— Ани вернулась, — взбудораженно рассказывала она позже, за завтраком на двоих в малой столовой, — представляешь? Еще вчера. На телефоне шестнадцать вызовов от сестер. Я уже со всеми успела поговорить. Эх, а увижу только послезавтра. Наконец-то все дома!
Завтрак на двоих был очень условным — через широкую каменную арку из большого зала за ними ненавязчиво следили фрейлины Полли во главе с Сениной, периодически заходили слуги, меняя блюда. За узкими окнами тусклым светом серело утро — где-то внизу уже кипела столица, люди спешили на работу.
— Уже хочешь в Иоаннесбург? — поинтересовался Бермонт, намазывая на хрустящий тост желтоватое сливочное масло.
— Хочу, — смущенно призналась она после паузы. — И с тобой побыть тоже хочу, — она помялась. — Отпустишь меня на пару часов с Ангелиной поболтать? Демьяааан? — Пол умильно похлопала ресницами, сделала жалобные глаза. — Ну пожааалуйста…
Его величество усмехнулся, взглянул на высокие деревянные часы, стоящие в углу столовой — золотистый маятник под стеклом с мягким стуком ходил туда-сюда.
— На час, Пол, — мягко сказал он. — Потом нам нужно будет в храм, а мы один раз уже перенесли. Хватит времени? Я провожу тебя к телепорту.
— Хватит, — кивнула она радостно. — Буду минута в минуту! — клятвенно пообещала принцесса и с утроенной скоростью принялась за уничтожение завтрака.
Вернувшаяся в родной дворец принцесса молнией пронеслась по коридору Семейного крыла, распахнула двери Ангелининых покоев, растормошила ее, спящую, кутающуюся в несколько одеял, затискала и зацеловала. Старшая сестричка, кажется, была даже немного оглушена ее напором — сонно улыбалась и переплетала длинные светлые косы. Полина, тараторя и ежеминутно поглядывая на часы, рассказывала, что случилось с ней, лезла обниматься, пыталась гладить выскочившего на шум щенка тер-сели, восхищалась тем, какой красивой сестра снова стала, задавала тысячу вопросов — и умчалась так же быстро и шумно, как пришла, пообещав от двери, что когда вернется, то тогда уже наболтаются всласть.
Ани некоторое время полежала еще в кровати, соображая, чем ей сейчас заняться. Все родные разбежались по делам — Вася оставалась в поместье, Алинка и Каролина ушли на учебу, Марина — на работу. Заставила себя встать, причесаться, умыться и позавтракать со Святославом Федоровичем, который глядел на нее со странной раздражающей тревогой и спокойно рассказывал о том, чем занимается.
— Отец, — вспомнила Ани, допивая чай, — а ты не знаешь, как дела у Валентины с детьми?
Святослав растерянно моргнул и нахмурился — не сразу сообразил, что речь идет об их соседке в Орешнике.
— Дочка, — сказал он неловко, — я давно им не звонил. Совсем забыл, представляешь? Ох, как стыдно… надо связаться с ними, узнать, может нужно что.
Он покачал головой, стиснул зубы.
— Я позвоню, — проговорила Ангелина успокаивающе. — Может, навещу ее. Хочу увидеть.
— Я с тобой поеду, — тяжело произнес отец. — Как же я так забыл, а? Столько они для нас сделали, а я уехал и даже не поинтересовался, как они живут. Валя в больнице же была, я даже не знаю, что с ней. Полтора месяца ни слуху, ни духу, что они о нас подумают?
Он замолчал — на скулах выступили красные пятна. Но Ани не стала его больше успокаивать. Получилось действительно очень некрасиво и недостойно.
После завтрака она пыталась дозвониться до Валентины — но телефон молчал, будто линия была отключена. После долго стояла у окна, любуясь на прихваченный снежком парк и закутавшись в плед — после жарких Песков она вдруг начала мерзнуть здесь. Перебирала в голове воспоминания, думала, что делать теперь.
И внезапно разозлилась на свое вялое состояние и растерянность. Дела найдутся, вернется Василина, обсудит, решит, за что приняться. А пока нужно обустраиваться заново, снова обретать почву под ногами.
Вызвала горничную, распорядилась подать машину для поездки по магазинам. Но сначала — прислать к ней парикмахера. Чтобы обрезать волосы до привычной длины — чуть ниже плеч. И, жестко остановив вздохи мастера, попытавшейся уговорить ее не отрезать такую красоту, сдержанно наблюдала, как падают на пол длинные светлые пряди и чувствовала, как легко становится ей. А то, что царапает внутри — скоро заживет. И не такое заживало.
В это же время далеко в Бермонте полковник Хиль Свенсен подъехал к воротам Обители Синей Богини. Он сообщил государю, что ему нужен отгул на несколько дней. Демьян не спросил, зачем, только коротко пожелал: «Удачи».
Личная удача полковника зависела от решения женщины, решившей похоронить себя в Обители.
Следов на тонком снегу у ворот было мало — видимо, в зимний сезон поток желающих отречься от мира или найти свою судьбу резко сокращался. Тяжелые, будто мятые ударами снаружи ворота были покрыты иголочками изморози, с озера, где они купались почти месяц назад, тянуло холодком. А он сидел в своей высокой машине и пытался заставить себя открыть дверь.
Он приехал раньше, чем обещал. Не смог больше выносить неизвестности, ждать, гадать, выйдет ли она. Нужно было забирать ее сразу, решить за нее, и все. Если женщине дать опомниться, дать подумать — она может прийти к совершенно неожиданным выводам.
Полковник все это время обустраивал свой холостяцкий дом в пригороде Ренсинфорса с одержимостью, несвойственной ему ранее. Поменял кровать в своей спальне — на широкую, удобную, подумав, решил обустроить еще одну спальню. Если она не согласится жить с ним сразу как жена. Пусть только приедет, пусть только зайдет в его дом хозяйкой. А дальше он справится.
Он выбирал занавески, скатерти и постельное белье, вспоминая, какие цвета она любила и ткани — мягкие, светлые, льняные, — закупался посудой, приобретал драгоценности — десятки украшений, россыпи жемчугов и бриллиантов. Все для нее. И заставлял себя не думать о том, что он будет делать, если она откажется.
Снег похрустывал под ногами, пока он шел к воротам. Постучал тяжелым молоточком — звук вышел гулкий, звонкий, тяжелый. И стал ждать.
— Я за Тарьей, — сказал он матушке-настоятельнице, выглянувшей в маленькое окошко в воротах. — Позовите ее.
— Я спрошу, — мягко произнесла настоятельница, — хочет ли она поговорить с вами.
— Не надо спрашивать, — прорычал Свенсен. — Скажите, что я приехал, чтобы забрать ее домой. Если она не выйдет, клянусь Лесным Хозяином, я зайду за ней сам.
Матушка покачала головой, улыбнулась сочувственно и закрыла окошко. Сколько их, таких же, нетерпеливых и отчаявшихся, приходило сюда, сколько грозились сломать ворота, сколько пытались проникнуть через стену. Но Синяя Богиня хорошо защищала тех, кто искал у нее крова. Никому это не удавалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
