аккомпанируя себе, грубо фальшивя, повторяла бесконечные гаммы.
Сегодня, как никогда, Корнелию хотелось посоветовать ей не мучить своей музыкой ни себя, ни других.
На стуле у изголовья Корнелия лежали книги, журналы. Чтение, как это подметил сам Корнелий, не только углубляло его знания, расширяло кругозор, но и оттачивало его писательское мастерство, рождало темы для рассказов. Как только в голове его появлялась интересная мысль, он, пользуясь анатомическим атласом, как пюпитром, делал карандашом наброски, заметки. Иногда он просиживал так целые ночи. Недавно в одну из таких ночей он написал рассказ, который пока никому не показывал.
Из книг, прочитанных Корнелием за последнее время, огромное впечатление на него произвела «Исповедь» Толстого. Поражало, с каким откровением обнажал великий писатель в этом произведении свою душу, раскрывал свое «я», настойчиво доискиваясь жизненной правды, истинного назначения человека на земле…
…Музыка вдруг умолкла, вслед за тем раздался стук в дверь, и в комнату вошел высокий, худой человек, в черной кожаной тужурке и сапогах. Приглядевшись к нему, Корнелий отложил раскрытую книгу.
— Вано! — радостно крикнул он.
Махатадзе приблизился к нему, нагнулся и поцеловал.
— Откуда ты? — радостно воскликнул Корнелий. — Ты всегда появляешься как-то неожиданно и так же неожиданно исчезаешь.
Вано улыбнулся. Присев около кровати Корнелия, он снял мокрую кепку, отряхнул ее и положил на письменный стол. Потом пригладил рукой торчащие петушком, заметно поредевшие за последнее время светло-русые волосы. На лбу у него образовались две глубокие залысины, от чего лоб казался еще шире.
Нетерпеливым движением руки он поправил намокший воротник тужурки и, подавшись вперед, оперся правой рукой о стол.
— Мито рассказал мне, как ты был ранен. Но я так и не понял, что, собственно говоря, произошло. Говорят, из-за какой-то женщины? Очень плохо, что и Мито оказался с вами…
Корнелий рассказал о происшествии в ресторане, о недавнем визите Доментия Меладзе, о споре с ним. Узнав, что Корнелий отказался от предложения Чхиквадзе, Вано одобрительно кивнул головой, Но потом, подумав немного, изменил свое мнение.
— Пожалуй, лучше было бы для дела, если бы ты при свидании с Чхиквадзе проявил себя лояльно настроенным человеком. Теперь твоя квартира будет у них под подозрением. Впрочем, — махнул рукой Вано, — дело поправимо. Чхиквадзе и его друзья, несомненно, еще раз попытаются уговорить тебя… Это очень хорошо. Ты постарайся только, чтобы твое согласие обошлось Чхиквадзе как можно дороже…
Смысла последней фразы Корнелий так и не понял. Он признательно поглядел на друга, который помог ему напечатать в коммунистическом журнале рассказ. С этого дня жизнь его пошла по новому пути.
Просматривая книги, лежавшие на стуле, Вано обратил внимание на рукопись недавно законченного Корнелием рассказа.
— Никак что-то новое? — спросил он, глядя на друга своими ясными светло-голубыми глазами.
— Да, не знаю только, что получилось, — пробормотал Корнелий.
— «Даро», — прочел Вано заглавие рассказа. Затем взял рукопись и не отрываясь дочитал до конца.
Сюжетом для рассказа явилось покушение на убийство генерала Баратова. Все имена действующих лиц автор заменил вымышленными. Рассказ был проникнут революционным духом. В нем живо, трогательно описывалась его встреча с героиней рассказа (это была в действительности Маро Пруидзе) в день покушения, их разговор, воспоминания детства. Автор смело разоблачал связь меньшевиков с южнорусской контрреволюцией.
Образ Даро — Маро Пруидзе — давно уже привлекал Корнелия. Работая над рассказом, он вложил в него всю свою душу, стараясь искупить вынужденное бездействие в те дни, когда его товарищи продолжали вести полную опасности подпольную борьбу.
Новый рассказ Корнелия очень понравился Вано. Профессиональный революционер и прекрасный организатор, Махатадзе уже со школьной скамьи проявлял интерес к литературе, знал и любил ее. В гимназии он посещал собрания литературного кружка. Часто упрекал Корнелия за увлечение декадентством, горячо отстаивал принципы реалистической литературы.
В тот период признанным авторитетом среди литературоведов считался критик-меньшевик, писавший под псевдонимом Д. А-ни. В социал-демократическом журнале «Современная мысль» печатались его критико-литературные очерки об Илье Чавчавадзе, Эгнатэ Ниношвили, Александре Казбеги, Давиде Клдиашвили и других грузинских писателях. Эти очерки возмущали Вано. Прочтя один из них, он, будучи еще в военном училище, написал статью, в которой подверг писания Д. А-ни жестокой критике, и отнес ее в редакцию «Современной мысли».
«Неужели, — писал Махатадзе, — марксист не может сказать об Илье Чавчавадзе ничего, кроме того, что Чавчавадзе был сыном своей эпохи, идеалистом и последователем просветительных идей шестидесятников, что он ратовал не за уничтожение крепостного права, а лишь за его смягчение, проповедовал не непримиримую борьбу с феодализмом, а примирение с ним? Приписывая Илье Чавчавадзе реакционные мечты о реставрации грузинской царской династии, — возмущался Махатадзе, — Д. А-ни оскорбляет память нашего замечательного писателя и публициста».
Вано обвинял Д. А-ни в вульгаризации и фальсификации марксизма.
Однако редакция журнала сочла для себя «неудобным» выступить против постоянного своего сотрудника. Вано Махатадзе ответили, что хотя его статья очень интересна, но опубликовать ее не удастся: редакционный портфель переполнен более злободневным материалом.
Пока Вано читал рассказ, с лица его не сходила улыбка. Он не сомневался, что конец владычества меньшевиков не за горами, и тогда в Грузии начнется большая творческая работа. И он с таким увлечением принялся излагать Корнелию свои планы, словно уже завтра надлежало приступить к претворению их в жизнь.
— Обязательно создадим, — говорил он, — толстый журнал. К участию в нем привлечем всех талантливых писателей, идущих с нами, разделяющих наши идеи. На первых порах важнейшим вопросом литературы станет вопрос о попутчиках. Вот тут-то ты нам и поможешь. Ведь мы пойдем по новому пути. Если до сих пор наша литература питалась главным образом национальными мотивами, то теперь мы должны будем помочь нашим писателям понять задачи новой эпохи, добиваться, чтобы они возможно глубже почувствовали пульс новой жизни, тесную связь национального с интернациональным. Слабым местом современной грузинской литературы является проза. Наши писатели предпочитают почему-то больше внимания уделять поэзии. Это большой недостаток, с которым надо поскорее покончить. Поэзия в Грузии имеет большие исторические традиции, но многие наши поэты, вместо того чтобы двигать ее вперед, топчутся на месте, повторяя давно пройденное…
Вано с увлечением говорил о задачах новой литературы, затем, словно вспомнив что-то, неожиданно умолк и устало откинулся на спинку стула.
2
— Ты знал Аркадия Элбакидзе? — спросил Вано Корнелия после долгого молчания.
— Нет.
— Как же ты писал о нем?
— Мне много рассказывали о нем Маро, ее брат, Мито и Гига.
— А генералов Баратова и Одишелидзе знал?..
— Одишелидзе я знал лично. Кроме того, о нем и Баратове я слышал от Эстатэ Макашвили, от его брата, полковника Джибо, от сенатора Дадвадзе.
— Значит, выслушал и друзей и
