напротив него, которое пыталось выглядеть невинным.
– Надеюсь, ты без труда нашел это место, – произнесла она бойко и весело, как ранее на винодельне.
– Я умею пользоваться навигатором! – прорычал он.
Кендра и глазом не моргнула, а только слегка вздохнула:
– Как я понимаю, мы продолжим пререкаться. Ты совсем не изменился.
Бальтазару не нравилась ее ирония.
Потому что он беспокойно прожил прошедшие месяцы. Три месяца он убеждал себя, что его жизнь никак не изменится после того единственного раза, когда он не смог защитить себя, свою семью и свое богатство.
Пусть самообман немного успокоил его, но Бальтазар был практичным человеком. Поэтому он нанял детективов, которые следили за Кендрой. Что бы ни случилось, он был готов вмешаться, если ситуация начнет развиваться не так, как ему хочется.
Он ожидал, что она пойдет в клинику, чтобы привлечь его внимание. Ее переезд во Францию озадачил его.
– Может быть, ты объяснишь мне, зачем ты играешь роль отважной официантки? – Он обошел спортивную машину и встал у капота, не рискуя подойти ближе к Кендре. – Такая работа не для тебя, дорогая. Ты должна об этом знать.
Она могла выглядеть счастливой, но Бальтазар не мог смириться с тем, что Кендра радуется искренне. Она просто играет роль. Она пытается спрятаться от того, что она совершила, и от того, что должно было произойти дальше.
Поскольку Кендра почти наверняка вынашивает его ребенка, деревенская жизнь, которую она ведет этим летом, неприемлема для нее, о чем она знает. Мать наследника Скалас не имеет права работать.
Он твердил себе, что ее предполагаемое счастье – фальшивка. И очередная приманка.
Другого объяснения у него не было.
Она мгновение смотрела на него так, будто он сошел с ума. И ему ничего не оставалось, кроме как уставиться на нее в ответ.
Черт побери, она казалась ангелом.
От злости ему захотелось что‑нибудь сломать.
Свет из коттеджа придавал ее волосам золотистый оттенок. Ее лицо в форме сердца Бальтазар вспоминал уже несколько месяцев, вернее, лет, и сейчас Кендра стала еще красивее.
И это его еще больше взбесило.
В любой другой ситуации он полагался бы на свою интуицию. Бальтазар мог бы поклясться, что в этой женщине нет ни капли лжи.
Кендра – лучший манипулятор, которого он знает. Сейчас она выглядит умиротворенно и блаженно. Яблоко от яблони недалеко падает.
Бальтазар приказал себе разжать кулаки.
– Мне нужно было сменить обстановку, – тихо и задумчиво сказала Кендра. – Мне не нравится бездельничать.
– Могу поклясться, что еще три месяца назад ты пыталась стать бизнесвумен. Ты пришла ко мне в деловом наряде, старалась договориться со мной.
По ее лицу скользнула тень, Кендра пожала плечами. Он обратил внимание на то, что теперь она одета не как бизнесвумен. Она сняла свободное летнее платье, которое носила на винодельне, и теперь одета в простые джинсы и темно‑синюю майку с широкими лямками, которые привлекали еще больше внимания к ее изящной шее и ключицам. От желания у Бальтазара потекли слюнки.
– В семейном бизнесе не нуждаются в моих услугах, – сказала Кендра.
– Неужели? Какая удивительная семейная драма.
Еще одна тень пробежала по ее красивому лицу – на этот раз Кендра едва не вспылила.
– Я не работаю в семейной компании, – произнесла она. – А если я не работаю в семейной компании, зачем мне оставаться с семьей?
– Значит, твой отец и брат – эти образцы добродетели…
– Не ерничай, Бальтазар, – сухо сказала она. – В какой‑то степени такая язвительность может тебе навредить, ты так не считаешь?
Бальтазар едва не рассмеялся.
– Твоя родня охотно отправила тебя ко мне, действуя как сутенеры. Они не предлагали тебе уединиться со мной в кабинке в их офисах?
Щеки Кендры залились румянцем.
– Как ужасно ты выражаешься.
– Разве я не прав?
Она издала звук, похожий на кашель, потом повернулась и вошла в коттедж.
– По‑моему, для этого разговора нам надо выпить.
Бальтазар медленно шел позади Кендры, ожидая увидеть… Он не знал, что хочет увидеть.
Он очутился в открытой светлой комнате, которая простиралась от входной двери до кухни открытой планировки, выходившей на небольшую террасу. На стенах в произвольном порядке висели подлинные произведения искусства, что наводило на мысль: они здесь потому, что они нравятся хозяйке, а не из ее желания продемонстрировать свою коллекцию. Повсюду были книжные полки, стопки книг и журналов, но в коттедже не было ощущения суеты или захламленности. Коттедж был наполнен богемной радостью, присущей искусству и литературе.
Что не соответствовало впечатлению Бальтазара о Кендре. Он хмурился, глядя на широкие уютные покрывала, на которых остался след от ее тела.
– Тебе нельзя выпивать, дорогая, – проворчал он, закрыл за собой входную дверь и внимательно посмотрел на Кендру, когда она повернулась на полпути в просторную комнату. Он заметил, что она ходит босиком, и не понял, отчего это так его взволновало.
– Почему мне нельзя вина? – Она выглядела сбитой с толку. – Если ты трезвенник…
– Едва ли. – Он ждал, когда до нее дойдет смысл его слов, и, когда этого не случилось, пришел в ярость. – Ты забыла, что ты можешь быть беременна?
Он не понимал, что ему делать, когда Кендра побледнела, словно она в самом деле забыла о чем‑то важном. Она застыла на месте и уставилась на него широко раскрытыми, испуганными глазами. Он подошел к ней и бросил на стол небольшой сверток, который принес с собой.
Она откашлялась.
– Вряд ли ты принес мне подарок.
Бальтазар не решился заговорить. Кендра открыла сверток и ахнула.
– Вот это да! – Она рассмеялась, хотя, если судить по ее бледности и внезапному блеску в глазах, ей было не до смеха. – Тесты на беременность. Их пять, не меньше.
Она подняла глаза и испуганно вытаращилась на него:
– Ты считаешь, что я буду?..
– Сделай их сейчас же, пожалуйста. – Его голос был мягким, но приказным.
– Нет. – Она бросила сверток на стол, словно боясь укуса. – Не буду.
– Я объясню, что произойдет, Кендра. – Бальтазар не подходил к ней ближе, потому что не доверял себе. И он не повысил голос. Несмотря на это, она вздрогнула и посмотрела на него. Возможно теперь она отнесется к этому вопросу серьезно. – Я не знаю, как ты планировала играть в эту игру. Но ты выбрала неподходящего мужчину. Я не верю в твою невинность, потому что знаю о тебе правду. И даже если бы я этого не знал, я отлично понимаю, на что способна твоя семья.
– Я не играю, – сказала она. – Я не актриса, а даже если бы я была ею, я бы точно не ставила спектакль
