дочерям. «Ничего, - сказал он себе бодро, - к августу все вернутся. И потом, Аарон здесь. И
Рэйчел».
Аарону был год - он был рыжий, еще пухленький, бойко лепетал, и ходил, держась за руку
матери,- один пока боялся.
Пьетро наклонился. Сорвав ромашку, он искоса посмотрел на брата.
-Ты, конечно, - сердито заметил священник, - из Лондона уехал, так ей ничего и не сказав.
Франческо только махнул рукой. Показав на свою рубашку, мужчина горько проговорил: «Она -
дочь герцога, а я строитель, что говорить. Забудем об этом, - брат отвернулся и Пьетро развел
руками: «Ты, дорогой мой, один из самых талантливых архитекторов в Англии. Тебе двадцать семь,
а ты уже выставлялся. У тебя три таблички, здесь, в Лидсе, в Лондоне и в Манчестере».
Франческо угрюмо молчал, а потом, пробормотав что-то, быстро пошел вперед.
Деревья едва распустились. У входа в Сомерсет-хаус, на ступенях, выходящих к Стрэнду, было
шумно. Франческо сразу нашел ее глазами. Она стояла рядом с матерью, такая же высокая, русые,
золотящиеся под солнцем волосы, были уложены волнами. На ней было простое, светлое
муслиновое платье, плечи прикрыты кашемировой шалью.
-Ваша светлость, - Франческо склонился над рукой герцогини и почувствовал, что краснеет. «Папа
меня послал вас встретить, все уже там, - он указал на вход в Академию и велел себе: «Не смотри
на нее, не смотри. Мама говорит - у тебя по глазам все понятно».
-Леди Вероника, здравствуйте, - наконец, выдавил он из себя. «Рад вас видеть. А где леди
Джоанна?»
-Вы же знаете, мистер ди Амальфи, - серые глаза улыбнулись, - Джоанна не интересуется
искусством. Она в тире, стреляет. Папа ее потом заберет.
От нее пахло чем-то нежным.
-Ландыш, - понял Франческо. Они бродили по залам, оторвавшись от других. Франческо
рассказывал ей об Италии. Мать, с помощью его светлости, все-таки ухитрилась отправить его в
Венецию, под чужими документами, на год.
-И вам не было страшно, с поддельным паспортом? - ахнула леди Вероника.
Франческо рассмеялся: «Итальянский у меня, как родной, а ваш батюшка и тетя Марта, очень
аккуратные люди. Бумаги у меня были в полном порядке. Я и во Флоренцию ездил, и в Рим, а на
обратном пути - в Париж заглянул.
Они стояли перед портретом мадемуазель Бенджаман работы его матери. Вероника задумчиво
сказала: «Нам папа о ней рассказывал. И тетя Марта. Вы знаете, мистер ди Амальфи, дядя Теодор
любит ее сорок лет, ее одну. Я и не думала, что сейчас такое возможно».
-Возможно, леди Вероника, - вдруг, твердо ответил он. «Я уверен, что да».
-Ваша матушка, - она обернулась, - отличный портретист, как Гейнсборо. У нас в Оксфордшире, в
галерее, есть его картина. Мой дедушка покойный, и его первая жена. Они там совсем юные.
-У вас и Тициан есть, - широко улыбаясь, заметил Франческо. «Гейнсборо этого я помню. Они там, в
парке гуляют, с собакой».
-Я бы очень хотела, - сказала Вероника, глядя на гордо откинутую, темноволосую голову, на
светящуюся, смуглую кожу, на алые шелка, - я бы очень хотела, чтобы меня так, - она показала на
портрет, - написали. Мне ваша матушка говорила, что мадемуазель Бенджаман ей, во время
позирования, Шекспира читала. А вы пишете? - она посмотрела в темные глаза Франческо.
Он зарделся: «Для себя. Я неплохой художник, меня мама учила, но я так много строю, что
времени на холсты не хватает». Он помотал темноволосой головой: «Так, в альбоме рисую...»
Леди Вероника все смотрела на портрет. «Я знаю, - неожиданно сказала она, - знаю, вы сейчас в
Лидс уезжаете, приют строить, а осенью..., осенью вы куда?»
-Там, наверное, останусь, - ответил Франческо. «Фабрику мистера Готта расширять. И в Ливерпуль
меня зовут, сейчас много работы».
Она только вздохнула, - мимолетно: «Удачи вам, мистер ди Амальфи».
А потом, в Мейденхед, пришел конверт с маленьким томиком сонетов Шекспира. «Для того, чтобы
в ваших путешествиях вам было не так одиноко, - прочел он надпись на развороте, - ваш друг,
леди Вероника Холланд».
-Ваш друг, - неслышно повторил тогда Франческо. Оглянувшись, - в студии никого не было, - он
поцеловал подпись.
Пьетро догнал брата: «Не надо бояться, милый мой. Посмотри на меня и Рэйчел - уж, казалось,
все против нас было. А если бы я тогда из Иерусалима уехал, испугался бы - думаешь, нашел бы
любовь такую, как сейчас у меня есть?».
Франческо остановился и мрачно сказал: «У нее отец...»
Он вспомнил пронзительные, светло-голубые глаза. Герцог поднялся. Чуть волоча правую ногу, он
открыл шкатулку:
-В Плимуте придете в таверну Берри, там скажете: «Я от мистера Джона». Берри о вас позаботится,
отправит с кем надо в Амстердам». Он передал Франческо конверт: «Здесь адрес написан, это моя
сестра. Вы знаете. А оттуда, - Джон усмехнулся, - езжайте в Италию.
-Я бы мог, - пробормотал Франческо, - если я на обратном пути в Париже буду..., мог бы...
Джон смерил его оценивающим взглядом: «Сидите в своем Лувре и рисуйте, мой дорогой, больше
ничего вам делать не надо».
-У нас тоже отец, - ободряюще заметил Пьетро. «Ты сам знаешь, как папу студенты боятся. А вроде
и мягкий, - он заметил, прищурившись: «Рэйчел нам машет».
Калитка дома была увита цветущими розами. Рэйчел поцеловала сына в рыжий затылок. Покачав
его, - ребенок засмеялся, - женщина крикнула: «Идите быстрее, пирог еще теплый! И почту
привезли, девочки из Хэрроугейта написали».
-Пошли, пошли, - подтолкнул Пьетро брата. Когда они уже оказались рядом с церковью,
священник попросил: «Хоть с папой поговори. Он что-нибудь посоветует, сам знаешь».
Франческо, ничего не ответив, упрямо посмотрел вперед. Пьетро подумал: «Он, конечно, на отца
похож. Папа тоже такой - молчит, ни с кем не советуется, сам все решает. Не мальчик все-таки,
разберется, что ему делать».
Рэйчел поставила сына на землю. Мальчик радостно протянул к Пьетро ручку: «Папа!»
На круглом столе орехового дерева горели свечи, за окном были нежные, зеленоватые сумерки.
Рэйчел, щелкая спицами, вздохнула: «Пьетро до ужина и не вернется. Они там всегда долго сидят,
на совете. И Франческо тоже, - она посмотрела в сторону холма, - я вижу, еще работают на
стройке».
Джованни усмехнулся: «Послушай, что Сиди пишет».
-Дорогой папа, у нас все хорошо. Мы каждый день ходим пить полезную воду, мама рисует, и я
тоже. Диана и Ева очень рады, что мы сюда приехали. Хоть у нас и каникулы, мама со всеми нами
занимается математикой и английским. Это я нарисовала для Пьетро и Рэйчел. Здесь очень
красивая церковь, преподобный отец, оказывается, учился вместе с Пьетро в Кембридже. В
августе увидимся, посылаем вам нашу любовь.
Рэйчел посмотрела на изящную акварель - маленькая, со шпилем, церковь белого камня была
окружена парком: «Сиди очень хорошо рисует, дядя Джованни».
Он ласково сложил письмо: «Вся в мать. Думаю, она художником станет. Никто математикой не
хочет заниматься, - Джованни развел руками, - некому мне кафедру передавать. И твой муж, - он
подмигнул Рэйчел, - в следующем году докторат получит, но тоже не по математике».
Рэйчел сложила вязание и рассмеялась: «По Библии. Поедем все вместе в Кембридж, и у вас
погостим. Вы рады, дядя Джованни, что Тони замуж вышла? - она кивнула на письмо с
американскими марками.
Джованни откинулся в кресле: «Рад. И что она там, на озере живет, тоже хорошо, подальше от…-
Джованни оборвал себя: «Только бы войны не было».
Рэйчел стала разливать чай: « Не будет. Что нам с американцами делить, дядя Джованни? Все
поделили, давно. А капитана Кроу, младшего, вы видели?»
Джованни принял чашку: «Видел, когда мы в Америке гостили. Отличный человек, как и родители
его. Так что за Тони я спокоен, - он отпил ароматного, крепкого чаю: «За Дэвидом Тедди
присмотрит, ему доверять можно. Все будет хорошо. Хотя если этот…- Джованни чуть не выругался
вслух, - станет вице-президентом, как Констанца писала, или, не приведи Господь, в президенты
выбьется, тогда нам точно войны не миновать. Он по трупам в свой Овальный кабинет войдет, не
постесняется. Ах, Констанца, Констанца, - он вздохнул и вслух сказал: «Когда мой внук уже ходить-
то начнет, а? Все опасается».
-Он у нас осторожный, - Рэйчел подвинула к нему тарелку: «Ешьте. Это имбирное печенье, такое
моя мама пекла. И смотрите, - она взяла письмо, - у моей сестры тоже все хорошо, слава Богу.
-Милая Рахели, - начала она. «Папа много работает, конечно, но даже успевает помогать мне с
девочками. Они все здоровы, двойняшкам уже пять лет. Я с радостью смотрю на то, как они
растут. У Моше и Элишевы все в порядке. У них родилась дочка, назвали ее Ционой, хотя госпожа
