врагов, все учел, все взвесил, — усмехнулся ласково Вано.
— Не знаю, как все это получилось…
— Нет, Корнелий, оба твоих рассказа — и «Годжаспир» и «Даро» — определенно нравятся мне. Это то, что нужно, что читается с пользой. Я очень рад за тебя. Скажу прямо: перед тобой, как писателем, отдающим свой талант народу, открывается широкое поле.
Корнелий сидел бледный от волнения. Ведь сейчас перед ним не просто школьный товарищ Вано, а представитель той партии, которая учит простых людей строить новую, счастливую жизнь, в которой наука и литература займут самое достойное место.
И Корнелий торжественно, словно на исповеди, произнес:
— Я счастлив, что мой писательский труд заслужил именно твое одобрение. То, что я пишу, — все это от души. Ты не знаешь, как я все это переживал. Я на стороне коммунистов, потому что их идеи мне близки, понятны, потому что они ставят перед собой задачу сделать народ свободным и счастливым…
— Погоди, погоди, — остановил его Вано, — разговор у нас с тобой серьезный. Давай вернемся к твоему рассказу.
— Давай… я очень ценю твою критику.
— Там нужно еще кое-что исправить, отшлифовать некоторые детали, — и Махатадзе указал на художественные и идеологические недочеты рассказа. — Так что, Корнелий мой, заодно подправь уж все. Только нужно будет это сделать поскорей, — продолжал Махатадзе. — Дней десять тебе хватит?
— Вполне, я и сам кое-что заметил…
— Ну вот, Корнелий мой, значит, договорились, тогда можно будет рассчитывать, что рассказ напечатают или в газете, или в журнале. Значит, скоро я опять зайду к тебе.
Сегодня, ознакомившись с новым рассказом Корнелия, Вано убедился, что за последнее время автор его идейно вырос, что он со всей искренностью старается приблизиться в мировоззрению большевиков.
Вано забыл, что уже давно собрался уходить. Беседа увлекла его. Он был рад, что Корнелий все решительнее рвет с прошлым.
ПОДГОТОВКА
Стоны и вопли наших голодных матерей и детей заставляют нас, измученных нуждой и голодом, оставить работу.
Из воззвания стачечного комитета 27 марта 1919 года
1
2 мая 1919 года к территории Тифлисского арсенала подали длинный воинский эшелон. Вагоны начали заполняться солдатами английских и индийских воинских частей, занимавших казармы при арсенале. Английское командование направляло свои войска на помощь мусаватистскому правительству в Баку, где ожидалось восстание.
Поглядеть на отъезжавшие иностранные войска спешили любопытные со всего арсенальского района. Больше всего, конечно, набежало детей. Худые, оборванные, но жизнерадостные, они цеплялись за вагоны, заполняли тормозные площадки, откуда их сгоняли солдаты.
Вдоль состава торопливо шел, то и дело приседая, осмотрщик вагонов — высокий худой, смуглый парень в промасленной кожаной тужурке, с небольшим ящиком в левой руке. Молотком с длинной рукояткой он постукивал по колесам и осям вагонов.
Через некоторое время поезд двинулся в сторону станции Навтлуг. Он все набирал скорость, и в тот момент, когда последний вагон оставил за собой выходную стрелку, на ступеньку его вскочил тот же осмотрщик. Еще миг — и он вскарабкался на крышу вагона. У семафора поезд замедлил ход. Воспользовавшись этим, осмотрщик стал кидать в окна вагона пачки листовок. Солдаты подхватывали их и сейчас же начинали читать…
Прокламации были заброшены так быстро и ловко, что английские сержанты не сразу поняли, в чем дело. Пока они очухались, осмотрщик успел спрыгнуть с поезда, подняться на гору и скрыться за холмом, где начиналось Кукийское кладбище.
Прокламации, написанные для английских солдат, набрал и тайно отпечатал по заданию Тифлисского комитета большевиков молодой наборщик типографии Грузинского товарищества Каро Яралов.
На следующий день после описанного происшествия командующий английскими войсками в Закавказье генерал Корн вихрем ворвался в кабинет министра иностранных дел. Швырнув на стол пачку прокламаций, он выразил резкий протест по поводу агитации, ведущейся среди английских солдат.
Этот протест доставил немало хлопот правительству. Пришлось поднять на ноги всех агентов Особого отряда, но ни типографии, ни лиц, печатавших и распространявших прокламации, так и не удалось обнаружить.
2
Вскоре новое, еще более неприятное событие, чем случай с злополучными прокламациями, нарушило покой правительства.
В одной из тифлисских типографий работал метранпаж Шакро Хахуташвили. Это был человек общительный, жизнерадостный, любивший после работы поговорить с товарищами за стаканом вина, в особенности если в компанию попадал его друг Каро Яралов, снискавший славу хорошего гармониста.
Обладая отличным слухом, Каро выучил много песен. Под его проворными пальцами гармоника звучала, словно оркестр. Он одинаково хорошо исполнял и народные песни и отрывки из популярных опер. Музыкальное дарование Каро ценили все его друзья. Его часто приглашали в дома, в рестораны, где он «невзначай» узнавал много интересного для революционера-подпольщика, виделся с нужными ему людьми.
Недавно, повстречавшись на улице с Шакро Хахуташвили, Яралов обратился к нему с просьбой:
— Надо отпечатать одну вещь, и очень срочно.
Шакро задумчиво покрутил черный ус:
— На этот раз сам я не смогу… Попросим Георгадзе или Вадачкория.
— Что ты? — в недоумении посмотрел на него Каро. — Ведь они меньшевики.
— Да, одно время как будто сочувствовали им, мало ли народу меньшевики одурманили, выдавая черное за красное. Ну, а теперь все оборачивается по-другому. Нет, на этих ребят можно положиться.
Подумав, Каро решил лично встретиться с Георгадзе и Вадачкория.
— Знаешь что, — обратился он к Шакро, — устрой у себя вечеринку и пригласи их к себе. Скажи, что гармонист будет. Деньги на угощение я достану. Идет?..
— Идет.
3
Шакро Хахуташвили жил на окраине города, в Нахаловке, населенной преимущественно рабочим людом. На вечеринку собралось человек двенадцать.
После нескольких стаканов вина языки стали развязываться. Хахуташвили завел разговор о последних политических событиях, осуждал правительство, которое совершенно не заботится о рабочих, обрекло их на голод.
Большинство было на стороне Хахуташвили. Поддерживал его и Георгадзе, за которым наблюдал Каро.
— Нужно правде прямо в глаза смотреть, — горячился Георгадзе. — Теперь уже, конечно, никто не сомневается, что меньшевики обманули нас и продолжают обманывать. Какие они наши защитники, если что ни день только и слышим о расправах над рабочими и крестьянами. Чего только не измышляют они, чтобы оправдать свои кровавые дела! Крестьяне восстают. Почему? Каждому ясно — землю требуют. Ной Жордания и Ной Рамишвили все уши нам прожужжали, что крестьяне-де отсталая, темная часть общества, реакционная сила, что они тормозят революцию, отстаивают старые порядки, стремятся отнять у нас, у рабочих, завоеванную нами свободу. Многие из нас потому и в эту Народную гвардию вступили, чтобы с крестьянской контрреволюцией бороться. А потом, когда уже пригляделись, видим, где собака зарыта: просто на руку им раздоры между рабочими и крестьянами, нужно нас
