Но главным источником вдохновения служило чувство востребованности. Монархия вновь оказалась в беде, и король позвал сэра Джулиуса на помощь.
Проблема была отчасти нелепой, хотя касалась престолонаследия. У короля английского Карла II так и не появилось законного отпрыска. Конечно, он обзавелся многочисленными бастардами, один из которых – блистательный молодой протестант герцог Монмут – был широко популярен. «Но бастарду не бывать королем, – говаривал ему сэр Джулиус. – Хотя бы даже потому, что их очень много, и если вы пойдете этим путем, соперники непременно развяжут гражданскую войну». Легитимность прежде всего, а это означало, что Карла сменит брат, католик Яков.
У Якова было всего две дочери, Мэри и Анна, обе несомненные протестантки. И хотя после смерти их матери герцог Йоркский, ко всеобщему неудовольствию, женился на католичке, сей брак оказался бездетным. Еще сильнее обнадеживало то, что король, стараясь успокоить подданных-протестантов, выдал свою племянницу Мэри за стопроцентного протестанта-голландца Вильгельма Оранского, заклятого врага Людовика Французского и всех католиков. «А потому, – заключал Дукет, – если даже король скончается раньше брата, Якову недолго сидеть на троне – несколько лет, после чего мы, скорее всего, получим самых верных протестантизму монархов в Европе. Разумному человеку вообще не о чем беспокоиться».
Однако проблема была, и звалась она Титус Оутс.
История знала много мистификаций, но редкий обман был наглее того величайшего, имевшего место в 1678 году. Титус Оутс, кривоногий мошенник с вытянутой физиономией, известный, хотя и неудачливый лжец, придумал, как прославиться. Обзаведясь сообщником, он неожиданно вскрыл заговор столь ужасный, что содрогнулась вся Англия. Заговорщиками, по его утверждению, были паписты. Они вознамерились убить короля, посадить на трон герцога Йоркского Якова и подчинить королевство папе. Замаячила Армада, инквизиция – все, чего пуще смерти боялись английские пуритане. Эта история была выдумкой от первого до последнего слова. Некоторые подробности звучали абсурдно. Король Карл расхохотался, когда ему доложили, что папистскую армию поведет престарелый католик-пэр, давно прикованный к постели, о чем Оутс понятия не имел. Но, как обычно бывает в политике, истина была где-то далеко и к тому же не слишком важной; считалось лишь то, во что верил народ. Парламентские друзья короля заявили протест, но их коллеги, настроенные более пуритански, а также те, кто хотел умалить власть короны, воззвали к правосудию. Сторонники Оутса маршировали по лондонским улицам, украсившись зелеными лентами. Католикам устроили травлю. Сам Оутс получил апартаменты по соседству с Уайтхоллом и выглядел принцем. А главное, поднялся крик: «Сменить преемника!» Одни говорили о Вильгельме Оранском, другие – о незаконнорожденном герцоге Монмуте, но громче прочих звучал призыв: «Долой католика Якова! Отвод королю-паписту!» Палата общин при поддержке большинства уже обзавелась биллем. Колебалась даже палата лордов.
Сторонники короля, считавшие невозможным посягнуть на принцип престолонаследия, удостоились даже клички. Их прозвали тори, что означало «ирландские бунтовщики». Они, в свою очередь, наградили противников короля не менее грубым эпитетом: виги – «шотландское ворье».
Для сэра Джулиуса Дукета никаких сомнений не существовало. И дело было даже не в хладнокровной оценке правопреемства и неверии в бредни Оутса – он был связан личной клятвой и верностью, которую хранил всю жизнь. Сэр Джулиус принадлежал к тори.
В конце Пэлл-Мэлл виднелись тюдоровские ворота небольшого дворца Сент-Джеймс – яркого кирпичного особняка, где временами любил останавливаться король и откуда было легко пройти в парк. Через несколько минут сэр Джулиус шагал по траве к длинной аллее с деревьями в четыре ряда, известной как Мэлл и ведущей к центру парка. Там его радушно приветствовал король Карл II.
Какое странное чувство. Сэр Джулиус вдруг вспомнил другую встречу, за сорок лет до того, когда он отправился с братом Генри в Гринвич к королю Карлу. Каков контраст! Он подумал о невысоком, тихом человеке, таком откровенно целомудренном, таком официально любезным – и сопоставил с направившимся к нему крупным, довольно смуглым мужчиной. В Карле II не было ни грана официальности. На скачках в Ньюмаркете, столь ему милых, он жизнерадостно смешивался с толпой и каждый мог запросто поговорить с ним. Что до целомудрия, то по аллее Мэлл с ним гуляла стайка дам, включая фаворитку – Нелл Гвин. Потешный королевский спаниель ткнулся старику в ноги, принюхиваясь. Король же сердечно приветствовал гостя:
– Ну, дорогой сэр Джулиус, вы подобрали себе новое имя?
Ибо сэра Джулиуса Дукета намеревались произвести в лорды. Карл II любил награждать верных друзей титулами – точно так же, как делал герцогами бастардов. Но в случае с сэром Джулиусом необходимость обусловливалась практическими соображениями. Сэр Джулиус, происходивший из знатного в Сити рода и ни разу не замеченный в папизме, был человеком, к чьему мнению прислушивались, – именно тем, кто требовался королю в палате лордов нынешней осенью, когда вновь всплыл вопрос о престолонаследии.
– Я предпочел бы называться лордом Боктоном, ваше величество.
Старинное родовое имение, выбор был прост.
Король задумчиво кивнул:
– Можем ли мы рассчитывать на вашу поддержку в разбирательстве с этим Биллем об отводе? Вы не покинете в беде моего царственного брата?
– Сэр, я поклялся вашему отцу поддерживать его сыновей.
– О, наш верный друг! Я полагаю, – неожиданно обратился к свите король, – мы можем и больше угодить лорду Боктону. Боктонское баронство ваше, мой дорогой лорд, – произнес он с улыбкой, – но как вам понравится стать еще и графом, а?
– Сэр?..
Какой-то миг сэр Джулиус был слишком изумлен, чтобы говорить. Баронский титул был хорош и вполне отвечал рангу английского пэра. За бароном шел виконт, но дальше следовали три высших аристократических титула: граф, маркиз и герцог. Вознесшись на такую головокружительную высоту, род не имел больше цели – разве что титул уже монарший и, вероятно, сами небесные врата.
– Графство?..
– Какой же титул вы изберете теперь? – рассмеялся король Карл.
Еще один титул? Сэр Джулиус до того растерялся, что плохо соображал.
Пока он пребывал в замешательстве, Нелл Гвин добродушно крикнула:
– Давайте же, лорд Боктон! Нельзя же нам день простоять в Сент-Джеймс-парке и ждать, покуда вы станете графом. Придумайте имя!
– Могу ли я называться графом Сент-Джеймс?[64] – спросил Джулиус в некотором смущении, подхватив только что услышанные слова.
– Конечно можете и будете! – воскликнул Карл, придя в исключительно хорошее настроение. – Леди, – произнес он укоризненно, – извольте почтить верного друга. У нас таких не так уж много. Сэр, отныне вы граф Сент-Джеймс и барон Боктон, и я полагаюсь на вас.
Графство обеспечивало королю поддержку в самой преисподней и не стоило ничего. Таких бы сотню человек – все стали бы графами.
Часом позже новоиспеченный граф Сент-Джеймс, шатаясь, брел обратно по Пэлл-Мэлл в полной сумятице мыслей и чувств. Последствия случившегося обещали быть столь чудесными, что он опять и опять их обдумывал. Теперь его старший сын станет лордом Боктоном, коль скоро сам он граф. На гербе Дукетов появится корона, украшенная земляничными листьями, – символ графа. Отец всегда говорил, что род их избран, понимая под этим богоизбранность. Но Джулиус, хоть и не мог того высказать, в душе осознавал, что графство желаннее небес обетованных.
Его карета миновала Уайтхолл и приближалась к старому Савою, когда он заметил процессию с зелеными лентами вигов, явно собравшуюся устроить небольшую демонстрацию у дворца. Он пожал плечами и больше не вспоминал бы о них, не покажись ему смутно знакомым круглолицый, довольно угрюмый человек, шагавший последним. Уже замаячил Темпл, когда он вспомнил: это же Обиджойфул из чертовой семейки Карпентер. Воспоминание о Карпентерах потянуло за собой Джейн с припиской к завещанию – проклятием, наложенным на его род. Он уже несколько недель не думал о ней. Сейчас же с улыбкой рассудил, что нынешние события послужат лучшим доказательством тщетности этого проклятия.
Летом Обиджойфул в полной мере постиг папистское коварство сэра Кристофера Рена.
Постройка крупной церкви всегда начиналась с восточной части, которую возводили целиком. Благодаря этому, пока шло строительство, можно было проводить службы. Но, проходя мимо, Обиджойфул всякий раз ловил себя на мысли, что рабочих ставили не туда, и вскоре стало ясно, что Рен вознамерился сначала достроить фундамент и только потом приступать к стенам. Обиджойфул видел, что архитектор уже проделывал такое с церквями поменьше, а посему не особенно озаботился, но подозрения усилились в конце 1677 года, когда, желая вновь посмотреть на эскиз собора со шпилем, он заглянул в контору, где разместились Рен и прочие руководители. Он не застал там никого, кроме клерка, который был довольно приветлив. Карпентер объяснил, что работал на Гиббонса и хочет взглянуть на эскизы.
