пишет, а пашет. Меня просит от мамы защитить. Она его почему-то
Салтыковым-Щедриным дразнит.
– Жаль, что я так мало с ним общался тогда.
– Так вон же телефон-то, – кивает Голубика, – позвони да поговори. Правда, если на маму
нарвёшься, то она расскажет тебе куда больше. И про себя, и про тебя, если ты до сих пор не всё
знаешь о себе.
– Ну уж, нет-нет, – отмахивается Роман.
– У них всё нормально. За меня только переживают. А чего за меня переживать: живу да живу.
242
Я, если честно, то обманула тебя. Я ведь замужем.
– Ну и где же он?
– В командировке. Вернётся через неделю. Вот мы и ждём его… Оля-ля-ля… А ты чего это сник?
Расстраиваешься что ли? Тебе-то что? Мужик он хороший. Серёнька называет его дядей, это он
только тебя папой-то звал, а Юрка зовёт его папкой. Юрка вообще хорошо говорит. Ещё в деревне
у твоих родителей начал. Матерился, кстати, как сапожник. Твоя мама научила. Мол, для того,
чтобы быстрей заговорил и все буквы выговаривал. Зато мою маму он потом тут своими
словечками просто уронил. Ну, а папа, как всегда, даже какую-то чисто русскую теоретическую базу
обучения под это подложил. Вот так… А моего нынешнего мужа Серёнька всё дядя да дядя зовёт.
Ну, ничего, привыкнет ещё. Сейчас он часто про «настоящего» папу спрашивает – это он так
выражается. Ну уж, про того, про настоящего-то, я не рассказываю: всё равно он тебя за
настоящего принимает… Маленький ещё… Пока что ему всё это сложно. Сочиняю ему о тебе
разные истории… Вот видишь, какая я нехорошая: двое детей у меня, а пап у детей в полтора раза
больше. Да кто вас знает? Как верить-то вам? Роди от этого, а он, чего доброго, тоже потом хвост
трубой… И тогда уж у меня с отцами моих детей будет полный перебор.
Роман путается в мыслях и предположениях. Вначале был уверен, что про нынешнего мужа она
всё придумывает, но в её словах есть и нечто такое, что как будто не придумаешь.
– А ты что, рожать собираешься? – нерешительно спрашивает он.
– Ну, это уж моё дело… – с усмешкой отвечает она и тут же смеётся. – Ой, да нет, конечно. Что
же мне, совсем с ними чокнуться? Думаешь легко… Даже и с мужем. Он же всё равно им не
родной. Ну ладно, хватит трепаться, пошли…
«Нет, – думает Роман, – никого у неё сейчас нет. Но, возможно, кто-то есть на примете. Вот про
него-то она и сочиняет, можно сказать, фантазирует».
Сначала из старшей группы садика забирают Серёжку. В раздевалке ещё несколько родителей
снаряжают своих детей. Роман незамеченным стоит в стороне, наблюдая за Серёжкой.
– Серёнька, а вон посмотри-ка, кто там стоит, – говорит Ирэн, склонившись к сыну с
пальтишком.
Серёжка смотрит на него и пожимает плечиками.
– А кто это? – спрашивает он неожиданным чистым выговором и таким тоном, каким можно
спрашивать только про чужого.
«Да как же он успел забыть-то меня? – недоумевает Роман, пытаясь подавить в себе
растроганность. – Да быть такого не может».
– Так это же твой папа… – довольно громко поясняет ребёнку Голубика.
Родителям и родительницам мгновенно становится понятна вся ситуация, и они с
любопытством разворачиваются к Роману. Роман ловит на себе мстительный, улыбчивый взгляд
Ирэн. А, вот оно что… Она специально устраивает это представление. И здесь он перед ней
безоружен.
– Папа? – удивляется Серёжка, приглядываясь внимательней, и вдруг узнаёт, выдёргивает руку
из рукава пальтишка, бросается к Роману, обхватывает за ноги. – Папа! Папка приехал! – Но вдруг
отстраняется, и недоверчиво разглядывая снизу, уточняет: – А правда, что ты мой папа?
– Конечно, правда, – растерянно отвечает Роман, озираясь и присаживаясь перед ним.
– А ты привёз с собой рубашки?
– Какие рубашки? – изумляется Роман.
– Ну, рубашки, рубашки свои привёз с собой?
Голубика всплёскивает руками и стоит, закрыв ладонями пылающие щёки.
Роман не сразу понимает Серёжку. Ах, так, значит, у него уже был какой-то опыт с рубашками
другого папы? Значит, кто-то у них уже был со своим тряпьём? И это понимает не только он, но и
все зрители. Голубика видит, что «актёры» её «спектакля» уже играют сами по себе и не в её
пользу. Она решительно берёт сына за руку.
– А ну-ка, перестань! Одевайся скорее.
– Не буду! – вдруг ещё решительней бастует её маленький «актёр», надувая губы. – Пусть
сначала папка скажет, привёз он свои рубашки или нет.
– Ну что ты, что ты… – сидя перед ним и гладя его руки и голову, уговаривает Роман. – Сейчас
придём домой и разберёмся…
– Нет, ты мне прямо здесь скажи, – с обидой требует Серёжка, – а то я не пойду…
– Ой, да скажи ты ему про эти рубашки, – сердито шепчет на ухо Ирэн.
– Ага, а ты не подсказывай! – кричит на неё Серёжка.
Роман беспомощно смотрит на неё: как это – «скажи»? А как потом оправдываться?
– Тьфу ты, два дурака! – бросает Голубика, видя его беспомощность. – Ну вот что, Сергей, –
говорит она, тряхнув сына за плечо. – Сейчас же собирайся! Будет он ещё условия ставить!
Собирайся или ремня получишь!
– А у тебя тут нет ремня, – всхлипнув, замечает Серёжка.
– Ничего, у папки вон есть.
243
Серёжка теперь с опаской смотрит на Романа, но уже тоже, как на возможного обидчика, и,
насупившись, отправляется к шкафчику с нарисованным на нём голубым цветочком-
колокольчиком.
В ясли за младшим Роман идёт, как на голгофу, как-то не сразу сообразив, что Юрка и вовсе его
не узнает. Так оно и выходит. Голубика, обессиленная предыдущей сценой, позволяет Роману
одеть младшего. От этих маленьких родных плечиков, ручек, от самой покорности, с которой Юрка
позволяет вертеть себя и одевать, душу Романа окатывает таким растворяющим теплом, что он не
может говорить. Юрка молчит, но каждый раз, оказавшись повёрнутым лицом к отцу, как-то
слишком серьёзно, изучающе вглядывается в него, будто что-то вспоминая. Роману странно, что и
Юрка не узнаёт его. Ведь сам-то он помнит сынишку до подробностей, хоть тот и сильно подрос.
Потом, уже дома, Юрка, то ли признав его, то ли просто по примеру старшего брата, тоже
называет Романа папой. Чего они только ни делают с ним: повиснув на руки, пытаются побороть,
лазают чуть ли не ногами по лицу. Кажется, они стараются набеситься про запас. Роман вручает
им игрушечные машинки, к которым оба относятся довольно спокойно, но приходят в восторг от
фотоаппарата, который самовольно вытаскивают из отцовской сумки. Эта находка кстати.
Ребятишек нужно сфотографировать. Но
