– Хочу, чтобы меня называли полным именем, – сказал он неожиданно для самого себя. – Каладин.
Это имя мужчины. Ему оно всегда не нравилось, потому что звучало как имя светлоглазого. Теперь это в самый раз.
Он не темноглазый фермер, не светлоглазый лорд. Он что-то среднее. Мальчишка Кэл хотел сбежать и стать солдатом, потому что об этом мечтали его сверстники. Каладин будет мужчиной, который изучит лекарское дело и то, как устроен мир светлоглазых. И однажды он вернется в этот город, чтобы доказать Рошону, Риллиру и Лараль, что они ошибались, не принимая его во внимание.
– Ну что ж, хорошо, – заключил Лирин и прибавил: – Каладин.
38
Предвидящий
«Рожденные тьмой, они и поныне ею запятнаны, – она оставила след на их телах, как огонь оставил след на их душах».
Я считаю Гашаша-сына-Наваммиса достоверным источником, хотя и не уверена по поводу этого перевода. Может, стоит отыскать изначальную цитату в четырнадцатой книге «Сельд» и перевести ее самой?Каладин парил.
«Стойкая лихорадка, сопровождаемая холодным потом и галлюцинациями. Вероятная причина – инфицированные раны; очистить антисептиком, чтобы отогнать спренов гниения. Следить, чтобы пациент больше пил».
Он вернулся в Под, к семье. Только теперь уже взрослым мужчиной. Солдатом. И ему там не нашлось места. Отец все время спрашивал – ну как же так? Ты ведь сказал, что хочешь быть лекарем. Лекарем…
«Сломанные ребра. Причина – боковой удар, побои. Обмотать грудную клетку тканью и запретить пациенту заниматься тем, что требует усилий».
Время от времени Каладин открывал глаза и видел темную комнату с каменными стенами и высоким потолком. Здесь царил холод. Вокруг под одеялами лежали люди. Трупы. Он на складе, где их разложили рядами для продажи. Кто тут покупает трупы?
Великий князь Садеас. Он приобретает трупы. Они, может, еще и ходят, но все равно уже трупы. Самые глупые отказываются это признавать и притворяются, что по-прежнему живы.
«Рваные раны на лице, руках и груди. Верхний слой кожи содран в нескольких местах. Причина – продолжительное воздействие ветра во время Великой бури. Забинтовать поврежденные места, наложить денокаксовую мазь, чтобы ускорить рост новой кожи».
Время шло. Он должен был умереть. Почему же не умер? Хотелось просто сдохнуть.
Но нет. Нет! Он подвел Тьена. Подвел Гошеля. Подвел своих родителей. Подвел Даллета. Бедный Даллет…
Четвертый мост не подведет. Только не Четвертый мост!
«Обморожение в результате сильного холода. Согреть пациента и вынудить его сохранять сидячее положение. Не позволять засыпать. Если он переживет несколько часов, затяжных последствий, скорее всего, не будет».
Если переживет несколько часов…
Мостовики не должны выживать.
Почему Ламарил это сказал? Зачем армии нанимать людей, которым предстоит умереть?
Он видел слишком маленькую часть общей картины. Ему нужно было понять, какие цели преследует армия. Каладин в ужасе наблюдал за битвой. Что же он натворил?
Необходимо отправиться назад и все изменить. Но нет. Он ведь ранен, так? Лежит на земле и истекает кровью. Он один из павших копейщиков. Мостовик из Второго моста, которого предали эти дурни из Четвертого, вынудившие лучников стрелять по другим отрядам.
Как они посмели? Да как же они посмели?!
Как посмели выжить, убив его!
«Растянутые сухожилия, разорванные мышцы, ушибы и трещины в костях, а также общая болезненность тканей, вызванная экстремальными условиями. Обеспечить постельный режим любыми способами. Проследить за большими и стойкими синяками или бледностью, которые могло вызвать внутреннее кровотечение. Это может представлять угрозу для жизни. Лекарю быть готовым к операции».
Он видел спренов смерти. Размером с кулак, черные, многоногие и красноглазые – их глаза светились, оставляя полыхающий алый след. Они собрались вокруг него, носились туда-сюда. Их шепот похож на звук, с которым рвется бумага. Спрены приводили его в ужас, но от них не спрячешься. Он едва шевелился.
Только умирающие видели спренов смерти. Каждый наблюдал их перед тем, как умереть. Мало каким везунчикам удавалось выжить после такого. Спрены смерти знали, когда конец близок.
«Пальцы на руках и ногах в волдырях от обморожения. Обязательно нанести антисептик на все волдыри, которые прорвутся. Поддерживать естественные способности тела к исцелению. Серьезный ущерб маловероятен».
Перед спренами смерти стояла фигурка из света. Не полупрозрачная, какой она всегда была, но сгусток чистого белого сияния. Мягкое, женственное лицо сделалось теперь величественным и жестким, словно у воительницы из забытых времен. В ней не осталось ничего детского. Она заняла позицию на его груди, держа в руках меч из света.
Свечение было таким чистым, таким ласковым. Как сама жизнь. Стоило одному из спренов смерти подобраться ближе, она бросалась вперед, замахиваясь блестящим лезвием.
Свет их отгонял.
Но спренов смерти слишком много. Все больше и больше с каждым разом, когда у него в голове прояснялось достаточно, чтобы видеть происходящее.
«Тяжелые галлюцинации, вызванные травмой головы. Постоянно наблюдать за пациентом. Не позволять принимать алкоголь. Принудить к покою. Применить фатомную кору, чтобы уменьшить внутричерепной отек. Огнемох использовать в исключительных случаях, следя за тем, чтобы у пациента не появилась зависимость.
Если лекарства не окажут воздействия, для снижения давления понадобится трепанация черепа.
Исход, как правило, летальный».
Тефт вошел в казарму в полдень. Внутри царил полумрак, точно в пещере. Он посмотрел налево, где обычно спали другие раненые. Сейчас они все были снаружи, на солнышке. Все пятеро поправлялись, даже Лейтен.
Мостовик прошел мимо скаток, сложенных вдоль стен, к дальней части помещения, где лежал Каладин.
«Бедолага, – подумал Тефт. – Что хуже – лежать при смерти или находиться круглые сутки здесь, куда не проникает ни один лучик света?» Но это необходимая мера. Четвертый мост ступил на опасную дорожку. Им позволили снять Каладина, и пока что никто не попытался помешать ухаживать за ним. Чуть ли не все войско слышало, как Садеас заявил, что отдает Каладина на суд Буреотца.
Газ приходил, чтобы поглядеть на него, и удивленно фыркнул. Он, наверное, сказал офицерам, что Каладин умрет. С такими ранами долго не живут.
Но парень держался. Солдаты под любым предлогом забегали посмотреть, как он. Никто не верил, что молодой мостовик все еще жив. Люди в лагере только о нем и говорили. Буреотец его судил – и пощадил. Чудо. Садеасу такое не понравится. Сколько еще времени пройдет, прежде чем один из светлоглазых решит избавить своего светлорда от проблемы? Садеас не мог действовать открыто – он утратил бы доверие, – но тихое отравление или удушение его вполне устроило бы.
