Добравшись домой на последнем автобусе, паркетчик положил перед женой корявую записку.
Ей следовало явиться по адресу, нацарапанному Васькой на обрывке элитных обоев, представиться массажисткой районной поликлиники и провести хозяйке квартиры десять сеансов общего массажа. Бесплатно. Вроде как очередь подошла на эту процедуру.
— Бесплатно? — заартачилась Зинка.
— Дура, это ей бесплатно, тебе стольник достанется, если всё сделаешь правильно.
— Да что ж я могу сделать неправильно, если массаж уже двенадцать лет делаю?
— Тебе проговориться нельзя. Чтобы даже нигде не промелькнуло, что массаж заказной.
Зинка поехала по адресу на Орловку, в старые хрущобы. Квартира оказалась в вонючем подъезде на первом этаже, со старой обшарпанной дверью, обитой коричневым, лопнувшем по центру дерматином. Её открыла пожилая женщина с остатками химической завивки на голове, в самодельном фартуке, слепленном из нескольких кусков защитной ткани. Она трогательно удивилась, узнав, что поликлиника вспомнила про неё. Всю процедуру рот у неё не закрывался. Зинка узнала, что у женщины две взрослые дочки, учатся в институтах. Обе платно. Муж — бывший военный, изо всех сил подрабатывает, чтобы оплатить учёбу. Денег в семье не хватает. Девчонки носят по очереди одни сапоги. На вторые она деньги ещё не насобирала. Экономия везде, а мужу после тяжёлой работы надо восстанавливать силы. Нужно мясо.
— Вот сегодня вымя готовила. Но не знаю, может, у него аппетита не будет. Мой Степан Григорьевич такой деликатный, никогда не скажет, что я невкусно приготовила. Понимает, что у нас денежные трудности.
Зинка смотрела на её бумазейный халат, висящий на спинке стула, на котором ясно были обозначены аккуратно сделанные латки, старенькое бельё, давно потерявшее первоначальный цвет от долгих стирок, и пыталась угадать: кем же приходится эта уставшая от жизни женщина успешному бизнесмену-полковнику, который строит для любовницы уютное гнёздышко.
Дома с порога спросила у Васьки:
— А как зовут твоего заказчика, которому ты паркет кладёшь?
— Степан Григорьевич.
— Вот кобель драный! Жена из сил выбивается, дочки одни сапоги на двоих имеют, квартира без ремонта, латки на халате, вымя — главный продукт на обед. А он квартиру строит, ни сном, ни духом…
— Молчи, дура. Мужик он классный. Дочки учатся за его деньги, заботится о здоровье жены! Видишь, массаж заказал. Квартира — его заслуга, значит.
Зинка ушла к себе в комнату. Поплакала немножко и долго не могла уснуть.
Cреди ночи её поднял телефонный звонок. Васька с вечера затележился, употребив бутылку бормотухи, спал как убитый. Она сняла трубку и услышала взволнованный мужской голос.
— Ваську зови!
— Спит он. А кто это?
— Буди его. Скажи, что Полковник требует.
Зинка едва растолкала мужа, который только и сказал в трубку:
— Счас приеду.
— Куда ж ты поедешь? Три часа ночи.
— Молчи, дура, значит, надо.
Вызвали такси, и Васька вернулся только утром с очень скорбным лицом.
— Прикинь, вхожу в его хату, и — полный абзац! Окон нет, джакузи нет, дверей нет. Мой паркет разобрали и вывезли. А посредине — кучка грязного тряпья: трусы и стоптанные носки с запиской «Козёл!».
— Да, приключение, — злорадно усмехнулась Зинка. Хотела добавить: «Так ему и надо». Но вовремя сдержалась.
— Это его баба устроила, Геля. Полковник отказался оформить квартиру на неё, сказал: «Сначала так поживём». И ведь что удумала, сука, он ведь и в милицию заявить не может, всё откроется про двойную жизнь. Что лыбишься, дура, расчёта ведь нет. Не оплатит мою работу!
Три дня Васька пил, встречался с Полковником, потом тот отключил телефон и пропал. Васька набухал злобой. Испуганная Зинка уехала к маме в деревню, чтобы переждать взрывоопасное состояние мужа. А он по вечерам кружил вокруг дома, где в одной из квартир укладывал особенный паркет, надеясь, что его работа станет визитной карточкой для ладных заказов, на которых он прослывёт самым лучшим из лучших. Там, во дворе, он и обнаружил, что Гелин хахаль живёт неподалёку и ходит мимо дома Полковника в одно и то же время. И в Васькиной пьяной голове созрела мысль о том, что этот прыщ и есть главный виновник провалившегося проекта продвижения в лучшие паркетчики. Васька созвонился с товарищем по сидке, который за дозу наркоты согласился участвовать в наказании — за очищенную квартиру, за поруганную честь Полковника и за крушение Васькиных надежд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На вопросы следователя виноватые отвечали без «задних мыслей», напрашиваясь на серьёзную статью.
— Часы у него — не настоящие, а китайское фуфло. А шмотки — заметные. Мы не жиганим, такие шмотки не для нас.
— А куда же дели краденое? — допытывался следователь.
— Скинули в бак мусорный, чтоб не опортачиться от голубка.
— А туфли почему не «скинули»?
Отвечать было нечего. Следователь пугнул, что заведёт в камеру с характеристикой опоганенных, — и дело пошло быстрее. Через час у него на столе лежали чистосердечные признания и замусоленный пропуск пострадавшего — Юрия Антоновича Латуна, стилиста, работающего в фирме «Карамели».
Оперуполномоченный Негегля позвонил в «Карамели» и убедился, что сотрудника Латуна модная фирма устала ждать из самовольного отпуска и всем коллективом съехала на фотосессию в далёкие края.
— Приедут через две недели, а, может, и три, — охотно сообщила вахтёрша, единственная живая душа, которую не взяли с собой на выездную работу.
Негегля сделал ещё один звонок — гражданке Шиян, о том, что её подопечный имеет ФИО: Юрий Антонович Латун. Ему показалось, что сообщение гражданка Шиян приняла без радости. Ничего не сказала в ответ. Даже спасибо. И про туфли не спросила.
19. Другой дом
В небольшой комнатке на втором этаже, куда вели очень крутые ступени, Маруся увидела железную кровать с кованой спинкой, окрашенной в синий цвет. Здесь это железное старьё выглядело как-то по-особому, без допотопности, и не вызывало чувства «лишней мебели». Милое лоскутное одеяло, подушки с необычными гафтоваными наволочками. Наверное, на такой кровати спала бабушка Красной Шапочки. Стены, обшитые выбеленной вагонкой, были украшены детскими рисунками и фотографиями. В комнате стоял пряный запах засушенных букетиков цветов и трав. Они выглядывали из обувных коробок со смешными надписями, сделанными разноцветными фломастерами, — «кошкина трава», «банькины забавы», «комариный ужас», «весёлые животики».
«Вот какие бывают замечательные комнаты», — подумала Маруся, удивляясь необычным занавескам с гусями на крохотном окошке, самодельной люстре под низким потолком и маленькой скамеечке, раскрашенной под какое-то фантастическое животное.
В дверь тихонько постучали — в комнату зашла тётя Женя со стопкой белья.
— Это Юркина комната. Надо тут кое-что поправить, сделать её аскетичнее.
Она стала натягивать на подушки клетчатые наволочки. Суетилась возле засушенных цветов, складывая их в одну коробку.
— Я бойлер включила. Здесь, рядышком с тобой, душевая. Ты какой размер носишь?
— 62. А вам зачем?
— Пока мыться будешь — я тебе из марлёвки ночнушку придумаю.
— ?
— Ну, спать же надо в чем-то. Не в сарафане этом. — Она осмотрела Машу со всех сторон и покачала головой:
— Это ж надо, какую одежду шьют. Проймы плохие, горловина на такой размер по-другому кроится. Тут вот можно вытачку углубить и в боках тебе широко. Не твой это размер 62.
— Да я не заморачиваюсь. У нас в бухгалтерии никто меня не разглядывает, сижу за столом, загороженная компьютером. Никому до меня дела нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Уверяю: разглядывают и ставят диагнозы. Ну, это мы поправим. У Юрки, кстати, идеальный вкус. Если хочешь ему нравиться — надо меняться. Я ещё загляну к тебе.
В маленьком пространстве душевой кабинки Маше удалось осторожно развернуться и оглядеться. Ей представлялась космическая станция с фантастической капсулой перемещения во времени: никелированная стойка, кнопки; свет, радио, освещение, три фляжки импортного шампуня, чудесное мыло с изысканным запахом, отечественный оливковый гель, который оказался намного лучше, чем о нём думали. Впрочем, радио не работало, и свет — только в одном режиме.
