Ну да, конечно. Большой Брат следит за нами.
Чего-то он после вчера слишком довольный.
− Бедняга. Как же скучно тебе живется, что ты не находишь лучшего развлечения, чем шпионить за мной. Понравилось хоть? — упрямо двигая табурет к холодильнику, я фыркаю.
Салат действительно оказался какой-то вариацией на тему цезаря, как если бы повар задумал вдруг добавить ананасы и убрать помидоры. Вкус непривычный, но есть вполне можно.
− Так что, − продолжила я, − ты и эта Ольга, вы, типа, вместе, что ли? Или как?
Ян насупился. Все-таки, каким бы беспечным он ни старался казаться, было видно, что мои слова ему неприятны.
− А какая тебе-то разница? — он подошел к раковине открыл воду и принялся споласкивать чашку. — Это тебя купили. А я — продался сам.
О, как оно, значит!
− Да-да, − быстро расправившись с салатом и задумчиво поглядывая, не поживиться ли еще чем-нибудь, ответила я, − вот только меня не месят, как тебя.
Ян круто развернулся на пятках. Дернул щекой, в его глазах загорелся нехороший огонек.
− А ты бы хотела?
На всякий случай я ткнула пальцем, показывая на потолок:
− Но-но, камеры! Даже не думай!
− Вообще-то, они только у тебя в комнате.
− Вообще-то, − в тон ему, выставив на всякий случай перед собой вилку, сказала я, − фиг ты меня больше разведешь на… на что ты там хочешь меня всегда развести?
− На секс? А тебе не все равно? Особенно теперь.
− Что значит — теперь?
Один-один.
− Завтра четверг.
Ян забрал у меня посуду и, выдавив на губку новую порцию «Фейри», методично принялся за мытье.
− Может хоть ты мне расскажешь, что там должно случиться?
− А ты у Хозяина спроси своего.
− Тебе он тоже хозяин, − я сощурилась, − может, и не в такой степени, в какой меня, но ты ведь его слушается. Так что не надо мне врать, что ты не подчиняешься ему.
− В отличие от тебя, он мне платит.
− Ты не ответил. Что будет завтра?
Неопределенно дернув плечом, Ян закрыл кран, выжал губку, положил на полку. Все — одной рукой.
− Да ничего не будет, − мокрая ладонь легла мне на плечо, я дернулась, скидывая ее. На одежде остался влажный след. — Спросят: «По своей воле или нет?» Ответишь «нет» − хозяина твоего выпнут из доминантов под зад ботинком, тебя — просто выпнут. Все счастливы, все довольны.
− Что-то я сомневаюсь.
− Решать тебе. Ответишь, что по своей воле — тебя ждут чудесные несколько часов в компании десятка придурков-высших. Выживешь — хорошо. Но я бы советовал тебе не геройствовать, а сразу сказать Бурому, что ты не из наших и все сразу закончится.
Если все так, то мне и бояться нечего, получается? Темнит Ян, ох темнит! Но разбираться с этим все равно придется завтра.
− Кто такой Рики Коди? Почему они мне не обрадуются?
На губах Яна заиграла прежняя улыбка.
− А пойдем, я покажу тебе.
Поманив за собой, Ян вышел с кухни. Чуть прошел вперед, остановился у очередной, ничем не отличающейся от других в доме, двери. Нажал на ручку.
− Прошу, − приглашающе взмахнув рукой, Ян вошел первым.
Комнату заливал свет — он шел от панорамного окна, выходящего в сад. За те дни, пока я не покидала дом, деревья скинули последние листья, а осенняя рыжина успела смениться на зябкую снежную пыль.
− Подойди к окну.
Обогну почти вплотную придвинутый к окну, стол, я подчинилась. Вздохнула — стекло тут же запотело, образовав на кристально прозрачной поверхности мутное пятно. Ладонь сама потянулась вперед — я медленно коснулась его пальцем, очерчивая линию, и вдруг отпрянула, с криком ужаса, натыкаясь спиной на стол, напрочь сметая с него содержимое.
21. Ведущий или ведомый?
Пес возник словно ниоткуда: зубы, показавшиеся мне в тот момент огромными, клацнули, метясь мне в шею, а лапы бессильно заскребли по окну. На стекле остались потеки вязкой слюны.
− Доберманы, − Ян указал на второго пса, выжидательно трусившего взад-вперед перед окном. — Он выпускает их, когда отлучается.
От вида оскаленных морд, по коже продрал мороз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
− А вот хозяйский стол ты зря разворотила.
Блин! Блин-блин-блин! Теперь стала понятна подозрительная добродушность Яна — Хозяин точно не простит того, что я ослушалась прямого приказа не лезть в кабинет. Значит. Ян читал записку и все это — и разговор на кухне и подставу с окном — придумал заранее!
Так. Без паники. Что где лежало? Как бы случайно, Ян поддел носком стопку бумаг на полу. Из стопки показался краешек фотографии. Тут уже я, забыв начисто про приличия и что Ян, вообще-то, все еще тут, принялась рыться в этой куче, вытаскивая одну фотографию за другой: до падения, по всей видимости, они лежали в одном конверте, пока я не умудрилась устроить тут погром.
На фото Хозяин. Стоит на коленях, его руки стянуты ремнями, на шее — строгач, шипы впиваются в горло. Глаза завязаны, а голова откинута назад — рот открыт в застывшем крике: от уха, скатываясь вниз, струится кровь. На переднем плане позирует крупный мужик − стоит спиной к фотографу так, что его лица не видать. В руках нож.
Второе фото. Все тот же мужик, отвернув лицо от камеры, сношает моего Хозяина. Руки нижнего все также связаны, глаза закрыты, на теле свежий шрам от лезвия.
Третье я и вовсе разглядывать не стала — сплошное мясо, на ночь не смотреть и даже не представлять мысленно.
Четвертое — Хозяин лежит на спине, голой кожей на кафеле. Чьи-то ноги в кожаных и явно дорогих ботинках на его груди, словно на коврике.
Еще фото: знакомый хозяйский автомобиль, дверца распахнута, сам Хозяин лежит навзничь на асфальте, словно его силой выволокли из машины: мобильник вылетел из руки и упал в грязь, а нога зацепилась за коврик под сиденьем. У Хозяина заломлены руки, видно, как он тяжело дышит и что-то пытается сказать, а над ним, по-прежнему отвернувшись, упирая свое колено хозяину в спину, стоит мужик с других фотографий.
За ним еще одно, скорее всего, эта фотография должна была находиться где-то в начале стопки. В кадре чистая, нетронутая шея Хозяина, чья-то ладонь вдавливает в эту самую шею лезвие ножа. Вены панически вздуты.
На шестой, седьмой и следующих были те же: мой Хозяин и, по всей видимости, его доминант.
Я настолько увлеклась разглядыванием фотографий, что опомнилась только тогда, когда по коридору зазвучали знакомые шаги, а Ян всплеснул руками и притворно запричитал:
− Ой, ты извини, конечно, но что-то мы с тобой немного подзадержались тут, ага? А мне еще прибраться надо и обед сам себя не приготовит и…
Пятясь, он выскользнул из комнаты, оставив меня тут, наедине с беспорядком в кабинете, стопкой фоток в руках и полным шоком от увиденного, в голове. А шаги и не думали стихать — наоборот, они все приближались, пока Хозяин не вошел в кабинет, и его лицо не исказила гримаса ненависти.
Хозяин смотрел на фотографии, не отрывая взгляд. В его глазах смешались гнев, боль и растерянность. Я испуганно сжалась. Он точно меня убьет. Такое вмешательство в свою жизнь он точно мне никогда не простит. Сделав шаг ко мне, опустился на корточки и забрал из моих рук карточки. Он двигался медленно, словно бы старательно контролируя каждое свое движение − отчаянно сдерживаясь, чтобы не сорваться и не потерять над собой контроль.
− Я не хотела. Честно. Это Ян, он все подстроил. Я вообще не знала, что это твой кабинет и твой стол и эти собаки чертовы…
Он смотрел напряженно, с недоверием и я поняла − Хозяин едва сдерживается, из последних сил и чтобы я сейчас ни говорила, как бы ни оправдывалась − все только поспособствует тому, что туго сжатая пружина внутри него развернется, уничтожая все живое на своем пути.
− Я знаю, − пробормотал он едва слышно, − ты же не самоубийца, в конце концов.
Все-таки он смог сдержаться − помогла ли в этом многолетняя дипломатическая выучка или еще что, непонятно. Хозяин устало оперся спиной рукой о стену. Отвел глаза.
