2019 года, 22:59
Я просыпаюсь с резким хриплым вдохом, как будто мне не хватает воздуха.
У меня стучит в голове, мне невыносимо жарко. Я спала в одежде, и теперь она вся перекрутилась на мне. На полу стоит пластиковый контейнер из-под готовой еды, которую я с трудом в себя впихнула, – и контейнер, и металлическую вилку Мишка вылизал дочиста и теперь смотрит на меня из-под журнального столика, виновато помахивая хвостом. На столике открыта история болезни Ахмеда Шабира.
Я планировала убийство.
Я знаю, какие у меня есть варианты действий, и только один из них может спасти Зака. Но мысль о том, чтобы убить человека, слишком ужасна, она не укладывается у меня в голове. Я говорю себе, что рассматриваю это чисто гипотетически, чтобы понять, возможно ли вообще то, что они от меня требуют, но у меня не получается поверить в собственную ложь. Я знаю, что каждая уходящая секунда приближает меня к необходимости принимать решение, и чем дольше я тяну, тем сложнее будет это сделать. Я смотрю на часы на стене: одиннадцать вечера. Менее чем через двенадцать часов мне придется убить человека. Но после встречи с Домиником по поводу мер безопасности задача кажется еще менее выполнимой.
Мистера Шабира проведут через заднюю дверь больницы на рассвете. Он будет дожидаться операции в закрытом отделении. Крыло, где расположены операционные кардиоторакальной хирургии, будет полностью перекрыто, остальные операции перенесут на другие этажи. В коридорах круглые сутки будет дежурить охрана.
Тебе не надо сейчас об этом думать. О чем угодно, только не об этом.
Я опираюсь руками о диван, чтобы подняться, и чувствую знакомое ощущение на правой руке. Я медленно опускаю глаза на руку, меня наполняет ужас.
У меня между пальцев осталось пять волосков, я, наверное, выдернула их во сне. От стресса моя трихотилломания становится только хуже.
Я не знаю, когда и где началась эта мания, но не помню себя без нее. Мое первое воспоминание о маме – она ударяет меня по руке, чтобы я не выдергивала волосы. Она потом будет брать меня за подбородок каждый вечер перед сном и вслух пересчитывать мои ресницы. Если их оказывалось меньше, то, когда я просыпалась, меня наказывали и лишали карманных денег. Как будто я могла контролировать то, что делала во сне.
Я снимаю с руки резинку и убираю волосы, чтобы избавиться от искушения. Я так сильно стягиваю их в пучок, что у меня натягивается кожа на лице.
Не теряй контроля.
Я перерываю бумаги на столе, чтобы найти телефон, и читаю сообщение на экране.
Адам
Как у Зака прошел день? Ты с ним сегодня разговаривала?
Адам редко бывает таким внимательным. Он может не звонить и не писать нам неделю. Но если ему кажется, что Зак на него сердится, то он сделает все, чтобы снова добиться его расположения и показать, какой он замечательный отец. Я до самого медового месяца не замечала, что вышла замуж за нарцисса.
Я
Джефф говорит, ему весело. Я еще с ним не разговаривала. Дай ему время, Адам. Это ему на пользу.
Я делаю несколько глубоких вдохов и беру историю болезни с журнального столика.
Сосредоточься на текущей задаче.
Пациент не в тяжелом состоянии. Операция несложная, вероятность успешного завершения высока, то есть намеренно совершить ошибку будет рискованно. Если пациент неожиданно умрет, коронер начнет задавать вопросы. И дело не только в этом, все будут за мной наблюдать: анестезиолог, перфузиолог на аппарате искусственного кровообращения, хирург на другой стороне операционного стола, помощники каждого из них. Марго будет ближе всех, прямо за моим плечом, отслеживать каждое мое движение. Я в прямом смысле буду окружена, каждое мое действие будет как под микроскопом.
Каждый раз, когда мне приходит в голову способ его убить, я сразу нахожу способ его спасти. Сердечная хирургия уже так хорошо изучена, что риск смертельного исхода очень невысок, и если будет способ спасти ему жизнь, все в операционной бросятся это делать. Единственный способ убить Ахмеда Шабира и не выдать себя – это спровоцировать катастрофу.
Второй телефон начинает вибрировать на столе – входящий звонок, – и я сразу вспоминаю последний разговор.
Еще раз такое сделаешь, и я пришлю тебе его руку.
Я хватаю со стола телефон и прикладываю к уху.
– Д-да?
– Следующие ваши действия, – говорит низкий голос. – Запишите все, что я скажу. Выучите наизусть и сожгите.
Я хватаю со стола блокнот и листаю, пока не нахожу чистую страницу.
– Сегодня вы оставите две пары больничной униформы у вашей двери. Утром отправите сообщение с точным расположением операционной и подробным описанием всех мер безопасности, касающихся пациента, и указанием места. Двое моих коллег будут ждать подтверждения смерти – вы должны связаться с ними, как только задание будет выполнено. Они будут сопровождать вас и тело в морг и по дороге убедятся в том, что пациент мертв. Как только это будет сделано и в случае, если ни у кого не возникнет никаких подозрений, мы начнем процесс возвращения вашего сына.
Сердце у меня замирает.
Мы начнем процесс возвращения вашего сына.
Я смотрю на свои записи, на то, что он приказывает мне сделать. Меня снова охватывает страх.
– Это все не так просто сделать… За мной все время будут наблюдать. Даже если мне удастся убить пациента так, чтобы никто не заметил, рану будет зашивать младший хирург, а мыть и готовить тело для транспортировки в морг будут медсестры. Обычно я ухожу из операционной задолго до того, как они заканчивают все эти процедуры. Будет очень, очень странно, если все это будет делать хирург.
– Сделайте исключение.
– Вы не понимаете – это будет сигнал тревоги. Если хотите, чтобы никто ничего не заподозрил, надо следовать обычному протоколу.
Я надеюсь, что он замолчит, задумается над тем, что я сказала. Но он ни секунды не колеблется.
– Сделаете так, как я сказал. Вы знаете, что будет в противном случае.
Он отключается со слабым писком.
13
Рэйчел
Суббота, 6 апреля 2019 года, 08:02
– Имя жертвы – Пола Уильямс.
Все в переговорной смотрят на нарисованный портрет, прикрепленный к доске за моей спиной. Там же висят фотографии колодца, тела на столе патологоанатома, обрубков пальцев, с которых срезали кожу. Как ни странно, меня больше всего пугает фотография ее ступней, сделанная там, где нашли тело: левая, в ботинке, раздулась, а правая, голая, покрыта венами и крапинками. Подушечки пальцев ног сморщились от воды.
– Колодец находится на заброшенной ферме в Литтлбруке, маленьком поселении примерно в пятидесяти километрах от города. На данный момент нет оснований полагать, что жертва имела какое-то отношение к этой местности. Самый вероятный сценарий – от тела избавились именно там, чтобы не привлекать внимания и не оставлять следов, которые могли бы привести к преступнику.
Я провожу пальцем по карте на доске, от Литтлбрука до города.
– Пола жила в уединенном переулке на Проспекте, богатом районе за Рэдвудской больницей, –
