– И что же случилось? Что изменилось?
– Я могу лишь догадываться. Как-то раз он описал странное поведение воина-паршенди во время охоты на ущельного демона. Вместо того чтобы схватиться за копье, когда появился большепанцирник, этот человек очень подозрительным образом отвел руку в сторону. Это видел только мой отец; подозреваю, он решил, что паршенди собирался призвать осколочный клинок. Паршенди сообразил, что делает, и остановился. Отец об этом больше не упоминал, и я думаю, что просто не хотел привлекать к Расколотым равнинам больше внимания, чем и так уже было привлечено.
Шаллан постучала пальцем по книге:
– Что-то не складывается. Если он был уверен по поводу осколочных клинков, значит видел что-то еще.
– Согласна. Но после его смерти я внимательно изучила договор. Положения о торговых преференциях и двустороннем пересечении границ вполне могли быть первым шагом к тому, чтобы включить паршенди в Алеткар в качестве государства. Безусловно, это предотвратило бы продажу паршендийского осколочного вооружения в другие королевства без того, чтобы сначала предложить их нам. Возможно, он именно этого и добивался.
– Но почему они его убили? – спросила Шаллан и, скрестив руки, направилась к сложенной одежде Ясны. – Может, паршенди поняли, что он замыслил присвоить их осколочные клинки, и нанес ли упреждающий удар?
– Не уверена. – Тон у принцессы был скептический. Интересно, что именно она считала причиной смерти Гавилара от рук убийцы, подосланного паршенди?
Шаллан уже собралась спросить, но поняла, что больше ничего из Ясны не вытянет. Ее наставница хотела, чтобы она думала, совершала открытия и делала выводы сама.
Девушка остановилась возле скамьи. Кошель с духозаклинателем был открыт, шнурки распущены. Внутри – драгоценный артефакт. Подмена будет легким делом. Она потратила значительную часть своих средств, чтобы купить в точности такие же самосветы, как у Ясны, и вставить их в сломанный духозаклинатель. Теперь их было не отличить.
Она все еще не знала, как следует пользоваться фабриалем, даже пыталась расспросить Ясну, но та избегала разговоров о духозаклинателе. Если настаивать, это вызовет подозрения. Шаллан придется как-то иначе раздобыть сведения. Возможно, при помощи Кабзала или из какой-нибудь книги в Паланеуме.
Как бы то ни было, время работало против нее. Шаллан помимо воли потянулась к потайному кошелю и ощупала его, пробежалась пальцами по цепочкам сломанного фабриаля. Ее сердце учащенно забилось. Девушка бросила взгляд на Ясну, но та просто лежала на воде с закрытыми глазами. Что, если она их откроет?
«Не думай об этом! – приказала себе Шаллан. – Просто сделай. Подмени их. Ты ведь так близко…»
– Ты учишься быстрее, чем я предполагала, – внезапно произнесла Ясна.
Шаллан резко повернулась, но глаза принцессы были закрыты.
– Я ошиблась, когда вынесла столь жесткое суждение, основываясь на том, что ты недостаточно хорошо обучена. Я же сама часто говорила, что главное не накопленный запас знаний, а пылкий интерес к науке. С такой целеустремленностью и способностями ты можешь стать уважаемой ученой дамой. Я понимаю, что тебе приходится тратить много времени на поиски ответов, но продолжай. Ты в конце концов во всем разберешься.
Шаллан ненадолго застыла, держа руку в потайном кошеле, и сердце ее безудержно колотилось. Ее замутило. «Я не могу этого сделать. Буреотец, ну что я за дура. Я проделала такой долгий путь… и теперь не могу этого сделать!»
Девушка вытащила руку из кармана и прошагала через всю ванную комнату обратно к своему креслу. Что же она скажет братьям? Неужели теперь ее семья обречена? Она села, отложила книгу и вздохнула, вынудив Ясну открыть глаза. Принцесса посмотрела на нее, потом выпрямилась в воде и жестом приказала подать мыло для волос.
Стиснув зубы, Шаллан встала и принесла наставнице поднос с мылом, присела на краю бассейна и вытянула руку, как могла. Ясна взяла порошкообразное мыло, растерла его в ладонях, превращая в пену, и обеими руками нанесла на свои гладкие черные волосы. Даже обнаженная, Ясна Холин являла собой образец сдержанности и самоконтроля.
– Возможно, в последнее время мы слишком много времени проводим в четырех стенах, – сказала принцесса. – Шаллан, тебя что-то гложет. Ты нервничаешь.
– Я в порядке, – отрезала ученица.
– Хм, да. Твой безупречно благоразумный и спокойный тон это подтверждает. Возможно, нам следует уделять чуть меньше внимания истории, занявшись чем-то более прикладным, более приземленным.
– Вроде естествознания? – Шаллан встрепенулась.
Ясна запрокинула голову. Девушка опустилась на колени на полотенце рядом с бассейном, протянула свободную руку и начала втирать мыло в роскошные локоны своей госпожи.
– Я подумывала о философии, – сказала Ясна.
Шаллан моргнула:
– Философия? Она-то тут при чем?
«Разве философия – не искусство произносить как можно больше слов, ничего при этом не говоря?»
– Философия – важная наука, – сурово проговорила наставница. – Особенно если ты собираешься принять участие в политической жизни двора. Следует разобраться с вопросами морали, и по возможности до того, как окажешься с ними лицом к лицу.
– Да, светлость. Хотя я все равно не понимаю, почему философия более «прикладная», чем история.
– История по определению такова, что ее нельзя испытать на себе. Все, что происходит с тобой, относится к настоящему, а это уже вотчина философии.
– Это просто вопрос терминологии.
– Да, – согласилась Ясна. – А термины обычно зависят от того, как их определяют.
– Возможно, – согласилась Шаллан и отодвинулась, позволяя Ясне опуститься под воду и смыть мыло с волос.
Принцесса начала тереть кожу жестковатой мочалкой.
– Дитя, это был потрясающе банальный ответ. Что случилось с твоим остроумием?
Шаллан глянула на скамью и драгоценный фабриаль. Она прошла долгий путь, но не могла совершить того, что требовалось.
– Светлость, мое остроумие временно отстранено от своих обязанностей, – сказала девушка. – Ожидает приговора от своих коллег – искренности и опрометчивости.
Ясна вопросительно вскинула бровь.
Шаллан, все еще упираясь коленями в полотенце, снова села на пятки.
– Как же вы отличаете правильное от неправильного? Если жрецы вам не указ, то как вы во всем разбираетесь?
– Все зависит от образа мыслей. Что для тебя самое главное?
– Я не знаю. Скажите сами.
– Нет. Если я отвечу, то буду ничем не лучше жрецов, которые навязывают верования.
– Ясна, они не злые.
– Да, они всего лишь попытались покорить весь мир.
Шаллан поджала губы. Война, что уничтожила Иерократию, раздробила воринизм на ордена. Это был неизбежный результат того, что жрецы попытались добиться власти. В обителях должны были обучать морали, а не навязывать ее. Теперь применять силу мог ли только светлоглазые.
