заканчивалось, хотя на греческом острове в Эгейском море трудно было заметить разницу.
Бальтазар не звонил Кендре. Он отправлял ей сообщения через Панайоту. Они всегда были краткими и точными, но Кендра была уверена, что она чувствует нарастающую бурю его гнева из‑за моря.
Она услышала шум вертолета днем через шесть недель после того, как Бальтазар ее покинул. Она лежала, свернувшись клубочком, в своем любимом кресле‑качалке на одной из террас, солнце светило ей в лицо, а на ее коленях была книга из библиотеки.
Кендра почувствовала, как от звука вертолета ее тело словно пронзило электричеством. Она села, зная, что в юности ее нынешняя тюрьма показалась бы ей раем. Можно было просто гулять по уединенному пляжу и читать книги. Раньше она была бы вне себя от радости.
Иногда она забывала о своем островном заточении. И о том, что она беременна от мужчины, который ее ненавидит.
Кендра осталась на месте. Она продолжала смотреть в книгу, даже когда услышала шорох камешков у себя за спиной. Она узнала бы, что это Бальтазар, даже если бы он не издал ни звука. Она чувствовала его присутствие. Ей следовало испугаться, но то, что зарождалось в ее теле, больше походило на возбуждение.
– Как мило ты выглядишь, – раздался у нее за спиной его язвительный и оскорбительный голос. Но при его звуке она оттаяла. – Жаль, что все это ложь.
Кендре захотелось швырнуть ему в голову книгу, которую она читала. Но она сдержалась.
– Как мило, что ты заглянул сюда, Бальтазар, – спокойно сказала она. – Ты ведь знаешь, что беременность продолжается, даже если ты делаешь вид, что это не так.
– Сейчас доктор обустраивает кабинет в одной из гостевых спален. Он проведет твое полное обследование.
– Тюремный лазарет, – весело ответила она. – Я в восторге.
Кендра посмотрела на него и пожалела об этом.
Потому что смотреть на Бальтазара было больно.
Он в точности походил на того, кем он был. Дьявол, один из богатейших людей на планете и ее враг. Жестокий, задумчивый и напряженный, в темном, сшитом на заказ костюме, он олицетворял собой власть над всем Средиземноморьем.
Если бы он не был таким красивым, она, наверное, не чувствовала бы себя брошенной.
Кендра резко одернула себя. Не имеет значения, как он красив. Важно только то, что он запер ее на этом острове.
– Я не знаю, зачем ты соизволил приехать, – продолжала она, говоря бодрее, чем ей следовало. – Я могу вырастить твоего ребенка в стыде и одиночестве самостоятельно.
– Сомневаюсь, что ты вообще умеешь стыдиться. – Он хохотнул, и она вздрогнула от холода, хотя сидела на солнце. – В любом случае это не имеет значения. Я не оставлю тебя здесь навсегда, хотя это заманчивая перспектива. Как ни крути, ты – мать моего ребенка. А я Бальтазар Скалас. Необходимо соблюдать определенные правила.
– Не представляю, что еще ты придумал. Новое похищение? Очередные оскорбления и обвинения? Я жду их с нетерпением.
Он холодно улыбнулся:
– Ты не догадываешься, Кендра?
Она вздрогнула и затаила дыхание.
– Я приехал, чтобы поздравить тебя, – сказал Бальтазар, его карие глаза удовлетворенно сверкнули. – Завтра мы поженимся.
Глава 8
Хотя Бальтазар собрался жениться на Кендре против своей воли, он с удовольствием увидел ошеломленное выражение ее лица.
И вспышку гнева, доказывающую то, что Кендра далеко не так спокойна и собранна, как хочет показаться.
Бальтазар чуть не проговорился и не сказал ей, как ему понравилась ее реакция, но вовремя остановился. Она не заслуживает от него никаких признаний, вот только непонятно, почему он должен быть единственным человеком, опасающимся неизбежного. Она – Коннолли, и она с самого начала сговорилась против Бальтазара со своими мерзкими отцом и братом. И она виновата.
Он проигнорировал голос разума, который напомнил ему следующее: интриги Кендры ничего бы не стоили, если бы она не получила никакой поддержки, когда он потерял голову и забыл о том, что надо предохраняться.
Но ему не хотелось об этом думать. Бальтазара потрясло, что он полностью потерял контроль над собой, хотя отец долгие годы учил его, как избавиться от эмоций в любой ситуации. Даже секс – простое высвобождение энергии, не более того.
Бальтазар взял себя в руки. Как он и должен был поступить с самого начала.
– Я не выйду за тебя замуж, – предсказуемо ответила она и ощетинилась, сидя в кресле‑качалке. Он бесстрастно наблюдал, как она встает. Кендра пополнела, но он не стал заострять на этом внимание. – Ни завтра, ни когда‑либо еще.
– Ты начинаешь меня утомлять, – ответил он почти лениво, зная, что его голос звучит строже, потому что Кендра замерла. – То ты не будешь делать того, то не будешь делать этого. Смени пластинку. Тебя ждет доктор.
– Какими же магическими способностями я должна обладать, чтобы утомить тебя за шесть секунд после твоего шестинедельного отсутствия? Может быть, тебе просто не хватает внимания?
Бальтазар не стал с ней пререкаться, потому что он хотел именно этого. Он указал на арку, ведущую в дом, и подождал, пока Кендра ему подчинится.
Несколько секунд он сомневался в том, что она сделает. Более того, он не совсем понимал, как отреагирует на любой ее поступок. Раскрасневшись, она в ярости пронеслась мимо него.
Утром она станет его женой. Она вынашивает его ребенка.
И она – его враг.
У Бальтазара есть все веские причины не хотеть эту женщину, которая втянула его в эту неразбериху. И все же ему пришлось заставлять себя не прикасаться к ней, чтобы не усугублять печальную ситуацию.
Он смотрел в упор на самых властных из живущих ныне мужчин и заставлял их пасовать, но он едва контролировал себя в присутствии женщины, которая должна вызывать у него отвращение.
Бальтазар провел ее по длинному светлому коридору через внутренний двор, увитый розовой бугенвиллеей, а затем повел ее в комнаты, которые его персонал переделал под медицинский кабинет.
Зная, что доктор обо всем ему сообщит, Бальтазар оставил его наедине с Кендрой.
Он обрадовался тому, что сможет какое‑то время побыть один. По правде говоря, он оказался совершенно не готов к встрече с Кендрой.
Она сияла и светилась изнутри, и при виде ее он не знал, как ему поступить. Стоя во дворе, окруженном цветами и ярким эгейским небом, он думал о том, как округлилась Кендра. Он понял, что почти с благоговением наблюдает за тем, как она вынашивает его ребенка.
Он не ожидал, что испытает нежность. Нежность, которую он ненавидел и которая смешивалась с пульсирующей болью.
Нежность стала для него
