Эстатэ.
— Что и говорить, — начал он, — революция, конечно, была необходима… Свержение царя — тоже дело великое… Но согласитесь, что сейчас в нашей стране царит ужасный хаос. У нас множество политических партий, которые занимаются только распрями и грызней, рвут друг друга на части.
Джибо, ничего не смысливший в политике, заговорил о том, что больше всего волновало его.
— Совершенно правильно, — поддержал он брата. — Правительство наше занято организацией каких-то партийных отрядов, какой-то своей гвардии, а создание единой регулярной армии тормозится, военные силы распыляются, настоящих солдат у нас нет.
— Бесспорно! — воскликнул Платон и направился в кабинет Эстатэ.
Здесь он снял со стены висевший в чехле карабин — подарок Джибо, вынул затвор и посмотрел на свет в ствол. За Платоном вошли в кабинет и другие гости. Джибо тоже стал разглядывать карабин.
— Не чистишь? — с упреком заметил он брату.
— Да никак вот не могу достать ружейного масла… Может быть, пришлешь мне?
— Ну, начнется теперь возня с оружием! — недовольно вздохнула Вардо.
Платон засмеялся, поцеловал ей руку и шутливо пояснил:
— Сами видите, в каком мы положении. Турки подходят к нашим границам, изнутри готовятся взорвать нас большевики — как же тут не браться за оружие?!
Легкомысленный тон Платона вновь задел за живое Мито, но на этот раз он решил промолчать, Платону ответил Эстатэ, в голосе его явно чувствовалось беспокойство:
— Никак не удается обуздать этих большевиков! Ни арестами, ни высылками, никакими другими мерами!
В разговор опять вмешался Джибо.
— Между прочим, — сказал он, — сегодня ночью в Тифлисе ожидаются большие события. Ничего не слыхали?..
— Какие события? — всполошились супруги Макашвили.
— Разоружение большевиков, которые засели в саперных казармах и в арсенале, — ответил капитан и посоветовал солдатам поспешить в бригаду.
Платон недружелюбно взглянул на Мито и сказал молодым людям так, чтобы услышал и капитан:
— Если ваша бригада состоит из добровольцев, подобных этому юноше, то прямо скажу — победы не ждите. Сей молодой человек — законченный большевик и безусловно цельная натура. Я не сомневаюсь, что в случае чего он не остановится даже перед тем, чтобы сбрасывать бомбы на столицу своей родины.
— Да, если в Грузии победит контрреволюция, то мы будем бороться с нею и бомбами, — решительно заявил Мито.
Супруги Макашвили испуганно переглянулись и уже не стали приглашать Корнелия и его друзей остаться на ужин.
3
Гости собрались уходить. Корнелий был огорчен: ему не удалось сегодня остаться наедине с Нино. Девушка как будто угадала причину его огорчения.
— Корнелий, — обратилась она к нему, — не хотите заглянуть в свою комнату?
Нино не была искушена в тонкости уловок влюбленных, и ей казалось, что сейчас она нашла хороший повод для того, чтобы побыть с Корнелием с глазу на глаз.
Джибо и Платон ушли. Корнелий же, попросив товарищей подождать его несколько минут, прошел с Нино в свою комнату.
— Прощай, мой уютный уголок! Прощай, моя беспечная жизнь!
— Корнелий, вы говорите так, будто уже не рассчитываете вернуться, — с грустью заметила девушка.
— Да… Кто знает, что может случиться… когда один стоишь в карауле на пустыре, ночью… Бандиты там у нас совсем обнаглели. Уже было несколько случаев убийства часовых…
— Господи! — вздохнула девушка. — Как это страшно! Вы, Корнелий, очень изменились. Вид у вас стал такой хмурый…
— В армии и на войне быть мягким, быть голубком, не годится. Там нужны люди с орлиными когтями, грубые, даже беспощадные и жестокие, — сказал он с такой уверенностью, будто прошел уже через ураган войны.
Он перебрал свои книги и отложил «Саламбо» Флобера, чтобы взять в казарму. Потом выпрямился и пристально посмотрел на Нино. Вокруг было тихо. Только из нижнего этажа доносились грустные звуки рояля. И вдруг ему представилось, что он находится не в городе, не в большом, трехэтажном доме, а в океане, на палубе «Титаника», который вот-вот под звуки траурного марша погрузится в морскую бездну…
На улице уже стемнело. Друзья Корнелия, оставшиеся в гостиной, сидели молча. Он же, будто и впрямь перед катастрофой, с пафосом обреченного говорил:
— Как знать, Нино, возможно, и вам придется пойти на войну. Будете на поле битвы перевязывать раны… Вы, такая светлая, такая чистая, святая, с красным крестом на груди…
Нино вглядывалась в грустное лицо Корнелия. Ей стало жаль его. Корнелий заметил это.
— Нино! — прошептал он и, бросившись к девушке, поцеловал ее.
Из гостиной раздался голос Вардо:
— Нино! Поторопи Корнелия. Товарищи ждут его.
ТРИСТА ТРЕТЬЯ ВЕРСТА
Путь войск, едущих с фронта, лежал через Тифлис. Правительство соединило Карсскую железную дорогу с Бакинской на триста третьей версте. Таким образом, солдаты не должны были попасть в Тифлис.
Из доклада полковника Ахметелашвили
1
Выйдя из автомобиля, остановившегося перед дворцом, генерал Георгий Азизашвили поднялся по лестнице и направился к кабинету председателя Закавказского комиссариата Евгения Гегечкори. Генерал был коренастый, среднего роста человек с темным, широким, скуластым, гладко выбритым лицом и длинными, низко свисавшими усами.
Тридцать лет прослужил генерал Азизашвили в армии, участвовал в мировой войне, был ранен под Варшавой в левую руку, которая теперь высохла и неподвижно висела в рукаве френча. Генерал только недавно возвратился на родину. Назревавшие здесь военные события заставили его встрепенуться, как старого строевого коня, услышавшего звуки своего полкового марша.
Азизашвили вошел в кабинет Гегечкори. Председатель правительства привстал, поклонился генералу и, стараясь не выдать свое волнение, с улыбкой пожал ему руку. В это же время в кабинете появился высокий, худой человек с черной бородкой, Ной Рамишвили. Он тоже приветствовал генерала.
— С нетерпением ждем вас, генерал. Рады вас видеть, — мягко начал Гегечкори.
— Чем могу служить, господин председатель?
— Родина нуждается в вас, — сказал Гегечкори и тут же задал вопрос: — Скажите, генерал, сможете ли вы с имеющимися у вас в настоящее время силами спасти Тифлис от грозящей ему опасности?..
Азизашвили несколько смутился:
— Господин председатель, вам хорошо известно, что формирование грузинской регулярной армии идет крайне медленно. Но, конечно, даже с теми силами, которыми мы сейчас располагаем, я постараюсь принять все меры…
Он не успел договорить, как Рамишвили вскочил, сунул руки в карманы и нервно заходил по комнате. Вдруг он остановился и круто повернулся к Азизашвили:
— Да, да, все меры. Мы должны в корне покончить здесь у нас с большевизмом!
Гегечкори коротко обрисовал создавшееся положение:
— Как вам известно, мы стоим, с одной стороны, перед опасностью большевистского переворота, с другой стороны, к нашим границам подходят турки, чтобы овладеть Закавказьем. Теперь ко всему этому прибавилась еще одна опасность. На триста третьей версте собралось
