Случайные взрослые
прохожие, остановившись, смотрят на них, оторопев. Но наши-то бы ещё куда ни шло, так ведь как
раз в эти минуты (надо ж было подгадать!) мимо перрона медленно (куда медленней, чем обычно,
когда на станции всё штатно) посвистывающий тепловоз протягивает вагоны международного
поезда «Москва-Пекин», на котором когда-то Роман вместе с Витькой Герасимовым, по прозвищу
Муму, возвращался со службы, а проводницей в их вагоне была душевная девушка Люба. И
квадратики окон этого поезда оказываются залеплены, как лицами отечественных пассажиров, так
и лицами разномастных буржуинов, которые с открытыми ртами смотрят на сибирских пацанов в
затасканных стежёных телогрейках, весело швыряющихся апельсинами! Примерно так же совсем
недавно из своего домика смотрели мужики-заготовители на другое русское чудо – добрую,
пожилую женщину Демидовну, несущую белыми ручками тяжеленное бревно. Да уж, для
иностранцев это, конечно, сцена! Наверное, потом не одну ещё сотню километров пути они будут
на разных наречиях обсуждать странную игру местной ребятни, которая, конечно же, станет одним
из их самых ярких и ошеломляющих впечатлений от поездки в Советский Союз.
– Черт возьми, обед уже, жрать охота, а тут столько продуктов пропало! – с досадой восклицает
Болтов, наблюдая за полётом сочных апельсинов на перроне. – О! – вдруг вспоминает он. – Да
ведь тут есть ещё одно заветное местечко!
Размазывая грязь на мокром полу, Фёдор отыскивает крышку металлического ящика под полом.
В ящике как по заказу оказывается большая, залитая водой сумка с толстой молочной колбасой.
Начкар едва не захлёбывается от восторга и гордости за себя. Даже на пожаре он ходит с открытой
волосатой грудью и сейчас ему не достаёт, пожалуй, лишь каких-нибудь пятидесяти граммов
радости, чтобы начать колотить своим мощным кулаком по этой живописной шерстяной груди.
– Ого-го! – торжествующе вопит он. – Вот она награда за труды наши великие! Да вы бы сегодня
без меня с голоду подохли!
– Она, наверное, тоже провоняла, – предполагает Роман.
Фёдор смотрит на него, как на оскорбителя – чтобы воняла колбаса, найденная им?!
– Чудак, – продолжая захлебываться уже не только гордостью, но и слюной, отвечает он. – Это
тебе не какие-нибудь там апельсинчики! Разве колбасу дымом испортишь? Да её же специально
коптят, если ты хочешь знать! Зажарим, так тебя за уши не оттащишь.
Эта колбаса превращает возвращение в часть в некий торжественный въезд. Фанфары
отсутствуют, но ценный продукт вносится, как царственный трофей. Федя, напевая «Хазбулата
удалого» и никому не доверяя такого ответственного дела, собственноручно жарит колбасу, какой в
поселковых магазинах не видели даже продавцы.
Всех наблюдателей Фёдор отсылает драить машины, чтобы они не портили своё здоровье
излишним желудочным соком. Чепилева, почему-то всё ещё не уволенного, Болтов командирует в
магазин, благо, что Будко, наполненный сегодня чувством выполненного долга, уже никак не
должен появиться в части до утра. Фёдору хочется блеснуть: сейчас он так накроет стол, что его
команда ахнет, оценив своего атамана с новой стороны.
И вот колбаса готова, атаман широким жестом приглашает свою бравую банду к столу, где уже и
водочка разлита, и «фирменное» блюдо, украшенное колечками лука, сочно шкворчит строго по
центру.
Колбаса – колбасой, но для начала следует выпить. Роман свою порцию отставляет.
– Стойкий ты, однако, парень, – с усмешкой замечает Болтов, специально наблюдая, как
слаженно взмывают над столешницей остальные кружки и стаканы. – Даже завидно. Может, и
вправду перевоспитаешь нас – алконавтов. Ну ладно, – продолжает он, отворачиваясь от скучного
Мерцалова, – значит, так! Сегодня надо сказать! Оно, конечно, если каждый день пьёшь, то не до
тостов, но тут случай особенный. Давайте выпьем за того хозяйственного мужика, который ехал в
нашем родном сгоревшем вагоне, вёз килограммов этак восемь колбасы, но не успел упереть её с
собой. Пусть дальше он едет спокойно, и пусть жена не пилит его тупой пилой прямо под крышей
родного дома за потерянный продукт. Пусть он будет здоров и не худеет. И пусть у него будут
воспитанные дети, которые никогда не пьют и не матерятся, как мы, пожарники…
– И путь хотя бы один из них будет космонавтом, – добавляет растроганный Бычков.
– Ну, это само собой, – одобряет подсказку Фёдор. – Как мы можем жить без космонавтов?
– Сразу видно, хозяйственный мужик, на всю семью колбасу вёз, а может быть, и для
родственников… – развивает тему Бычков.
Чуть-чуть не дотянув до слёз умиления, пожарные выпивают холодную водку, пробуют колбасу
и морщатся. Чепилев ищет, куда бы сплюнуть, но под строгим взглядом Болтова глотает, громко
глыкнув. Продукт резко отдаёт чадом, лишь чуть притупляемым луком. Роман с трудом
прожёвывает несколько кусочков и понимает, что обмануть удаётся лишь язык, но не живот,
248
который просто скукоживается, чтобы только не принимать такой гадости. Постепенно
нарастающее брезгливое выражение прописывается даже на лицах тех, кто выпил. Обижать
торжественного Фёдора никому не хочется, однако с Федей оказывается не согласен и его
собственный желудок.
– Да ну её к чёрту! – наконец, первым заявляет Болтов, швырнув вилку. – Мы что, нищие, чтобы
всякую там колбасу по сгоревшим вагонам подбирать!? Пусть собаки её жрут. Столько жиру на неё
извёл! Не мог уж этот барбос сумку с собой прихватить! Видать, такой же паникёр, как Тараножкин.
Нет, наверное, даже хуже. Поэтому пусть ему баба дома поварёшкой по балде настучит! Такой
продукт погубить!
– Да это спекулянт какой-то ехал, – добавляет Бычков. – Я сразу догадался. Куда столько
колбасы везти? Ясно, что для спекуляции. Наверное, и апельсины его. Так ему и надо!
– Ясно, что спекулянт, – соглашается Федя, – даже я не купил бы столько колбасы… Даже если
б деньги были…
Эта подлая предательская колбаса настолько портит всё благоприятное впечатление от пожара,
что он признаётся вовсе не тем стоящим полноценным пожаром, что постоянно пророчит Фёдор.
Наутро, когда умывшийся, слегка причёсанный караул снова находится в боевом
протрезвевшем виде, как обычно, появляется Будко. Но сегодня он ничего не осматривает и ни к
чему не придирается. Сегодня у него новая забота. Надо ехать в зону, оформлять какие-то
документы по поводу инцидента с пожаром крана.
– Поедешь со мной, – вдруг сообщает он Роману.
– Так у меня же дежурство закончилось, – отвечает тот. – Да и зачем я там нужен?
– Будешь меня сопровождать! Как представитель части. Плохо только, что не брит.
В чём состоит суть этого сопровождения, не понятно. Кажется, надо просто выполнить роль
какого-то адъютанта для повышения знаочимости начальника.
Что ж, ехать так ехать. В зоне, пока Будко вместе с майором в красных погонах обсуждают уже
подготовленные протоколы, Роман сидит у окна и смотрит во двор с высоты второго этажа.
Заключённых выводят
