Я пленница - ты не пытай меня,
Я нищая - не угнетай меня.
Измучены моя душа и тело,
Дошли страданья сердца до предела.
В дни школьного ученья моего,
А значит, и мученья моего,
Я некоего мужа повстречала,
Он дэвом был - как скоро я узнала.
Отродье сатаны, безумен, тот
Преследует меня, не отстает.
Он об одном лишь мне твердит все время:
"Ты замуж не иди в людское племя.
Когда нарушишь волю ты мою,
Тебя и мужа тотчас я убью".
Сто разных мер, одна другой хитрее.
От ига не могли избавить шею.
Поток несчастий был неотвратим,
Отец и мать не совладали с ним.
Друзья старались долго, безуспешно,
Родители терзались безутешно.
Любима стала бесноватым я.
И отвернулись от меня друзья.
Прибывши в край, где мы живем смиренно,
Ты эту повесть слышал несомненно.
Когда явился ты ко мне домой.
Решив купить бесценный жемчуг мой,
Я слова дэва вижу пред глазами,
И меч он сжал могучими руками.
Твоей женою быть мне не дано.
Иначе нам несчастье суждено.
Тебя прошу я потерпеть- немного:
Ищи лекарство, уповай на бога.
Быть может, цели, призрачной теперь,
Достигнешь - отворится счастья дверь,
Замолкнет слово ненависти вражьей,
И цель блеснет - для нас обоих даже".
Душа глупца рассказом сражена.
Он мыслит - правду говорит жена.
Боится он: "Слияние с любимой -
Душе и сану вред непоправимый".
Глупец великой страстью обуян,
Но помешали жизнь ему и сан.
Да, в мире часто, кто богатства хочет,
Нередко об убытке сам хлопочет.
Стремленье к милой нам приносит гнет,
И змей того, кто ищет клада, ждет.
Тем, что любимой о любви ты скажешь,
Ты к испытаньям сам себя обяжешь.
Коль вынесешь ты стойко гнет обид,
Она тебя немедля исцелит.
Увидит - ты к страданью неспособен, -
Ты, значит, и к слиянью неспособен...
... Страх Ибн-Саламом бедным овладел,
Ему разлуку принеся в удел.
И вот к Лейли не подходил он больше,
С ней разговор не заводил он больше.
Но горе стойко он переносил,
У всех лекарства от него просил.
Он вещунов разыскивал повсюду:
"Для бешеного цепи, - мнил, - добуду".
Верный Зейд Меджнуна посещает и о браке Лейли с Ибн-Саламом его извещает
Творец легенд, известий казначей,
Так начинал рассказ короткий сей:
Был у Меджнуна друг один примерный,
Он звался Зейд - друг искренний и верный.
Высокою известный красотой,
Духовною чудесной красотой.
Пленился он Зейнаб, кумиром дивным.
Ее любил в стремленье неизбывном.
Немало видел он любовных бед,
Был скорби в нем глубоко врезан след.
И потому страдалец этот юный
Сочувствовал несчастиям Меджнуна.
Своей любовью он делился с ним,
Считал его учителем своим.
Когда узнал бедняга достоверно.
Что замуж вышла та больная серна,
К Меджнуну он отправился тотчас,
Ручьи кровавых слез струя из глаз.
Согнулся вдвое стан его прекрасный,
Хотел сказать, - не может, - все напрасно.
Меджнун ему: "О мой любимый друг,
О мой несчастием томимый друг!
Ты кажешься сегодня очень странным:
Ты бодрым был всегда и неустанным.
Ты почему сегодня огорчен.
Расстроен, сил и бодрости лишен?
Или Луна в созвездье Скорпиона?[73]
Зачем ты здесь, в степи опустошенной?
Ужели ты обижен злой судьбой?
Скорее расскажи мне, что с тобой!"
Сухую щепку Зейд зажег печальный,
Сказав ему: "Меджнун многострадальный!
Потухла счастья твоего звезда:
Тебя постигла горькая беда.
Твоей любимой Ибн-Салам владеет,
А над тобою горе тяготеет.
Она вошла свечой в постылый дом,
Довольствуйся теперь своим огнем.
Лейли врагу подругой стала ныне,
Что ж! Обрети теперь покой в пустыне!
Бесплодно оказалось рвенье все.
Вздох утренний, ночное бденье все".
Меджнун, рассказ услышав леденящий,
Взметнул до неба стон, огнем горящий.
Страдалец бедный средь своих зверей
Предался скорби и беде своей.
И птицы незнакомые рыдали,
И даже насекомые стонали.
Перу подобно, слезы лить он стал,
Подобно свитку, стан свой изгибал.
Он в руку взял перо, вздохнул глубоко
И в свитке написал слова упрека.
Меджнун Лейли послание пишет, и письмо его укоризной дышит
В письме сначала он упоминал
Творца миров, начало всех начал,
Кто людям приоткрыл завесу тайны
И создал мир красы необычайной,
Того, кто зеркало шлифует дней,
Кто завивает локоны ночей.
Посеяв семена хвалы достойной.
Стал горе излагать он лани стройной.
"От страстотерпца, пленника тоски,
Безумца, чьи страданья глубоки,
Письмо, печали полное безмерной,
И горести жестокой, беспримерной.
Красавице, чей нрав несправедлив!
Ты мучишь друга, верность позабыв.
Ты розой для врагов благоухаешь,
Меня же ты, как острый шип, терзаешь.
Зачем же ты нарушила обет?
Иль сговора меж нами больше нет?
Покоя в одиночестве лишилась?
И мужа ты приобрести решилась?
Ужели так в шатре твоем темно,
Что обойтись без свечки мудрено?
Недуг сердечный так расстроил тело,
Что ты найти лекарство захотела?
Ужели так увял твой кипарис,
Что без воды нельзя и обойтись?
Какого в сад злодея ожидаешь,
Что вход в него шипами заграждаешь?
Тебе беда какая-то грозит?
Но муж тебя, поверь, не защитит!
Ты почему меня совсем забыла?
Забыв меня, другого полюбила?
Иль слез моих кровавых бурный ток,
Всечасно льющийся на твой порог,
Хоть на мгновение иссяк, не льется,
Иль сердце у меня в груди не бьется?
Зачем же быть неверными, зачем?
Дружить с друзьями скверными зачем?
Раскрыв для друга нового объятья.
Ужели шлешь ты старому проклятья?
Иль скажешь, что измучена ты мной,
С ним веселей досуг проходит твой?
Напрасно верил я твоим обетам
И думал - ты верна святым обетам.
Но вижу - верности ты лишена.
Ущербна стала полная луна.
Со мною ты дружила постоянно,
А сердцем отдалась во власть обмана.
Ты на словах всегда была со мной,
Но, вижу я, тобой владел иной.
Я посрамлен соперником ничтожным,
Хоть не считал такой позор возможным.
И в том твоя вина, о мой кумир,
Хоть виноват и коловратный мир.
Так розовый бутон к шипам снисходит,
Раскроется - друзей других заводит.
Шипы бутон избавят от тревог[74],
Из розы же - аптекарь выжмет сок.
О ты, по ком все сердце истомилось,
Чей гнев велик и чья ничтожна милость.
Ты, что забыла верность прежних дней,
О ты, опора тела, свет очей.
О ты, бальзам моих душевных бедствий,
О ты, товар на торге сумасшествий!
Ты, красоты звезда, в ночи луна,
Стройна, горда, изящна и нежна.
Я в прах самой природой предназначен,
Я злоязычен, обликом я мрачен.
Ты от меня испуганно бежишь,
Как будто мной поругана бежишь.
И я готов с тобою согласиться -
Тебя я недостоин, о царица.
Мне б видеть хоть в мечтах твои черты,
Пусть будут о другом твои мечты.
Но много есть людей, - то помнить надо,
Которым разговор о нас отрада.
И, видя слез обилие мое
И надо мной насилие твое,
Кого они неверной называют
И на кого презренье изливают?
Ты хочешь, чтоб об имени твоем
Никто и слова не сказал добром?
Отвергла давний ты людской обычай,
Любви к другому стала ты добычей:
Ведь много есть влюбленных, как и я,
Ты взглянешь - вырастает их семья.
Хотел бы я тебя совсем не видеть
