пастухом! – и потому, что другие хищники могли быть рядом, настороженные запахом крови… Стадо шарозверей поспешно согнали и повели обратно к деревне.
Новость быстро разлетелась по деревни и уже через десять минут Мейко, шагал рядом с отцом, сжимая в руках - награду: восхищенные взгляды, похлопывания по плечу и целую корзину деревенских "вкусняшек" – от густого, темного меда в сотах до спелых, сочных ягод, похожих на земную чернику.
Но одна мысль не давала ему покоя, грызла изнутри, заглушая радость и гордость: что это было? Он определенно что-то видел. Ту самую рябь в воздухе. То, чему он не мог дать внятное объяснение.
Разделив щедро дары с братьями и сестрами (оставив лучший кусок меда для матери), Мейко, как только представилась возможность, поспешил на край деревни.
Туда, где стоял покосившийся домик Знахарки. Странная девица. Бледная, как лунный свет на снегу, и тощая, как высохший сучок.
Говорили, она знает травы, может снять сглаз или боль. Когда случалась настоящая беда, шли к ней. А в остальное время… ее сторонились.
От того ее дом был печален: оградка прогнила и валилась, ступеньки крыльца скрипели под ногами, готовые рухнуть в любой момент. Чувствовалось полное отсутствие мужской руки.
Тук-тук… Стук казался громким в тишине вечера.Лязг петель, скрип – и дверь приоткрылась. В щели показалось бледное лицо с огромными, слишком темными глазами.– Чего тебе? – голос был тихим, но резким, как укол шипа.– Мне кажется… – Мейко понизил голос, оглядываясь, – …я видел Лесного Духа. На лугу у Черного Леса.
Знахарка замерла. Ее темные глаза расширились. Быстрым движением она переглянулась по сторонам, убедившись, что их никто не видит, затем схватила Мейко за рукав и решительно затащила внутрь. Дверь захлопнулась.– Отпусти! – Мейко попытался вырваться в тесной, пропахшей травами и плесенью горнице.
Знахарка, одетая в драные холщовые штаны до колен и огромную, мешковатую рубаху, с которой то и дело сползало одно плечо, прижала костлявые пальцы к своим вискам. Ее взгляд был пронзительным.– Ты… оставлял Подношение? – спросила она шепотом, но так, что слова врезались, как нож.Мейко замялся, сердце бешено заколотилось. Подношение Духам Леса… Мать заставляла оставлять небольшую куколку из соломы на опушке каждое полнолуние…– Да, – выдохнул он.
– Хорошо, она все еще там?
– МММ… Я не смотрел после… прошлого раза…
Лицо Знахарки побагровело. – Если духи не забрали ее значит, подношение они не приняли, иии… Она аж затряслась.– Ты… тратишь мое время?! – прошипела она так гневно, что Мейко отшатнулся.
– Безмозглый щенок! Подношение не проверено?! Духи гневаются! А лепра просто попалась им под руку, дальнейшие их действия будут…! – Договорить ее на дали.
– Я понял! – выпалил Мейко, внезапно осознав глубину своей оплошности по ее реакции. Он рванулся к двери так быстро, что знахарка и слова добавить не успела. Он выскочил на крыльцо, под багровеющие лучи заката.
«Надо найти ее! Найти ту куклу!» – мысль стучала в висках в такт его бегу. Он мчался обратно к злополучному лугу, где осталось не только подношение, но и следы невидимого Духа, который спас ему жизнь.
Возможно, он навлек гнев настоящих лесных сил, осознание этого факта пугало его до глубины души. Солнце садилось, окрашивая лес в тревожные, кровавые тона.
Мейко бежал. Не бежал – почти летел, выжимая из мышц все до капли, легкие рвали грудь огнем, но ему было плевать.
В ушах стоял дедов голос, смакующий страшные сказки о тех, кто гневит лесных духов. О тех, чьи кончины были немыслимо ужасны.
Раньше Мейко лишь усмехался. Сейчас усмешка застряла где-то в горле, вытесненная ледяным комом страха. Тысяча шагов? Пара минут в адском спринте.
Он врезался в поляну перед тем самым кустом, согнувшись, давясь воздухом. Рука инстинктивно потянулась к месту, где подвесил оберег – соломенную куклу, перевязанную ленточкой.
Сердце едва не остановилось. – Пусто. – Только ветер шевелил листья. Облегчение хлынуло горячей волной. «Значит, приняли. Духи приняли подношение».
«Вот... а я боялся», – прохрипел он, опускаясь на корточки. – Пронесло. Спасибо вам, лесные хозяева! – Голос сорвался громче, чем планировалось.
Шшшшшшшшш!
Громкое, резкое шуршание в кустах прямо за спиной. Мейко замер. «Только не снова». Мысль пронеслась молнией. Рука сама метнулась к ножу за поясом.
Но... тишина. Только шелест листвы, поддразнивающий, как шаловливый ветер.
– Пойду... Пойду-ка я отсюда», – пробормотал он себе под нос. И сорвался с места, не оглядываясь, уносясь прочь от поляны, от куста, от этого внезапного, леденящего звука.
Лишь когда Мейко скрылся в чаще, воздух над поляной задрожал. Легкая рябь, будто от жары. Из невидимого кармана реальности материализовался солдат в камуфляже с легким сканером в руке. Он оглядел куст, поляну, щелкнул тумблером на приборе.
«Им что, тут медом намазано?» – буркнул он, записывая показания. «Начальству надо сказать – что камеру ставить тут бесполезно. Помехи дикие». Свалив это явление на залежи магнитного железняка солдат потянулся к комму.
– Тень-Два, точка "Куст". Чисто. Перехожу к "Рубежу". – Рябь снова пробежала по воздуху, и фигура растворилась, оставив поляну пустой.
…
Ночь для Гриши превратилась в бесконечный, изматывающий марафон. К утру он валился с ног, чувствуя себя не командиром, а загнанной нянькой в самом кошмарном детсаду вселенной.
– Куда поставить палатку!
– Где еда?!
– А костер развести можно?!
– Сюда копать или туда, а генератор тогда куда?! – Вопросы сыпались как из рога изобилия. Он метался от точки к точке.
Наличие сержантов помогало мало. А "Кувалда" – здоровяк из отряда кованых – только добавлял проблем.
– Отвали, чё ты такой душный! – рявкнул тот и плюхнулся на траву, захрапев так, что Гришу бросило в холодный пот: «Нас такими темпами услышат! Причем весь континент!
Помогло только крепкое слово, рука, сжимающая рукоять пистолета, и ледяное: – Не встанешь – будешь спать на улице. До конца мисси. – В глазах "Кувалды" и его товарищей вспыхнуло что-то похожее на интеллект. Или даже осознание.
Под утро Гриша стоял, дрожащими от усталости руками поднося к губам термос с обжигающим кофе. Рассвет над чужой планетой был странным – два солнца, одно чуть ярче, другое бледнее, окрашивали небо в персиковые и лиловые тона.
Перед ним вырос за ночь лагерь. Карбоновые палатки, маскировочные сети, зачехленная техника, припрятанная в складках местности.
– В