах, довольно закудахтала.
– Милота, – протянула Опра, запустив руку в рыжеватые кудряшки. – Твой друг был не против, что её покормили, вымыли и расчесали.
– Круто.
– Она по чистой случайности оказалась у нас во дворе. Тряслась в зарослях как осиновый лист. Мы с сестрой приманили её червями, довели до ванной. Осмотрели, а то мало ли чего… Ран нет. По крайней мере, видимых. Она не жаловалась, – объяснила Опра.
– Почему Келвин не вернулся за Багирой?
– О, он был в шоке. Отправил голосовуху, от крика чуть не заложило уши! Для полноты картины не хватало изображения с человечком, выпрыгивающим из штанов, – сказала она и расплылась в широченной улыбке. – Но я хотела связаться именно с тобой, поэтому кое-что выяснила у Кела.
– Зачем? – спросил я удивлённо, начиная раздражаться, и забрал Багиру.
– До сих пор не верю, что ты здесь! – завизжала Опра. – Что ты рядом, живёшь где-то неподалёку. И ведь мы наверняка пересекались!
– Объясни, – потребовал я. – Не пугай.
– Фотки. Я обожала, ну, вернее, обожаю твои фотки.
– Ты моя поклонница?
– Можно сказать и так, – кивнула она и указала на черепаху. – Я успела сохранить её перед тем, как ты всё удалил.
Недоумение сменилось растерянностью. Чтобы кто-то настолько ликовал из-за чужих снимков… Неужели творчество из моего прошлого способно вызвать восхищение? Я вспомнил мёртвых классиков, романы которых остались в истории. Конечно, наши произведения были не похожи как небо и земля, но что-то их всё же связывало. Сила, данная мне, раньше не пропадала впустую. Она была вложена пускай и в маленькое для человечества, но безмерно крупное для одного человека дело.
– У неё есть название?
– Вроде бы, нет. Ты не давал.
– Я хочу посмотреть поближе.
Опра вынесла фотографию и показала черепаху, заговорив с безудержным трепетом:
– Чудесная, не правда ли? Расслабленная, одухотворённая, как монах на Востоке. В ней инь и ян, чёрное и белое, тьма и свет!
– Как патетично.
– Ты тоже это видишь? Да конечно видишь! Ты же фоткал! – опомнилась Опра. – Не все снимки были такими крутыми. Некоторые мне вообще не нравились, но этот…
Зелёная черепаха отдыхала на берегу, подставив под солнце панцирь с белыми пятнами. Возле передних ластов ползал мелкий крабик, переносящий кусочек водоросли. Позади набегала пенистая волна, так и норовящая лизнуть клешни. Я потёр фотографию там, где животное обтягивала кожа, и словно по-настоящему ощутил, насколько она была сухой и жёсткой. Голова напоминала ком сморщенного пергамента, а глаза, в которых отражалась ракушка, облепленная песком, походили на тёмные ягоды.
Вызывающий отклик снимок сперва подействовал на сердце, а уже затем до меня дошло, что он мой. Только мой. Хоть гладкий лист и принадлежал Опре, я мог, не колеблясь, сказать, что являлся автором. Уверенность в сочетании с приливом возбуждения придавала мне сходство с художником, который после длительного затишья был готов вновь орудовать кисточками и писать картины.
– Красивая.
– Не то слово!
– Ты больше никакие фотки не сохранила?
– Хм. Не знаю, – помедлила Опра и потёрла лоб. – Разве они не остались у тебя?
– Так уж вышло, что нет. Иначе бы я не спрашивал.
– Я покопаюсь в папках, если хочешь.
– Обязательно покопайся, – попросил я. – Ладно, мне пора.
Она погрустнела и, закусив губу, протяжно выдохнула.
– Мы ещё увидимся?
– Конечно, город маленький.
– Не такой уж он и маленький, да? – Опра взглянула
