– Я с тобой, – выпалил Кэл. – В особняк.
– Откуда ты узнал?
– Все знают. Думал, по городу не разойдутся слухи, когда свет-лорд Рошон пригласит тебя на ужин? Именно тебя, а не кого-то другого?
Лирин отвернулся:
– Я сказал твоей матери, чтобы она нашла тебе занятие.
– Она попыталась. – Кэл скривился. – Будет буря, когда она найдет длиннокорни прямо за порогом.
Лирин промолчал. Карета подкатила к ним и остановилась, скрипя колесами по камню.
– Кэл, это будет не просто милый и спокойный ужин.
– Отец, я не дурак. – (Недавно Хесину известили, что город больше не нуждается в ее помощи… Да, потому-то им и пришлось перейти на длиннокорни.) – Если ты собираешься с ним сразиться, кто-то должен тебя поддерживать.
– И этот кто-то – ты?
– Больше у тебя никого и нет.
Возница кашлянул. Он не спустился и не открыл дверцу, как делал для светлорда Рошона.
Отец посмотрел на Кэла.
– Если ты меня прогонишь, я уйду, – сказал юноша.
– Нет. Можешь отправиться со мной, если хочешь.
Лирин подошел к карете и открыл дверцу. Это был не тот роскошный, изукрашенный золотом экипаж, в котором ездил сам Рошон, а вторая карета – старая, коричневого цвета. Кэл забрался внутрь, ощущая легкое возбуждение от маленькой победы – и такую же легкую панику.
Они встретятся с Рошоном. Наконец-то.
Сиденья внутри были восхитительными, обитыми красной тканью мягче всего, что Кэлу когда-нибудь доводилось трогать. Мальчик сел и удивился, до чего они пружинят. Лирин занял место напротив Кэла, закрыл дверцу, и возница щелкнул кнутом. Лошади тронулись, экипаж развернулся и с грохотом покатился в обратный путь. Хоть сиденья и были мягкими, дорога оказалась ужасно неровной, и Кэл клацал зубами каждый раз, когда карета подпрыгивала на ухабе. Ехать так было хуже, чем в фургоне, хотя, наверное, все дело в скорости.
– Почему ты не хотел, чтобы мы об этом знали? – спросил Кэл.
– Не был уверен, что приму приглашение.
– А что еще ты мог сделать?
– Уехать, – сказал Лирин. – Отвезти тебя в Харбрант и избавиться от этого города, этого королевства и мелочных обид Рошона.
Кэл потрясенно моргнул. Он о таком даже не подумал. Внезапно мир вокруг него сделался большим. Его будущее изменилось – сложилось, а потом раскрылось, приобретя совершенно иной вид. Отец, мать, Тьен… вместе с ним.
– В самом деле?
Лирин рассеянно кивнул:
– Даже если бы мы не отправились в Харбрант, не сомневаюсь, многие алетийские города приняли бы нас. В большинстве из них никогда не было лекаря, чтобы заботиться о горожанах. Они кое-как справляются своими силами, все знания черпают из суеверий или набираются опыта на раненых чуллах. Мы бы даже могли отправиться в Холинар; я достаточно много знаю и умею, чтобы получить там работу помощника врача.
– Так отчего бы нам и впрямь не уехать? Почему мы все еще здесь?
Лирин смотрел в окно.
– Не знаю. Надо уезжать. Это разумно. У нас есть деньги. Мы тут не нужны. Градоначальник нас ненавидит, люди нам не доверяют – как будто сам Буреотец желает, чтобы мы пали на колени.
Что за чувство сквозило в голосе Лирина – неужто сожаление?
– Однажды я пытался уехать, – признался он чуть тише. – Но существует связь между домом человека и его сердцем. Я заботился об этих людях. Помогал их детям появляться на свет, вправлял им кости, лечил царапины. За последние годы ты видел их с нелучшей стороны, но когда-то все было по-другому. – Он повернулся к Кэлу и сцепил руки перед собой. Карета продолжала грохотать. – Сын, они мои. А я – их. Я за них отвечаю теперь, когда Уистиоу не стало. Я не могу бросить их на милость Рошона.
– Даже если им нравится то, как он себя ведет?
– Во многом именно поэтому. – Лирин поднял руку к лицу. – Буреотец. До чего же глупо это звучит, когда говоришь вслух.
– Нет. Я понимаю. Вроде бы. – Кэл пожал плечами. – Ну, они же все равно являются к нам, когда им больно. Бурчат, что резать людей противоестественно, однако приходят. Я раньше все время этому удивлялся.
– А теперь не удивляешься?
– Не-а. Я решил, что они выбирают жизнь, но потом еще несколько дней ворчат на тебя. Так у них заведено. А у тебя заведено их лечить. И ведь горожане раньше давали тебе деньги. Говорить можно что угодно, но никто не платит сферами просто так. – Кэл нахмурился. – Думаю, они тебя в самом деле ценили.
Лирин улыбнулся:
– Мудрые слова. Я все время забываю, что ты почти мужчина. Когда же ты успел сделаться таким взрослым?
«В ту ночь, когда нас чуть не ограбили, – тотчас же подумал Кэл. – В ту ночь, когда ты пролил свет на людей, собравшихся снаружи, и показал, что храбрость не связана с копьем и битвой».
– Но кое в чем ты ошибся, – продолжил Лирин. – Ты сказал, что они меня ценили. И все еще ценят! О, они ворчат – так было всегда. Но при этом оставляют нам еду.
Кэл вздрогнул:
– Правда?
– А что, по-твоему, мы ели последние четыре месяца?
– Но…
– Они боятся Рошона и делают все втихаря. Соседи оставляли это для твоей матери, когда она отправлялась делать уборку, или клали в дождевую бочку, если та была пустой.
– Они пытались нас ограбить.
– И те же самые люди помогали нам с едой.
Кэл продолжал размышлять, когда карета остановилась рядом с особняком. Прошло много времени с того дня, когда он в последний раз навещал это большое двухэтажное строение. Его возвели с обычной крышей, скошенной к буревой стороне, но зато оно было намного больше остальных домов. Стены из толстых белых плит, а с подветренной стороны – величественные квадратные колонны.
Интересно, Лараль здесь? Кэла тревожило, что мысли о ней в последнее время навещают его все реже и реже.
Территория перед особняком была огорожена низкой каменной стеной, увитой разнообразными экзотическими растениями. Наверху росли камнепочки, их лозы падали на наружную сторону. С внутренней же радовала глаз разновидность сланцекорника, напоминавшая скопление луковиц, покрытых яркими цветами – оранжевыми, красными, желтыми и синими. Некоторые наросты выглядели точно скомканные тряпки, откуда высовывались веерообразные листья. Другие торчали как рога. У большинства были нитевидные щупальца, которые колыхались на ветру. Светлорд Рошон уделял своему саду куда больше внимания, чем Уистиоу.
Лирин и Кэл миновали белоснежные колонны и вошли в распахнутые буревые двери. В вестибюле с низким потолком тут и там стояли вазы из крема; циркониевые сферы придавали им голубоватый оттенок.
Их встретил слуга в длинном черном сюртуке и блестящем пурпурном галстуке. Это был Натир, он стал дворецким после смерти Милива. Его привезли из Далилака, большого прибрежного города на севере.
