Стихи о Харбине
1
Под асфальт, сухой и гладкий,Наледь наших лет, —Изыскательной палаткиКанул давний след…
Флаг Российский. Коновязи.Говор казаков.Нет с былым и робкой связи —Русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот.Фляга. Карабин.— Здесь построим русский город.Назовем — Харбин.
Без тропы и без дорогиШел, работе рад.Ковылял за ним трехногийНивелир-снаряд.
Перед днем Российской встряски,Через двести лет,Не Петровской ли закваскиЗапоздалый след?
Не державное ли словоСквозь века: приказ.Новый город зачат снова,Но в последний раз.
2
Как чума, тревога бродит, —Гул лихих годин…Рок черту свою проводитБлиз тебя, Харбин.
Взрывы дальние, глухие,Алый взлет огня, —Вот и нет тебя, Россия,Государыня!
Мало воздуха и света,Думаем, молчим.На осколке мы планетыВ будущее мчим!
Скоро ль кануть иль не скоро,Сумрак наш рассей…Про запас Ты, видно, городВыстроила сей.
Сколько ждать десятилетий,Что кому беречь?Позабудут скоро детиОтческую речь.
3
Милый город, строг и строен,Будет день такой,Что не вспомнят, что построенРусской ты рукой.
Пусть удел подобный горек, —Не опустим глаз:Вспомяни, старик-историк,Вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь,Впишешь в скорбный лист,Да на русское кладбищеЗабежит турист.
Он возьмет с собой словарикНадписи читать…Так погаснет наш фонарик,У томясь мерцать!
«Ночью думал о том, об этом…»
1
Ночью думал о том, об этом,По бумаге пером шурша,И каким-то болотным светомТускло вспыхивала душа.
От табачного дыма горекВкус во рту. И душа мертва.За окном же весенний дворикИ над двориком — синева.
Зыбь на лужах подобна крупамБриллиантовым — глаз рябит.И задорно над сердцем глупымИздеваются воробьи.
2
Печью истопленной воздух согрет.Пепел бесчисленных сигарет.Лампа настольная. Свет ее рыжРукопись чья-то с пометкой: «Париж».
Лечь бы! Чтоб рядом, кругло, горячо,Женское белое грело плечо,Чтобы отрада живого теплаВ эти ладони остывшие шла.
Связанный с тысячью дальних сердец,Да почему ж я один, наконец?Участь избранника? Участь глупца?..Утро в окне, как лицо мертвеца.
Ночью
Я сегодня молодость оплакал,Спутнику ночному говоря:«Если и становится на якорьЮность, так непрочны якоря.
У нее: не брать с собой посудуИ детей, завернутых в ватин…Молодость уходит отовсюду,Ничего с собой не захватив.
Верности насиженному месту,Жалости к нажитому добру —Нет у юных. Глупую невестуПозабудут и слезу утрут
По утру. И выглянут в окошко.Станция. Решительный гудок.Хобот водокачки. Будка. Кошка.И сигнал прощания — платок.
Не тебе! Тебя никто не кличет.Слез тебе вослед еще не льют:Молодость уходит за добычей,Покидая родину свою!..»
Спутник слушал, возражать готовый.Рассветало. Колокол заныл.И китайский ветер непутевыйПо пустому городу бродил.
Высокому окну
Этой ночью, ветреной и влажной, Грозен, как Олимп,Улыбнулся дом многоэтажный Мне окном твоим.
Золотистый четырехугольник В переплете рам,—Сколько мыслей вызвал ты невольных, Сколько тронул ран!
И, прошедший годы отрицанья, Все узлы рубя,—Погашу ли робкое сиянье, Зачеркну ль тебя?
О стихи, привычное витийство, Скользкая стезя,Если рифма мне самоубийство, Отойти нельзя!
Ибо если клятвенность нарушу Этому окну, —Зачеркну любовь мою и душу Тоже зачеркну.
И всегда надменный и отважный, Робок я и хромПеред домом тем многоэтажным, Пред твоим окном.
Орбита
Ты, молчаливый, изведал много,Ты, недоверчивый, был умен,С лучшими мира ты видел Бога,С самыми страшными был клеймен.
Знающий, — самое лучшее смерть лишь,Что ж не прикажешь себе: — Ложись!Окнам безлюдным позорно вертишьЗлую шарманку, чье имя — жизнь.
Пыльны цветы на кустах акаций.Смят одуванчик под теркой ног…Твой дьяволенок посажен на цепь, —Вырасти в дьявола он не смог.
Что же, убей его, выйдя к Богу,Выбери схиму из чугуна,Мерно проламывая дорогу,Как спотыкающаяся луна.
Будешь светить ты неярким светом,Где-то воруя голубизну,И завершишь небольшим поэтомЗакономерную кривизну.
Родина
От ветра в ивах было шатко.Река свивалась в два узла.И к ней мужицкая лошадкаВозок забрызганный везла.
А за рекой, за ней, в покосах,Где степь дымила свой пустырь,Вставал в лучах еще раскосыхЗарозовевший монастырь.
И ныло отдаленным гуломПочти у самого чела,Как бы над кучером сутулымВилась усталая пчела.
И это утро, обрастаяТоской, острей которой нет, —Я снова вижу из КитаяПочти через двенадцать лет.
1932Разведчики
Всеволоду Иванову
На чердаке, где перья и помет,Где в щели блики щурились и гасли,Поставили треногий пулеметВ царапинах и синеватом масле.
Через окно, куда дымился шлях,Проверили по всаднику наводкуИ стали пить из голубых баклагСогретую и взболтанную водку.
Потом… Икающе захлебывалась речьУродца на треноге в слуховуше…Уже никто не мог себя сберечь,И лишь во рту все становилось суше…
И рухнули, обрушившись в огонь,Который вдруг развеял ветер рыжий.Как голубь, взвил оторванный погонИ обогнал, крутясь, обломки крыши.
…Но двигались лесами корпусаВдоль пепелищ, по выжженному следу,И облака раздули паруса,Неся вперед тяжелую победу.
1928Воля
Загибает гребень у волны,Обнажает винт до половины,И свистящей скорости полныВетра загремевшего лавины.
Но котлы, накаливая бег,Ускоряют мерный натиск поршней,И моряк, спокойный человек,Зорко щурится из-под пригоршни.
Если ветер лодку оторвал,Если вал обрушился и вздыбил, —Опускает руку на штурвалВоля, рассекающая гибель.
Николай Авдеевич Оцуп
