− Слушай, я… это ужасно, − стремясь закрепить успех, я предприняла второю попутку завязать разговор. − Люди так не поступают. То, что они сделали − это неправильно.
− Ты не знаешь, что видела, − голос Хозяина звучал глухо, каждое слово он буквально выдавливал из себя.
В конце концов, тот, кто поставил в один ряд слова "понимание" и "прощение" был чертовски прав. И он, и я − два сломанных, искалеченных человека, вот только я понимала это в отличие от Хозяина. Если я еще могла справиться с навалившимся на меня, то его пребывание в качестве раба сломало, доставило куда больше страданий, чем он смог вынести и теперь щедро делился этой болью, раздавая направо и налево.
− Достаточно того, что я знаю о тебе. Это твой сценарий, − я кивнула, − и поэтому ты все время возвращаешься к нему, в этот Клуб. И меня тащишь. Тебе не приходило в голову, что все ваши забавы, выдуманная же для таких же, как вы, психов, иерархия − это немного не то, чем стоит осчастливливать других людей? Ты ведь не просто так устроил все именно подобным образом, − с молчаливого разрешения продолжила я, − ты запросто мог подойти ко мне, там, на корпоративе. Познакомиться. Если бы ты проявил терпение, я сама пошла бы за тобой куда угодно. Согласилась бы на что угодно и это стало бы для меня нормой, как для тех двух, что были здесь до меня.
− Я хотел, чтобы это было по максимуму неприятно, − Хозяин кивнул, − чтоб ты ненавидела меня так, как только способна. Чтобы даже мысли, о том, что ты можешь… − он замялся, подбирая слово. Сел рядом со мной на пол. − Можешь привязаться ко мне, казалась абсурдной. Чтобы я не сближался с тобой.
− Почему? То есть, какой в этом смысл?
− Чтобы не привязываться, − это признание далось ему также сложно, как и контроль за своими эмоциями, когда он застал меня за разглядыванием фоток. Только теперь он сдерживал не гнев, а другую, более глубокую эмоцию, ту свою сторону характера, которую до сегодняшнего дня он мне не показывал. − Да и кто сказал, что мне не нравилось то, что со мной происходило? − продолжил он, − Может, это именно то, чего я хотел? Может, я сам просил об этом или провинился и заслужил подобное?
− Никто не заслуживает подобного, − страх ушел окончательно, теперь в Хозяине я больше не видела мучителя. Пожалуй, ему нужна помощь в куда большей мере, чем мне.
− Ты сама знаешь, что к боли и унижениям быстро привыкаешь. Как можно унизить того, кто и так ниже всех? Посмотри на себя: тебе почти плевать, ты уже начинаешь сама входить во вкус и получаешь кайф. Ты почти неуязвима, потому что знаешь — хуже, чем сейчас, быть не может.
С толикой хищной грации он принялся расхаживать по кабинету. В темных, свинцово-грозовых глазах прорезалось что-то похожее на чувствительность. От того, кто был моим Хозяином, осталась лишь внешность, оболочка. Сейчас он словно перешел во вторую свою ипостась — в роль простого мужчины, человека, способного на ответное чувство.
− Раньше Клубом правил мой отец и это был совсем другой Клуб, не такой, каким я привык его видеть последние шесть лет. Это было до того, как Бурый приехал в наш город и установил свои порядки. Я так и не понял, что именно стало камнем преткновения в их конфликте − бизнес ли они делили, или еще что, но так или иначе, до моего папаши Бурый так и не смог добраться — тот слинял заграницу, но зато он в полной мере оторвался на мне. Это потом я смог доказать всем, что дети не всегда в ответе за родителей и сумел восстановить свой статус. Доказать, что сам чего-то стою. Понять, что власть − это знать, что ты можешь сделать, но не делать этого.
− Тогда просто отмени завтрашнюю поездку. Если, как ты говоришь, у тебя есть власть − сделай это. Отмени поездку в Клуб.
− Я не могу. Извини, Лиса. Извини.
22. Банный день
Иногда, чтобы привести мысли в порядок требуется якорь — этакая цепочка привычных действий, жестов, в общем, то, что поможет вернуть знакомую картину мира. Даже если этим «привычным» станет кнут в руках Хозяина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Цепь на шею и браслеты на запястья, я приняла чуть ли не облегчением. Так знакомо и так понятно. Кончик кнута скользнул по сведенным лопаткам, прошелся по напряженным плечам. Замах, свист — удар приходится на стену, он рвет шелк обоев и Хозяин, выругавшись, бросает кнут на постель. Выходит и возвращается уже в компании Яна. Молчу, сейчас бесполезно задавать вопросы: Хозяин вновь сменил обличие — теперь вместо мягкого и печального Пьеро на меня скалится настоящий Карабас.
Вот только в этот раз кнут доверили Буратино.
Я дала себе обещание не реветь. И действительно — первый удар я смогла выдержать достойно — ни звука не сорвалось с губ. Кожа на месте удара горела, словно от ожога. Ян бил неумело: удары приходили куда попало, бессистемно, иногда я слышала, как кнут свистит в опасной близости от моего лица. Но свое неумение Ян сполна компенсировал силой. Второй удар заставил упасть на колени и уткнуться лицом в пол. Третий и четвертый удары пришлись на бедра. В какой-то момент Ян настолько увлекся, что кнут обвил мне ноги, а затем последовал точечный удар по самой нежной коже — внутренней стороне бедер. С удивлением и какой-то туманной отстраненностью, я услышала рык — как оказалось, он принадлежал мне. Ян бесстрастно продолжил экзекуцию. Все новые взмахи рукой — несмотря на травму, орудовал кнутом Ян очень старательно, заставляли корчиться, сжимаясь и изворачиваясь.
Когда нового удара не последовало, я поняла, что он закончил, и повернулась, исподлобья глядя на своих мучителей. На лбу Яна выступили крупные бисерины пота, повесив кнут себе на шею, он поправлял штаны — даже через толстую джинсовую ткань хорошо просматривался его эрегированный член. На Хозяина я взглянула лишь мельком: то, что он решил перепоручить порку Яну причиняло даже бо́льшую боль, чем удары кнута. Словно он не высек меня, а изнасиловал. Я чувствовала себя оплеванной, преданной и если после сеансов с Хозяином в теле ощущалась пустота, то в этот раз в груди сжался тугой комок, вынуждающий дышать мелко и часто, отворачивая лицо к стене.
Потому что Ян не имел прав на мое тело. Даже тех, какие приписывал себе Хозяин.
***
Четверг. Как бы я ни старалась не думать о том, что должно случиться сегодня, по плечам (благодаря Яну исполосованным вдоль и поперек) то и дело пробегала нервная дрожь.
Стоило Яну появиться в дверях, как я чуть ли не прогрызла себе губу, сдерживая рвущийся вопрос о том, когда все начнется. Однако, вместо того, чтобы сопроводить меня к началу действа, Ян велел идти в ванную. Открыл шкафчик над раковиной, достал перчатки, смазку и, поджав губы, сказал:
− Становить тут, − кивок на ванную, − нагибайся. Будем красоту наводить.
Я снова, как в первый день моего приезда оказалась с ним наедине, в этой чертовой уборной!
− О, какие кусты, − присвистнул Ян, окидывая взглядом мой лобок.
Ну, кусты! А чего ты хотел, гладкой кожи? Мне, пардон немного не до депиляции было.
− Ладно, с этим тоже разберемся, − продолжал бурчать он, − сначала почистимся.
Привычным движением Ян скрутил лейку с душа, заменив ее длинной черной резиновой трубкой. Это что? Это зачем еще?
− Стоп-стоп, ты чего задумал?
− Давай уже, спиной ко мне, лицом к ванной, − фыркнул Ян, − быстро начнем, быстро закончим.
Широко расставив ноги и опершись ладонями о кафель на стене, я наклонила голову и постаралась как можно сильнее расслабиться. Что ж, все это было вполне ожидаемо. Осторожно, стараясь не касаться поврежденной кожи бедер, Ян принялся разминать мой анус. Как я не относилась к хозяйскому помощнику, но умения расслабить и возбудить у него не отнять: круговые движения пальцев и постепенно усиливающийся нажим сделали свое дело и спустя минуту я старательно прогибалась в спине, подставляя под прикосновения как можно больше.
Внезапно пальцы сменились твердой резиной.
