Натир провел их в столовую, где за длинным столом из темно-древа сидел Рошон. Он располнел, хотя и не стал по-настоящему жирным. У него по-прежнему была припорошенная сединой борода, а зализанные назад волосы падали на воротник. Он облачился в белые штаны и тугую красную жилетку поверх белой рубашки.
Рошон уже принялся за еду, и от пряных ароматов у Кэла заурчало в животе. Как давно он в последний раз ел свинину? На столе было пять соусниц с разным содержимым, а вино в бокале градоначальника плескалось темно-оранжевое и искрящееся. Он ел один, ни Лараль, ни сына рядом не оказалось.
Слуга жестом указал на второй стол, накрытый в комнате, смежной со столовой. Отец Кэла посмотрел туда, а потом подошел к Рошону и сел за его стол. Светлорд на миг застыл, поднеся шпажку к губам, и пряный коричневый соус закапал на скатерть перед ним.
– У меня второй нан, – сказал Лирин, – и личное приглашение пообедать с вами. Вы, безусловно, в достаточной степени соблюдаете правила, касающиеся рангов, чтобы отвести мне место за своим столом.
Рошон стиснул зубы, но не возразил. Глубоко вздохнув, Кэл сел рядом с отцом. До того как он уедет отсюда, чтобы воевать на Расколотых равнинах, ему надо узнать правду. Кто его отец – трус или храбрец?
Дома, озаренный светом сфер, Лирин всегда казался слабым. Отец трудился в хирургической комнате, не обращая внимания на то, что говорили про него горожане. Он запретил сыну обучаться владению копьем и думать о войне. Разве это не действия труса? Но пять месяцев назад Кэл увидел в нем храбрость, о которой и не подозревал.
И в спокойном синеватом свете дворца Рошона Лирин посмотрел в глаза человеку, который далеко превосходил его по рангу, богатству и власти. И не дрогнул. Как он это сделал? Сердце Кэла бешено колотилось. Ему пришлось положить руки на колени, чтобы дрожь не выдавала волнение.
Рошон махнул слуге, и вскоре для них принесли приборы. Края комнаты терялись во тьме. Стол словно освещенный остров посреди моря черноты.
Перед ними стояли миски для мытья пальцев и жесткие белые салфетки. И еда, предназначенная для светлоглазых. Кэлу нечасто доводилось пробовать такие изысканные кушанья; он попытался не опростоволоситься и, нерешительно взяв шпажку, стал подражать Рошону. Мальчик ножом снял нижний кусочек мяса, положил его в рот и принялся жевать. Мясо оказалось сочным и нежным, хотя и куда более пряным, чем он привык.
Лирин не ел. Он смотрел, упираясь локтями в стол, как ест Рошон.
– Я хотел дать тебе шанс спокойно перекусить, – наконец проговорил Рошон, – а потом уже перейти к серьезным вопросам. Но похоже, ты не настроен воспользоваться моей щедростью.
– Верно.
– Очень хорошо. – Градоначальник взял из корзины лепешку, обернул ее вокруг шпажки, стянул несколько кусочков овощей разом и съел их с хлебом. – Тогда рассказывай, я слушаю. Как долго еще ты собираешься сопротивляться мне? Твоя семья бедствует.
– У нас все в порядке, – встрял Кэл.
Лирин покосился на него, но не отчитал за вмешательство в разговор.
– Мой сын прав. Мы справляемся. А если станет тяжко, можем уехать. Рошон, вам меня не сломить.
– Если ты уедешь, – предупредил Рошон, вскинув палец, – я обращусь к твоему новому градоначальнику и расскажу об украденных у меня сферах.
– Следствие докажет, что это не так. Кроме того, будучи лекарем, я неуязвим против большинства заявлений, которые вы могли бы сделать. – Лирин говорил правду; горожане определенных профессий, а также их ученики пользовались особой защитой даже от светлоглазых. Воринский свод законов о гражданстве достаточно сложен, и Каладин все еще не понимал всех нюансов.
– Да, следствие тебя оправдает, – согласился Рошон. – Ты ведь такой дотошный, подготовил все нужные документы. Ты был с Уистиоу один, когда он поставил на них свою печать. Странно, что ни одного из клерков там не оказалось.
– Клерки прочитали ему документы.
– А потом вышли из комнаты.
– Так им приказал светлорд Уистиоу. Полагаю, они сами это признали.
Рошон пожал плечами:
– Лекарь, мне и не нужно доказывать, что ты украл сферы. Я просто продолжу начатое. Я знаю, что твоя семья питается отбросами. Как долго им еще страдать из-за твоей гордыни?
– Их не запугать. Как и меня.
– Я не спрашиваю, боишься ли ты. Я спрашиваю, не помирают ли твои родные от голода.
– Ни в коем случае, – бесстрастно проговорил Лирин. – Если нам не хватит еды, мы будем питаться вниманием, которым вы нас оделяете с такой щедростью… светлорд. Мы чувствуем ваш взгляд, слышим, как вы шепчете горожанам на ухо. Судя по тому, как мы вас тревожим, можно подумать, что именно вас угораздило испугаться.
Рошон застыл, шпажка чуть не вывалилась из его руки, яркие зеленые глаза прищурились, губы сжались в ниточку. Во тьме его глаза как будто светились. Кэл едва стерпел этот неодобрительный взгляд, не съежившись. Светлоглазые вроде Рошона подавляли одним лишь присутствием.
«Он не настоящий светлоглазый! Его изгнали! Я еще увижу настоящих, честных».
Лирин выдержал этот взгляд спокойно:
– Каждый месяц нашего противостояния – удар по вашему самолюбию. Вы не можете меня арестовать, потому что следствие докажет мою невиновность. Вы пытались обратить против меня горожан, но в глубине души каждый из них знает, что я им нужен.
Рошон подался вперед:
– Не нравится мне ваш городишко.
Лирин нахмурился от такого странного заявления.
– Мне не нравится, что мое прибытие сюда считают ссылкой, – продолжил Рошон. – Не нравится жить так далеко от всего по-настоящему важного. И больше всего – темноглазые, которые мнят себя выше своего положения.
– Что-то я не нахожу в себе жалости к вам.
Рошон усмехнулся. Он посмотрел на свою тарелку так, словно еда утратила вкус.
– Ну хорошо. Предлагаю… компромисс. Я заберу девять десятых. Остальные сферы твои.
Кэл вскочил с негодованием:
– Мой отец никогда…
– Кэл, – перебил Лирин, – не говори за меня.
– Но ты ведь не собираешься заключить с ним сделку.
Отец помолчал, а потом велел:
– Кэл, иди на кухню. Попроси, чтобы тебе дали еду более привычную на вкус.
– Отец, но…
– Иди, сын.
Это была не просьба.
Неужели это правда? Они столько вынесли, и теперь его отец собирается сдаться?! Кэл побагровел и вылетел из столовой, как ветер. Он знал, где кухня. В детстве они с Лараль часто там обедали.
Кэл ушел не потому, что приказали, но потому, что не хотел демонстрировать свои чувства отцу или градоначальнику: он досадовал на себя за несдержанность в тот момент, когда отец собрался заключить сделку с Рошоном. А еще чувствовал себя униженным из-за того, что сделка стала возможной, и расстроился из-за того, что его выгнали. Он с ужасом осознал, что плачет.
