– А что значит «почти пригласил на ужин»?
Я сунула пакеты в ящик для столовых приборов.
– Встрял папа. Почему ты так на меня смотришь?
Марлен внимательно следила за мной.
– Пакеты нужно положить вон в тот шкаф. А этот Тисс что-нибудь про себя рассказал?
– Его зовут Йоханн, и он из Бремена. У него такие красивые глаза…
Я прислонилась спиной к холодильнику, вспоминая этот взгляд, проникающий прямо в сердце.
У Марлен взгляд был совсем другим.
– Из Бремена?
Ее тон вывел меня из восторженного состояния.
– Да, из Бремена. А что? Что-то не так?
– Не хочется портить тебе настроение, – осторожно начала она, – но мне он кажется немного странным. Он дважды ошибся, когда писал свое имя, а адрес просто невозможно разобрать.
Я вспомнила о нашей первой встрече.
– Марлен, Боже мой, я же вела себя по-идиотски.
– И все-таки не знаю… Тебе не кажется странным, что он добирался всю ночь? От Бремена до нас не больше двух часов.
– Может, он ехал откуда-нибудь еще. Ты насмотрелась плохого кино. Ты за кого его принимаешь? За сбежавшего пациента психушки?
– Ну не надо сразу так злиться. Я просто подумала, что он мой конкурент. Один отельер из Ауриха хочет открыть на пляже бар. Может, он шпионит.
– Так спроси его, Марлен, просто спроси. Ты прямо как мой отец. Вот он идет, кстати, прошу тебя, ни слова. У меня нет никакого желания развивать при нем эту тему.
Я решила, что нет в жизни справедливости. Сначала сама осрамилась, потом получила второй шанс, который грандиозно угробил папа, а теперь еще и подруга против меня. Я оскорбленно схватила кастрюлю, стоявшую на плите, и принялась чистить картофель. Марлен молча за мной следила. Когда папа и Калли вошли в кухню, она облегченно вздохнула:
– Привет, вы уже проголодались?
Папа остановился на пороге как вкопанный.
– Тут пахнет грозой.
Я покачала головой, надо же, у папы проснулась душевная тонкость. Это что-то новенькое.
– Нет, папа, все хорошо. Будем есть через полчаса. Марлен еще хочет приготовить рисовый молочный десерт.
– Фу. Но я вижу, ты чистишь картошку. Тогда я буду жареный картофель. Ну, пока. Пойдем, Калли, посидим в саду, выпьем пива.
– Идиотский выпад с десертом! – Марлен взяла второй нож. – Хочешь лишить меня популярности у «мальчиков»? Я ничего такого про Тисса не имела в виду. Возможно, я ошибаюсь, и он самый что ни на есть прекрасный принц.
– Ты ошибаешься, уж будь уверена.
Скепсис во взгляде Марлен не вязался с ее предложением о мире. А мне было плевать.
Отец с любопытством смотрел на меня, когда мы садились ужинать.
– Ну, Кристина? Как прошел день?
– Папа… Мы же почти все время были вместе.
– Чушь. – Он подцепил вилкой большой кусок жареной сельди и наклонился к Марлен: – Мы съездили на пляж, а потом Кристина куда-то делась. Я сразу пошел помогать в пивную, а дочь моя исчезла. Просто исчезла, и все.
– Ну ты и ябеда, Хайнц. – Доротея подвинула к нему миску с жареной картошкой.
– Я просто беспокоюсь, все-таки я ее папа.
Он внимательно посмотрел на меня.
– А отцу страшно, когда его ребенок вот так просто пропадает.
Я ответила ему невинным взглядом и промолчала. Если он надеется, что я стану относиться к нему серьезно, то этот номер не пройдет. Вот Калли принимал его всерьез.
– Хайнц, но она же взрослая, и у нее есть мобильный, правда, Кристина? И ты здесь уже освоился, что может случиться?
Но папа не сдавался.
– Я слышал голоса в саду. Мужской голос и твой. Ты с кем там разговаривала?
– Хайнц! – Доротея ткнула его в бок. – Ну хватит. Скажи-ка вот что: Нильс собирался прислать двух ребят на покраску, они уже приходили?
Папа сосредоточился на микроскопической рыбной косточке. Калли поперхнулся и закашлялся. Я постучала его по спине.
– Очки надевай, когда ешь рыбу, Калли, очень помогает.
– Спасибо, мне очки не нужны. Я не ем жареную селедку.
– А почему же ты закашлялся?
Калли взглянул на отца, взывая о помощи, но Хайнц был занят исключительно своей косточкой.
Мы с Марлен и Доротеей переглянулись. Доротея повысила голос:
– Хайнц, ребята приходили или нет, я тебя спрашиваю!
– Ну, они нам не подходят. Можно мне еще рыбки? Раз Калли рыбу есть не будет.
Он протянул ей тарелку.
Я заподозрила неладное.
– Что значит – они нам не подходят?
Отец медленно опорожнил бокал, потом стал накладывать себе на тарелку картошку и занимался этим неторопливо. Марлен начала терять терпение.
– Скажите же толком, приходили они или нет?
Отец показал, что у него полный рот, и принялся демонстративно жевать.
– Калли?
– Да, они приходили. Только впечатления не произвели. – Калли искоса взглянул на отца, но тот неутомимо жевал. – У меня тоже было странное чувство. И у Онно, мне кажется. А Хайнц разбирается в людях. Они еще очень юные. И какие-то немытые. От них пахло.
Мы переводили взгляд с Хайнца на Калли и обратно. Мой отец разбирается в людях? Это смешно.
– Папа, ты что с ними сделал?
Он возмущенно сглотнул.
– Ничего я с ними не делал. Ты за кого меня принимаешь? Я хорошенько их расспросил и внимательно осмотрел. Мы решили, что они нам не подходят.
– Что значит «не подходят»? – растерялась Доротея. – И кто это – мы?
– Калли и я, – отечески пояснил он. – Онно, кстати, тоже был не в восторге. Правда, говорит он немного, но я-то знаю, что он думает. Эти двое слишком молоды, не очень чистые, и, полагаю, без спиртного там тоже не обошлось. Как бы то ни было, я им сказал, что мы не нуждаемся в услугах, пусть ищут себе другую работу на каникулы. С этими у нас были бы одни неприятности, уж вы мне поверьте.
Он отправил в рот немалую порцию жареной селедки.
– Хайнц, ты что о себе вообразил? Нильс специально послал мне ребят, чтобы они помогли с покраской. Я же не могу все делать одна. Завтра нужно начинать красить, иначе мы не закончим к следующей неделе. Ты же знаешь наш график. Где я теперь возьму новых ребят?
Доротея вошла в раж. Калли понурился, весь сжался, сидя рядом с отцом, который, не смущаясь, продолжал жевать.
– Не надо злиться, Доротея. Наоборот, я тебя спас от большой головной боли. Кроме того, мой друг Калли тоже умеет красить, ведь правда?
Калли робко кивнул:
– Я тебе с удовольствием помогу. Только скажи, как все должно выглядеть.
– Спасибо, Калли. Будешь красить за двоих?
– Хайнц мог бы…
Отец с улыбкой покачал головой:
– Нет, Калли, я же дальтоник. Да и из-за бедра долго не простою на лестнице. Такая работа мне не на пользу. Ну и кто-то же должен за всем присматривать.
Доротея с Марлен безмолвно смотрели на него. Он выдержал их взгляд.
– А еще Кристина хорошо красит. В прошлом году она делала ремонт у Инес. Все получилось прекрасно. Как закончит с завтраком, так и начнет. Да не ломайте себе голову, мы с этим справимся.
Я встала и пошла к двери. Марлен с трудом оторвала глаза от довольного папы и перевела их на меня.
– Кристина, ты куда?
– Схожу за молочным десертом для Хайнца.
«Спаси меня»
Нена
– У тебя нет никакого отравления!
На следующее утро меня разбудила Доротея. Глаза я открывать не стала и попыталась не обращать внимания на сигнал тревоги. Это она не про меня говорит. Во-превых, голос звучит приглушенно, из-за закрытой двери, а во-вторых, признаков отравления я не чувствую. Отец что-то ответил, но я не разобрала.
– Хайнц, не своди меня с ума. Через полчаса мы начинаем красить пивную… Что?… Нет, на это мне плевать… Давай шевелись!
Хлопнула дверь, я натянула одеяло на голову. Мы с Доротеей так давно дружим, делились всем, почему бы разок не поделиться папой. Я считала, что сейчас ее очередь. Дверь в мою комнату распахнулась.
– Проснулась? Хайнц там играет в дохлую лошадь. Что-то лопочет про отравление и уже собрался помирать. Хочешь взглянуть на него?
Доротея плюхнулась на мою постель.
– Неа, пусть останется в памяти, каким был. И кто же его отравил?
– Похоже, ты. – Доротея вздохнула. – Молочно-рисовым десертом. Просто ему неохота помогать красить, но мне плевать. Надо еще обклеить лентой окна и пол. Смотрите-ка, людей прогнал, а сам спит. Это неслыханно!
Она вскочила и распахнула дверь.
– Хайнц, через десять минут выходим. По мне, так можешь не мыться и не бриться, давай шевелись!
Она снова села.
– А ты лежишь себе спокойненько. Сегодня он меня действительно бесит.
Я сочувственно улыбнулась:
– Золотце, меня он бесит с субботы. А если хорошенько подумать, то уже лет сорок. Но к этому привыкаешь.
Папа в пижаме зашаркал по коридору. Ненатурально кашляя, он вошел в комнату, прижимая руки к животу, со страдальческим лицом.
– Привет. – Его шепот был едва слышен. – Ничего, если меня еще разок вырвет? Может, станет получше.
– Конечно! – пронзила его взглядом Доротея. – Сколько хочешь, только поторопись.
