— Юра, мы вот здесь с тобой смотрим на природу, а папа уже два года не видит ее.
У Юры дрогнула кисточка. На поле с продолговатыми бороздами стерни получился поперечный коричневый мазок.
— Он хоть и враг народа, — продолжала Аля, — а ему все равно хочется посмотреть вот на такую березку. — Она уткнулась в колени, заплакала тихо, по-взрослому.
Юра осторожно положил кисточку, закрыл этюдник. Отодвинулся.
— Аль, ну не надо плакать. Ему от этого не полегчает.
— Нет, ему будет легче, — прошептала она в колени. — Я вот плачу, а ему от этого там будет легче. Я не знаю почему, только обязательно станет легче… Мы вот с мамой поплачем, потом успокоимся и ему там легче… А может, его уже и в живых нет. Тогда нам все равно легче.
Юра не смотрел на Алю. Он ковырял пальцем штанину на колене, и ему до того было жаль Алю, что он готов был разрыдаться сам. Уж если сажать людей, так сажали бы таких, как Гербарий — по нему никто бы не плакал. Жена бы, наверное, уже через месяц не плакала. И вообще многое не понятно в жизни. Ведь все равно Советскую власть не свергнешь, она же установлена навечно. Все ее устанавливали, весь же народ за нее. Зачем вредить? По-ихнему же все равно не будет. Никто же не согласится жить при царе опять…
— Ну вот и все, — сказала Аля, шмыгнув носом. — Теперь ему там легче и мне. Давай, Юра, дальше рисовать.
Юра поспешно раскрыл этюдник.
— Хочешь, я тебе подарю этот этюд?
Аля кивнула.
Юра торопливо дописал некоторые детали, поставил в углу листа дату и свою подпись: «Ю. К.».
В селе первым, кого они встретили, спустившись в улицу, был Валька Мурашкин, круглолицый, белобрысый, с мягким хохолком, зачесанным на бок.
— Вы все ходите? — спросил он с укором. — А ну, покажи, Юрк, что нарисовал.
Юра раскрыл этюдник. Валька долго разглядывал, поворачивая голову то так, то этак.
— Хорошо! — сказал он. — А я тут придумал знаете что? Давайте сегодня ночью поедем лучить щук, а? Вот втроем, а?
Аля по привычке посмотрела на Юру — как он скажет. У Юры вспыхнули глаза.
— Давай! — согласился он. — Это будет здорово!
— Только меня мама может не пустить, — с сожалением проговорила Аля. — Скажет, опять простудишься. Но ты, Юра, все равно за мной заходи. Может, пустит…
Было уже совсем темно, когда в окне ее комнаты послышался тихий условный трехкратный стук. Аля выскользнула из-под одеяла, распахнула створки. В палисаднике стоял Юра в фуфайке и шапке.
— Ну? — спросил он без околичностей.
— Мама не пускает, — с горечью сказала Аля. Облокотившись на подоконник, она высунулась наружу, зашептала: — Юрк, а это очень интересно, лучить?
— Ага. Знаешь, на носу лодки факел зажигают из пакли просмоленной, или бересту жгут. Лодка медленно плывет. Ты стоишь с острогой, а на дне все, все видно. Щуку увидел — р-раз! и готово… Ну, раз не пускает, значит, мы одни поедем.
— Ох, как я хочу с вами-и…
— Аля! — послышался из кухни материн голос.
— Ладно, иди. Завтра расскажешь. — Услышав материны шаги, Аля захлопнула створки.
— Ты с кем разговаривала?
— Юрка приходил. Я просила, думала, что ты пустишь.
— Ты так в рубашке и высовывалась?
— А кого стесняться-то, Юрку? Фи-и…
— Нет, дочка, ты уж большая! Неудобно так-то.
— Ну, да! Я ж летом-то купаюсь…
— Все равно.
6
Утром по пути в школу Юра занес Сахаровым большую щуку.
— Ма-ам! — закричала в восторге еще не умывшаяся Алька. — Посмотри.
Мать вышла, всплеснула руками.
— Надежда Ивановна, это я вам принес, — сказал Юра застенчиво. И уже оживленно добавил — Мы вчера много таких набили.
— Спасибо, Юра, — Надежда Ивановна смотрела на полуметровую щуку. — Много, говоришь? Сколько, примерно, пол-лодки будет?
— Не-ет. Штук пять.
Надежда Ивановна засмеялась.
— Валька взял две и я две, а эту, самую большую, вам.
Юра подошел к кухонному столу и положил щуку. Алька восторженно смотрела на огромную рыбину — такой она, наверное, еще никогда в жизни не видела. Подошла, ткнула пальцем ей в глаз.
— Ты в рот ей сунь, — улыбнулся Юрка.
— А думаешь, испугаюсь? Она же неживая.
— Неживая. Сунь, сунь попробуй, — подзадоривал он. Аля, не раздумывая, сунула палец в полуразинутую пасть щуки. И тут же завизжала. Юра кинулся к столу.
— Стой, не дергай! Стой, тебе говорят! Я сейчас разину ей рот… Ну вот, вытаскивай.
Аля вынула палец. На нем сразу же выступили капельки крови. Аля рассматривала эти капельки, плаксиво сморщившись.
— Балда! — бросил Юра укоризненно, отходя от стола. — Кто же в пасть щуке толкает палец?
— Сам научил, а потом говорит.
— Научил. Я пошутил, а ты и в правду. Соображать же надо.
Надежда Ивановна смотрела на них улыбаясь. Юра поднял портфель, взялся за дверную скобку.
— Приходи, Юра, вечером фаршированную щуку есть.
— Спасибо, Надежда Ивановна, я сейчас вот так наелся! — провел он пальцем по горлу.
Та засмеялась.
— Это — сейчас. А вечером-то можно опять.
Ладно.
— Юрк, погоди, вместе пойдем, — попросила Аля, держа торчком пораненный палец.
— Ты полчаса теперь будешь палец забинтовывать да час умываться.
— Нет, я скоро.
— Ладно, сама дойдешь. — Юра толкнул дверь и вышел…
После уроков шли вместе, не спеша, помахивая портфелями. У Юры было хорошее настроение, он дурачился, подставляя Але ножку, подтрунивал над ее пальцем. На мостике их догнал Валька Мурашкин. Над самым Алькиным ухом он вдруг закрякал перепуганной уткой. Аля завизжала, потом огрела хохочущего Вальку по загривку портфелем.
— Псих ненормальный!
— Сама пугается, а я псих… Эх, Алька, зря ты вчера не поехала с нами.
— Зря… Разве я не хотела! Мама не пустила.
— Мама, мама, — передразнил Валька. — Вылезла бы в окно. Мы вон не спрашивались никого.
— Вам хорошо. Мальчишкам вообще лучше. Они что хотят, то и делают. Им всегда ничего не бывает.
Валька был, пожалуй, самой интересной личностью в школе. Учась в восьмом классе, он почти свободно решал задачи по физике и математике за десятый класс. У Вальки был хороший голос, и многие из преподавателей прочили ему будущее певца. Но среди ребят Валька пользовался огромной популярностью как свистун-виртуоз. Он мог подражать голосу любой птицы — от соловья до самого последнего примитивного чижика, мог высвистывать мелодии от «Сказок Венского леса» Штрауса до популярной «Катюши». Многие пытались подражать Вальке, но склоняли свои головы перед его талантом. Так Валька был единогласно провозглашен королем свистунов с предоставлением ему, как и любому монарху, неограниченной власти над всеми любителями художественного свиста. После этого Вальку почти все называли не иначе, как Ваше Величество. А по всей школе на переменах разносился свист — ребята тренировались. Тренировались до тех пор, пока не сводило губы, а вместо свиста получалось лишь гусачиное шипенье. Но так случалось не у всех. Кое-кто преуспевал. Особо талантливых Валька приближал, присваивал им титулы и звания. Так, Тимка Переверзев первым среди товарищей-свистунов был пожалован в герцоги с повелением впредь обращаться к нему «Ваше высочество». Потом появились «сиятельные» графы и князья. Особо усердным и старательным, но менее способным, присваивал звания генералов, полковников и так ниже — до сержанта. Надо отдать справедливость — в рядовых у Вальки задерживались недолго. Учителя, и особенно директор, с ног сбились, вылавливая свистунов. Их десятками водили в учительскую, но это не имело совершенно никакого воздействия — свистуны множились. И только когда Гербарий, посещавший иногда ночью приземистый домик с решетками на окнах, улыбаясь, посетовал Валькиному отцу на шалости его сына, а тот в свою очередь покрутил перед Валькиным носом толстым комсоставским ремнем, Валька собрал всех свистунов.
— Слушай указ! — грозно сдвинул он брови. И, уткнувшись в тетрадный лист, прочел: «Мы, волею божьей монарх всея… и белыя, и малыя и прочая и прочая… повелеваем: ежели кто впредь осмелится свистнуть в классе на уроке, либо между оными на перемене, а также в школьном зале, либо в другом каком школьном помещении, включая и отхожее место, будет нещадно караем — сиречь получит по харе, невзирая на титул, звание и былые заслуги. Отныне свистеть дозволяется токмо за стенами школы!..» Разойдись!
И никто Валькиного указа не ослушался…
Аля с Юрой брели не спеша. Их обгоняли. Ребята перекликались. Около райкомовского скверика Аля остановилась.
— Что-то домой идти неохо-ота-а, — протянула она. — Юрк, почитай стихи.
Аля свернула в скверик, села на скамейку. Юра бросил ей на колени свой портфель, озорно блеснул глазами. Принял картинную позу.
