Он предназначен для чего-то большего и лучшего.
Те слова все еще причиняли боль.
Висели над моей головой, словно светящийся неоновый знак.
Миллер открыл дверь своего «Мерседеса», затем повернулся ко мне.
— Тебя подвезти?
Я покачала головой.
— Погоди, дай-ка мне разобраться. Значит, Санчес может подвозить тебя куда угодно, а я словно чумой болен?
— Ты меня ненавидишь.
— Я тебя не знаю, — пожал плечами он. — Нельзя ненавидеть того, кого ты, на самом деле, не знаешь. Ведь так, Эм?
Я подняла телефон.
— Я воспользуюсь «Убером».
— В восемь часов утра, — он скрестил руки на груди. — Когда все остальные только этим и занимаются, чтобы успеть вовремя на работу? В центр Белвью? — Он сделал еще один шаг в мою сторону. — Я тебя подвезу.
— Ты стал еще более властным, чем я помню, — проворчала я.
— А ты стала еще красивее, — прошептал Миллер, а затем, словно осознав, что сказал вслух, покачал головой. — Извини, выскочило. Старые привычки.
Я улыбнулась.
— У тебя никогда не было внутреннего цензора.
— Цензоры для…
— … слабаков, — закончили мы в унисон.
Миллер слегка улыбнулся и отвернулся.
— Залезай в машину, Эм.
Он был прав. Но я все еще не хотела, чтобы он увидел, где я живу.
У меня все еще была гордость.
И моя, действительно, дрянная преподавательская онлайн-работа, так что через час я должна быть в сети.
— Хорошо, — быстро сказала я. — Спасибо.
Я просто скажу ему «выбросить» меня на перекрестке.
Миллеру не нужно знать, что я живу в убогом многоквартирном доме.
Или что мой отец болен.
Или что мой мир рухнул, как только он ушел.
— Итак… — Миллер захлопнул дверь. — Куда?
Я выпалила инструкции и попыталась приклеиться к двери, чтобы не пришлось ощущать запах его одеколона или чтобы не выглядеть психопаткой, которая собирается наклониться над консолью и понюхать его.
Миллер не имел права так хорошо пахнуть с утра!
Поток машин был не так уж плох, а это означало, что я, смогу что-нибудь перекусить, прежде чем войду в систему и начну свой рабочий день.
Никто из нас не говорил, но мы никогда не были такими друзьями, которым нужно заполнять воздух ненужными словами.
Наши слова, даже при поддразнивании, всегда имели цель.
По какой-то причине от простой мысли о том, как мы раньше общались, на глаза навернулись слезы.
А затем, ну, конечно, нам обязательно нужно было заехать именно в тот «Макдональдс», где мы с Миллером впервые поцеловались.
Я втянула в себя воздух.
В машине все замерло.
Словно кто-то поставил на паузу наши жизни и одновременно показал нам отрывок из нашего прошлого.
Прошлое
Я стояла у большого синего грузовика Миллера.
Я чувствовала его руки в своих волосах, а его язык у себя во рту.
Внедорожник так резко дернулся вправо, что щекой я практически встретилась со стеклом.
А потом мы парковались именно на том самом месте.
Краска на асфальте стоянки была выцветшей.
А запах был тем же.
Почему-то даже запах был тем же.
— Когда ты ушел… — Я сглотнула, несмотря на комок в горле. Его рука напрягалась на руле, а машина все еще ехала, словно Миллер пытался выяснить, стоит ли ему ехать напролом через здание или же выключить мотор и припарковаться. — Я заказывала маленькую порцию картошки фри и сидела здесь… и притворялась, что ты был со мной. Глупо. — Зачем я это сказала? — Я знаю.
Я взглянула на Миллера краем глаза.
Обеими руками он все еще сжимал руль.
Его челюсть была наряжена.
Глаза Миллера быстро закрылись, затем распахнулись, прежде чем он выдернул ключ из зажигания и пробурчал:
— Завтрак.
Словно в замедленной съемке, я выпрыгнула из внедорожника в своих спортивных штанах и потащилась позади него, идущего к дверям.
Миллер пропустил меня вперед.
Казалось, мои ноги стали свинцовыми, а на коже появились миллионы мурашек, когда я пыталась обрести голос, чтобы отказаться от еды, пока мы параллельно находились в поездке по переулкам воспоминаний.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Чем могу помочь? — спросил подросток, стоящий за кассой, не поднимая головы.
— Пять Макмаффинов с колбасой и сыром, два апельсиновых сока и… — он сделал паузу. — Воду.
Парень повторил заказ.
Миллер не спрашивал, хочу ли я есть, пить или что-то еще.
Я предположила, что получу, по крайней мере, апельсиновый сок.
Опять же, я никогда не заказывала в ресторанах быстрого питания. Я всегда чувствовала, что меня осуждали, даже если выбирала здоровую пищу; словно я не могла свободно есть то, что ели другие люди. Потому что я, почему-то, не заслуживала этого, хотя и была здорова. Я это преодолела… но все еще ненавидела то, что приходилось иметь дело с косыми взглядами, поэтому избегала таких заведений любой ценой.
Мы ждали еду.
Я старалась смотреть куда угодно, только не на Миллера. Но, куда бы ни посмотрела, все напоминало о прошлом.
Даже дурацкие красно-желтые соломинки напоминали о том дне, когда мы, стащив их, пили в школе газировку. О том, как он играл своей соломинкой, зажимая ее между зубами, от чего внутри все трепетало, а ноги сжимались.
— Святое дерьмо, ты — Миллер Квинтон! — закричал ломающийся голос. Парень, который нас обслуживал, наконец, поднял взгляд. Я винила технологии в том, что люди не смотрели друг другу в глаза.
— Да. — Все поведение Миллера изменилось. Из разгневанного бульдога он превратился в вежливого, уверенного в себе сексуального мужчину. Прямо на моих глазах он стал именно тем, кого мне так хотелось увидеть во время просмотра каждого глупого интервью на ESPN, которое тот когда-либо давал.
— Как дела, мужик? — Миллер пожал ему руку.
И затем подписал столько автографов, что могли заболеть пальцы.
К внедорожнику мы шли молча.
Забрались внутрь, и он бросил мне бургер.
— Что это? — Я подняла вверх эту пропитанную жиром штуку. Бумага смялась, когда я пальцами вонзилась в подогретую пищу богов. Слюна уже собиралась во рту, черт побери.
— Еда.
— Я знаю, что это еда. Просто подумала, что ты заказал все это для себя.
— Ешь.
— Теперь мы перешли к односложным разговорам?
Миллер хмыкнул и откусил огромный кусок. Его идеальные зубы оторвали, практически половину бургера.
Аромат меня просто убивал. Мне так сильно хотелось съесть эту чертову штуку, что желудок заурчал, полностью выдавая меня Миллеру, который уже приканчивал последний Макмаффин, и со знающей ухмылкой потягивал апельсиновый сок.
— Мне запрещено это есть согласно руководству черлидеров. — Я попыталась вернуть ему бургер, хотя и хотела его съесть. Дело было даже не в голоде, который побеждал, просто какая-то больная неуместная ностальгия, говорившая, что если бы я съела бургер, то все снова стало нормально.
Он не сдвинулся с места.
— Миллер, — простонала я. — У меня каждую неделю взвешивание.
Он громко потянул апельсиновый сок, втягивая в рот соломинку и опустошая стакан с каждым глотком. Миллер сунул пустой стакан в держатель для стаканов, забрал бургер, медленно его развернул, укусил, а затем снова протянул его мне.
— Это не сработает, — со вздохом солгала я и облизала губы. Да уж, это уже работало.
Бургер коснулся моих губ. Миллер усмехнулся, а затем наклонил голову в очень дразнящей, чертовски сексуальной манере.
В тот момент он не мог стать еще сексуальнее.
Миллер держал бургер у моих губ так, словно это было лучше, чем секс. Что, давайте будем честными… это действительно было близко к правде.
— Я не расскажу, — прошептал он.
Мой мозг просто жаждал этот бургер.
И я откусила.
Огромный кусок.
Слишком большой для моего рта.
Глаза Миллера излучали жар.
Это были грязные предварительные ласки с едой из «Макдональдса».
