сказал – правда, тихо, так, чтобы другие не слышали. Сказал, что вера в истинного Бога самая правильная, что только христиане смогут спастись в Царстве Небесном. На что он мне едва ли не выкрикнул – нет лучше богов, чем богов предков, нет и не было! Я тогда промолчал, выждал день-другой – а тут как раз бой и случился с данами.
«Сеча была зело крепкая», как сказал после Ратибор. И действительно, из шести десятков воев под конец рубки только два с половиной и осталось, притом половина уцелевших – лучники. Крепко рубились даны, даже когда их наполовину окружили да стрелами со спины выбивали… Впрочем, без стрелков еще неизвестно, чья бы взяла. Сдается мне, победа осталась бы за данами – да и так едва ли не вся дружина варяжская пала. В последние мгновения схватки мы с вожаком и еще одним русичем, Храбром, втроем у носа ладьи встали, перегородив путь к девкам… А после боя ярл устало лег на днище, продышался и затем обратился ко мне:
– Ты, ромей, принят в дружину. Насовсем. Долю в добыче получишь полную… И спасибо, что жизнь спас. Не забуду.
Я тогда только головой покивал, сил говорить не осталось от слова совсем – сам едва не рухнул, ощутив страшную усталость и боль в мышцах да побитых руках… А Горыня, чудом уцелевший, сражаясь на хвосте, после сечи все удивлялся – как я выжил? Ведь меня первого, считай, опрокинули!
Между прочим, за то, что именно с меня даны строй разбили, я очень переживал – думал, что братья-славяне после претензию выдвинут, мол, из-за тебя столько людей погибло. Но приятель мне истолковал подноготную происходящего. Атакующее построение у викингов – это практически всегда клин, по крайней мере, если у нападающих есть численное преимущество. Вступая в бой, Ратибор надеялся, что даны будут защищаться с обоих бортов, что его воям хватит сил сдерживать натиск противника, покуда лучники одного за другим выбивают врага. Ведь в отличие от славян, у которых стрелков всегда было много, скандинавы лучников не шибко привечают и ответить им было бы особо нечем… Да вот пошло не так, как думал вождь, датчане ударили многочисленным клином – и строй они бы протаранили однозначно. А броски сулиц, что при попадании в щиты значительно увеличивают их вес, заставляя воинов опускать руки – это, как оказывается, есть один из излюбленных приемов викингов.
В общем, если кого в чем и обвинять, то самого ярла русов, необдуманно принявшего бой с равным противником. Но Ратибора никто обвинять ни в чем не стал – несмотря на потери, добыча нам досталась знатная: на одном перехваченном Деяном кнорре везли франкские клинки, кольчуги и шлемы, на другом – груз качественного сукна и судовую казну. И кстати, семьям погибших (у кого они были) уцелевшие варяги выделили честную долю.
А ведь были еще и личные трофеи, взятые с боя, благодаря которым я приобрел полный комплект вооружения и брони, по местным меркам доступный только уважающим себя воинам. Остальное доставшееся мне оружие я решил покуда приберечь на будущее – откровенно говоря, для собственных дружинников! На сукно же и большую часть приобретенного серебра купил добротный, справный сруб с сенями, подклетом, помещением для скота и сеновала, с просторной широкой горницей с топчанами и полатями у печи. Да отдельной баней. Сруб что надо – на всех сестриц места хватило! – да и стоит он в стратегически удобном месте, на самом южном конце поселка, что ближе всех к княжей крепости. Заодно уж и запас зерна приобрел, да кое-какую живность – пусть теперь бабы ведут хозяйство…
Так вот, Горыня все изумлялся – как я, первым выбыв из строя, а после еще и в воду сброшенный, сумел выжить, да в бой вернуться, да самого вождя спасти?! А я ему и отвечал – мол, меня Бог бережет, Его волей в живых остался. Собственно, ведь нисколько не слукавил… Сказал, что молитва есть особая, псалом девяностый, «Живый в помощи» – ее читая про себя, можно в самых страшных сечах уцелеть. Тут-то венд и призадумался, начал меня все чаще о Боге расспрашивать, когда вдвоем оставались, уточнять, как же Его могли казнить, раз он Бог?! М-да, тяжело было объяснить парню понятие греха и то, что Иисус пошел на крестную смерть ради людей, смывая собственной кровью их зло… Непросто мне дались два последних «просветительских» вечера с парнем, выросшим и воспитанным в среде, где убийство того же свея или дана при грабеже есть не грех, а доблесть. И где местные божества являются прежде всего олицетворением грубой силы и жестокости, столь понятных суровым народам севера, где каждой стихии посвящен отдельный божок. Для такого человека простая для меня истина «Бог есть любовь» была чем-то настолько далеким, что в конечном итоге я просто устал заниматься просвещением и поставил парня перед фактом: хочет жениться на Беляне, значит, должен креститься. Нет – так и суда нет.
Правда, я рассчитывал, что Горыню удастся покрестить на корабле, покуда женская власть Белки была всецелой, – а на берегу заметно разбогатевший молодой воин теперь мог быстро найти ей замену. На вырученные деньги он вполне способен купить себе хоть трех самых красивых рабынь, да пофигуристей славянки! – и тешить с ними плоть сколь угодно будет его душе… И если еще вчера, на ладье, я едва ли не требовал от него ответа с каменным выражением на лице, то на берегу сегодня вопрошаю едва ли не с заискиванием в голосе…
А тут еще Златка вечером учудила на сеновале, после баньки-то… Теперь уже даже не знаю, как мне с ней быть!
Глава 8
Сентябрь 1060 года от Рождества Христова (6569 год от сотворения мира). Остров Руян, окрестности Ругарда. Роман Самсонов.
Завершив плавание (к Буяну мы подошли утром), я первым делом пошел покупать дом, с чем мне помог Горыня, а после на радостях приобрел всякой снеди. В том числе тушку молочного поросенка, крупы, соли и даже перца, что по местным меркам было и вовсе из замашек нуворишей. Больно недешевая соль – а уж перец и вовсе из разряда баснословно дорогих пряностей. Неудивительно, что сегодня мне уже не хватает на шелковую нателку…
Девки фаршировали порося его же ливером, пшенной крупой и грибами, обильно сдобрив солью – и протомили в печи несколько часов. А каков аромат плыл по горнице нового жилья! У меня аж голова закружилась.
Но прежде
