— Вот что, Варюша, — сказал Ярышкин. — Отсюда — ни шагу, поняла? Нам надо идти, дорога каждая минута, вот-вот пойдет эшелон. Сделаем дело и вернемся за вами.
Партизаны ушли в темноту, Варя осталась возле раненого. Накинув на голову плащ-палатку, она включила электрический фонарик, вспорола ножом обе штанины Вяткина и увидела, что одна пуля прошла навылет, другая, как видно, застряла в кости, раздробив ее. Варя достала из сумки шприц, противостолбнячную сыворотку, йод, бинты и вату.
Закончив перевязку, она погасила фонарик и выглянула из-под еловых веток. Кругом было тихо и, казалось, стало еще темней. С неба сыпался редкий снежок. Промокшая одежда залубенела, и у Вари от холода зуб на зуб не попадал. Но она подумала, что Вяткину, который потерял много крови, сейчас холоднее, чем ей, и укрыла его своей плащ-палаткой.
В это время до нее явственно донесся перестук колес. Сердце заколотилось часто-часто: эшелон! Успел ли Ярышкин подложить взрывчатку?
Поезд все ближе, ближе. Состав длинный, тяжелый; даже здесь, в полукилометре от железной дороги, чувствуется, как вздрагивает под ним земля.
Наконец взрыв! А за ним еще несколько мощных взрывов; должно быть, это рвутся боеприпасы в вагонах. Как только земля не расколется!
Буйная радость охватила Варю. По вскоре новая тревога: едва смолкли взрывы — послышалась стрельба, ветер донес обрывки немецких команд. Всей душой надеялась Варя, что партизаны успели отойти от железной дороги, что вражеским нулям их не достать.
«А немцы пусть теперь стреляют и орут сколько влезет, — думала она. — Наши вот-вот будут здесь».
Она уложила санитарную сумку и даже повесила ее через плечо, чтобы без задержки отправиться в обратный путь по первому знаку.
Шли долгие томительные минуты — никто не появлялся. Где же ребята? Неужели их обнаружили? А вдруг убили?! Или в суматохе они забыли, под какой елкой ее оставили, и теперь ищут в лесу?
Варя вылезла из-под елки, принялась ходить вокруг нее кругами, до рези в глазах всматриваясь в предутреннюю мглу.
Вдруг Вяткин закричал:
— Эй, друг! Вытащи ты меня из этого погреба! Замерзаю!
Варя бросилась под елку, села возле Вяткина, прижала ладонь к его губам:
— Ш-ш…
Немного погодя он принялся метаться:
— Жарко… Потушите костер! Жарко…
— Ш-ш, тихо, миленький, тихо, потерпи немного, — шептала Варя. — Сейчас наши придут, и все будет хорошо… Ш-ш…
Но надежда на то, что все будет хорошо, таяла, словно комок снега в кулаке. Вот уж и солнце встало, и стрельба у дороги утихла — никто не приходил.
* * *
Все получилось не так, как ожидал Ярышкин, когда, оставив Варю и Вяткина под елью, уходил с подрывниками к железной дороге.
Поначалу, благополучно обойдя немецкие посты, партизаны подползли к железнодорожной линии, быстро и надежно заложили взрывчатку. Конечно, можно было бы сразу уйти обратно, но хотелось своими глазами увидеть, как полетит под откос вражеский эшелон.
Когда же после взрыва стали отходить, откуда-то сбоку застрочил пулемет. Пришлось залечь за пнями. Но тут затрещали автоматы, показались немцы.
— Хотят нас от леса отрезать! — крикнул Ярышкин. — За мной, ребята, быстро!
Короткими перебежками, прячась за пнями, партизаны отошли к лесу, потом долго бежали, петляя между деревьями, пока не оторвались от погони. Остановились на краю лесной поляны, перевели дух.
— Ушли, слава богу! — сказал Никитчук.
— Уйти-то ушли, да только… — Ярышкин на миг запнулся и продолжал твердым голосом: — Да только придется нам, братцы, вернуться.
Партизаны недоуменно переглянулись:
— Вернуться? Это еще зачем?
— А про Варю с Вяткиным забыли? — спросил Ярышкин.
— Почему забыли? Не забыли. Сделаем круг и выйдем к ним со стороны леса.
— Оно бы так, да вдруг немцы нас опередят? — возразил Ярышкин. — Ведь они теперь весь лес вдоль вырубки прочешут. Если следы не припорошило снегом, они их прямиком к той елке приведут. Так что надо нам, братцы, вернуться и пострелять для шуму. Пускай немцы погоняются за нами по лесу.
* * *
В очередной раз раздвинув еловые ветки и выглянув наружу, Варя едва не вскрикнула от радости: за дальними деревьями она увидела людей!
Но что это? Почему их так много?
Немцы!
Прежде чем Варя поняла это, рука сама потянулась к автомату.
Немцы прочесывали лес. Они шли медленно, перекликаясь между собой, и, чтобы придать себе храбрости, постреливали из автоматов.
Варя решила подпустить их поближе, а уже потом открыть огонь. Ясно: они идут по следам, которые партизаны оставили ночью. Даже, если ночные следы припорошило снегом, то те, которые она сама недавно натоптала вокруг елки, видны отчетливо, и через несколько минут вон тот долговязый немец, что идет прямо на елку, увидит свежие следы. Ну что ж, ее гибель неизбежна, зато она успеет убить несколько фашистов.
Варя осторожно просунула ствол автомата между ветками, но тут она вспомнила про Вяткина. Господи, да с ним-то что же будет?! Сама она не дастся живой, последние пули прибережет для себя. А он? На какие муки оставит она его?
Так, может, не стрелять покуда, не обнаруживать себя? Вдруг случится чудо — долговязый пройдет стороной, не заметит ее следов? Только бы Вяткин не застонал сейчас, не крикнул!..
Стиснув зубы, девушка приказала себе: ждать до последнего!
Нет, напрасно надеялась Варя на чудо: долговязый шел, никуда не сворачивая, прямо на нее. В какой-то миг ей даже показалось, что их глаза встретились. Она невольно зажмурилась и перестала дышать.
Внезапно откуда-то сбоку послышались длинные автоматные очереди.
Долговязый немец дернулся, как будто ужаленный, закричал, замахал руками.
Остальные немцы тоже закричали, офицер что-то скомандовал, и солдаты кинулись в ту сторону, откуда раздавались автоматные очереди. Вскоре фашисты скрылись за деревьями, затих топот их ног.
В это время застонал Вяткин.
Варя подсела к нему. Автомат она держала на коленях и настороженно прислушивалась: немцы могли вернуться каждую минуту.
Вяткин метался в бреду. Варя сидела рядом с ним, держала ладонь у него на лбу. Зная, что он все равно ее не слышит, монотонно повторяла:
— Потерпи, миленький… Потерпи, миленький…
— Пить! Пить! — то и дело просил раненый.
Варя снимала с еловых ветвей комочки снега, прикладывала к его пересохшим губам. Он ненадолго успокаивался.
Время приближалось к полудню, и Варя в отчаянии думала, что раз никто из ребят до сих пор не пришел за ней — значит, они погибли все до единого!
«Что же делать? Что же мне теперь делать?» — снова и снова спрашивала она себя, хотя ясно понимала, что ее положение безвыходно. Уйти, бросив Вяткина, она не может, унести его ей не под силу. Да и куда его нести? Через лес шли ночью, обратной дороги она не найдет…
— Потерпи, миленький… Потерпи…
И тут послышались чьи-то крадущиеся шаги.
Варя вздрогнула, схватилась за автомат. Она поглядела сквозь еловые ветки и вскрикнула:
— Ярышкин!
— Тс-с… — Ярышкин приложил палец к губам. — Орлов, Трошин, берите Вяткина. Да побыстрее!
Варя вылезла из-под елки.
— Заждалась? — спросил Ярышкин.
Варя хотела ответить, но вдруг уткнулась лицом в плечо Ярышкина и горько заплакала.
Ее ушанка упала на снег. Ярышкин растерянно провел ладонью по ее волосам, подумал с острой жалостью:
«Совсем еще девчонка, небось не старше моей Катьки».
— Ну, будет, будет, Варюша, — шепнул он. — Перестань, немцы услышат. По пятам за нами гонятся, надо скорее уходить.
Варя всхлипнула в последний раз, потом крепко ладонями вытерла слезы и оглянулась на Вяткина, которого укладывали на плащ-палатку.
— Пошли, ребята, — сказал Ярышкин, и партизаны скорым шагом двинулись в глубь леса.
1972
Леонид Емельянов
ДУХОВОЙ ОРКЕСТР
Прозвенел звонок, и на школьный двор шумной гурьбой высыпали ребята.
Несколько мальчишек, бросив портфели у забора, с криком и смехом принялись гонять смерзшийся ком земли.
Девочки, опасливо косясь на «футболистов», торопливо перебегают через двор и исчезают за калиткой. А мальчишки все громче кричат, все больше входят в азарт, ком перелетает с одного конца двора в другой.
Вдруг — дзинь! — из окна первого этажа со звоном посыпались стекла. В первую минуту ребята опешили, но тут же расхватали свои портфели и кинулись со двора — только их и видели…
Наутро всех восьмерых вызвал директор школы Василий Григорьевич.
— Ну что, герои, будем и дальше безобразничать или, может быть, за ум возьмемся? — грозно спросил директор, когда ребята вошли в его кабинет и робко остановились у двери. — Отвечайте, я вас спрашиваю!
