Она отвернулась от реки и внезапно схватила меня за плечо.
– А потом вдруг появилась фигура, пересекавшая тропинку прямо передо мной. Я видела кого-то.
– Что за фигура?
– Она была одета в черное. Что-то вроде бесформенного черного плаща или покрывала. Она, казалось, высасывала свет из всего вокруг, так что везде, где она проходила, оставалось мертвое, темное место. Сьюзен сильнее сжала мое плечо.
– Она несла тонкую длинную палку – держала ее перед собой, как будто ощупывала ею землю.
Сьюзен не нужно было так крепко держать мою руку. Ее рассказ поглотил все мое внимание.
– В такое прекрасное утро увидеть на своем пути такое чудовище! Как будто осколок ночи… Но это было еще не самое худшее. Самым ужасным была его голова. У него была голова птицы, вся укутанная черным. У него был хобот – он торчал как толстый клюв, как будто оно только что набило свою пасть до отказа. И у него были глаза, стеклянные глаза, злые круглые глаза, поглощавшие сверкание утреннего солнца.
Рассказывая мне все это, Сьюзен Констант не смотрела на меня – она как будто обратилась внутрь себя самой, вспоминая свое видение птичьей фигуры.
– Оно не смотрело по сторонам, но двигалось поперек моей тропинки, на расстоянии двух вытянутых рук от меня, самое большее трех.
– Оно вас не видело? – спросил я, стараясь сдержать дрожь в голосе.
– Слава богу, оно не могло этого сделать. Оно было нацелено на другое дело. Оно проскользило мимо и растворилось среди деревьев и кустов, растущих у тропинки. Я не хотела поворачивать голову и смотреть, как оно исчезает в лесу.
– Вы уверены в том, что видели?
– Я чувствовала, как оно проходит мимо, – ответила она. – Когда оно прошло передо мной, я ощутила движение воздуха. И у него был запах, затхлый, мертвый запах. Затем я слышала шум от тела, двигавшегося между ветвей, легкий шум, шелест. Это не был бесплотный дух. Мне не привиделась эта тварь. Я уверена.
Сьюзен вздрогнула. Казалось, она приходила в себя. Она посмотрела вниз, на свою руку, по-прежнему сжимавшую мое плечо. Она даже сумела выдавить из себя подобие улыбки.
– Вот… Николас. Я говорила, что теперь еще меньше шансов, что вы поверите мне.
– Но я вам верю.
Я не сказал, что фигура, которую она описала, была такая же, в точности такая, как те, что я мельком видел на окраинной улице в свою первую ночь в Оксфорде. Фигура, облаченная в черное, с головой, похожей на птичью, держащая перед собой трость – щуп или щупальце насекомого. Я заметил несколько таких чудовищ ночью, в то время как госпожа Констант увидала одно при свете дня. Могло ли быть хоть какое-то сомнение, что мы, по отдельности, стали свидетелями одного и того же… явления?
Возможно, воодушевленная тем, что я не отмахнулся от ее истории сразу же, Сьюзен продолжала:
– Я стояла там – не знаю, как долго. Наверно, я боялась двигаться с места, а также боялась, что оно вернется, и, поглощенная одним и другим страхом, я ничего не делала. Солнце сияло, насекомые жужжали над моей головой. А потом я услышала жуткий крик со стороны того дома, где живет матушка Моррисон, то есть где она жила, и это, наверно, привело меня в чувство, потому что в следующий момент я бежала – не к дому, но от него. Я бежала и бежала, пока не оказалась у себя…
– Вы кому-нибудь рассказали об этом?
– Я не сказала ни слова, но пробралась в свою комнату, ноги мои так дрожали, что я едва могла стоять. Поэтому я преклонила колени и провела какое-то время в молитве – и наконец мои душа и тело немного успокоились. Некоторое время я надеялась, что это всего лишь мое воображение, что я никогда не видела фигуры, пересекавшей мой путь, и не слышала крика из дома. Но я знаю, что видела этот образ так же ясно, как вижу вас, Николас.
– Я сказал, я вам верю.
И я кратко описал видение, свидетелем которого стал, теней, кравшихся вдоль темной аллеи, вспышку света от фонаря сверху, кошмарный облик закутанных в капюшоны голов с хоботами. Сьюзен Констант выглядела потрясенной, словно ее поразило то, что кто-то еще подтвердил ее собственный опыт.
– Что вы сделали? – спросила она.
– Как и вы, я вернулся в свою комнату на постоялом дворе, где мы остановились. Вернулся бегом, если быть честным. Никто не задавал мне вопросов, мои товарищи по большей части спали. Хотя я заснул не сразу.
– Вы никому не рассказали об этом потом?
– До этого момента – нет.
– Я рада.
– Что я никому не рассказал?
– Что я не одинока. Что вы тоже видели это.
– А старая женщина, про которую вы говорили, она умерла?
– О ее смерти сообщили в тот же день. Ее нашли в своей постели в обеденный час. Так что крик, который я слышала, должно быть…
Сьюзен не закончила свою фразу.
– У вас есть какие-нибудь предположения, что это была за тень?
– Нет. Но послушайте, я видела ее снова, и в этот раз поблизости от нашего дома.
В первый раз за время ее рассказа я почувствовал, что холодею.
– Однажды рано утром я выглянула из окна своей спальни – мне снова не спалось, не знаю, почему я в последнее время стала такой беспокойной и перестала спать, – и вдруг увидела ее, закутанную в черное, с птичьей головой, среди тисовых изгородей. Она была там одно мгновение, и я в ужасе отвернулась, а когда взглянула снова, она уже исчезла.
Я не спросил Сьюзен, что «она» делала среди тисовых изгородей, но мой вид, похоже, говорил сам за себя, потому что она продолжала:
– Позже, в тот же день, Сара получила посылку. В ней была глиняная фигурка, как игрушка.
– Подарок? Кто же послал его?
– Об отправителе ничего не было сказано. Сверток оставили у черного хода, написав на нем имя моей кузины.
– Что же такого ужасного в игрушечной фигурке?
– В ее животе торчала булавка.
Я уже слышал о таких попытках колдовского заклятия. Не так уж сложно не обращать на них внимания и приписывать их невежественным деревенским обитателям, но, вероятно, не тогда, когда они испытываются на вас.
– И как это подействовало на Сару?
– Сначала она сказала, что ее, видно, с кем-то спутали. Потом сказала, что человек, сделавший фигурку, должно быть, просто случайно оставил в ее животе булавку. А потом она слегла с болями в животе и лихорадкой. Кормилица Рут приготовила для нее снадобье из шафрана.
– Вы думаете, есть связь между фигурой в черном и этой игрушкой? И со смертью старой женщины?
– Не знаю, – ответила Сьюзен Констант. – Но похоже на то. Что еще я могу сделать?
Результат этих видений и происшествий был вполне ясен. Они превратили Сьюзен Констант в напуганную женщину, напуганную не столько за себя, сколько за Сару. Я не понимал, как все эти догадки и события могут быть связаны, но, очевидно, что-то было не в порядке в семействе Константов. Но не мог я понять и роль, которую мне было предназначено ро всем этом играть, или что там Сьюзен для меня уготовила.
– Я сама не знаю точно, чего я хочу от вас, Николас, – вздохнула она, когда я вернулся к этому вопросу. – Просто поговорить с кем-то уже приносит облегчение, и потом – узнать, что вы тоже видели этих чудовищ! А вы к тому же актер и находчивый человек… и ваш друг Абель рассказал мне, как вы однажды помогли решить загадку… и я знаю, что вы наблюдательны.
Эта похвала была не совсем уместна (так как я все еще не понимал, как могу помочь ей), но я, вероятно, приподнял брови в ответ на последнее замечание.
– Вы обратили внимание на то, что госпожа Рут говорила о моей матери, и вспомнили об этом сейчас, когда я сказала, что мои родители умерли. Вот и все, что я имела в виду, Николас. У вас острый глаз и острый слух.
Мы шли обратно по тропинке, ведущей в город. Вокруг нас осталось не много людей, и потихоньку темнело.
– Вы суеверны? – спросила она. – Вы верите в духов и тому подобные вещи?
– Зависит от того, в какое время дня вы зададите ваш вопрос – или, наверно, в какое время ночи.
– Именно так. Вы руководствуетесь своим разумом, если это возможно. И я тоже. И все же вы можете оказаться во власти страхов. Я и тоже. Я говорю себе, что то, что я видела, не привидение и не чудище, а человек из плоти и крови, который по своим собственным причинам решил так скрыть свой облик. И если у него есть причины, то они, скорее всего, как-то связаны с приближающейся свадьбой моей кузины. А если есть причины, то, каковы бы они ни были, о них можно узнать, если подумать как следует.
Я искоса взглянул на свою спутницу. На ее лице было ясное, решительное выражение. Она быстро двигалась. В том, как она рассуждала, было что-то почти мужское. Я был готов протянуть руку помощи.
– И чего же вы хотите от меня? – спросил я.
И она сказала.
Когда мы возвращались в город по луговым тропинкам, тишину раннего вечера разорвал звон церковного колокола. Ничего удивительного в этом не было. Оксфорд, как и Лондон, – город башен, шпилей и колоколов. Но сейчас в его звуке было что-то нетерпеливое, даже неистовое.
