трезвых. Когда полдороги было приведено в порядок, он прервал работу, полез во внутренний карман и извлек…
Сергей поразился:
– Оба-на, а это откуда?
– Что?
– А вот это вот. – Зубков нажал на «стоп», увеличил картинку.
У уха Сида красовался айфон.
– Что же не так? – спросил Лев Иванович осторожно.
– Да не то чтобы… просто не видел никогда у дяди Миши ничего, кроме кнопочной «Нокии». И с той сражался в мясо. А тут целый айфон, и разобрался, куда давить.
– Освоил, показал кто?
– Может. Просто это у него была принципиальная позиция, не пользоваться ничем сложнее молотка. Он и машину-то не водил.
– Понятно. А что это за модель? – как бы промежду прочим спросил полковник. Он точно помнил, что в протоколе упоминаний ни о чем подобном не было.
– Ну, отсюда не видать, – заметил Сергей и, подумав, сообщил: – А знаете, господин полковник, айфона-то в доме не было никакого.
– Почем ты знаешь? Могли ж оформить, когда ты курить бегал.
– Могли, конечно, – с явным сомнением отозвался он.
– Ну так запускай дальше.
Сид, закончив разговор, отставил лопату, вышел из поля зрения камеры – через несколько минут, на 16:30, запись оборвалась.
Сергей закрыл окно.
– Вот и все, а остальное вы видели сами. Кто-то позвонил, он зачем-то отключил камеры…
– А то и сбил усилитель сигнала.
– Ну да. Видимо, не хотел, чтобы мешали, а ведь знал, что вы должны приехать…
– Да, интересная история. Послушай, Сергей, а вот второй солист, как его…
– Жога.
– Да, вот это слово. Кстати, это фамилия или кличка?
– Фамилия. Вот этот, – Сергей небрежно, без уважения ткнул в плакат.
Правильно глаголят про сходящиеся противоположности. Жога оказался плечистым кудрявым блондином с ужасающе доброй улыбкой, скуластым, открытым, весьма симпатичным лицом и мечтательными светлыми глазами. Если переодеть его из красно-черной кожи в косоворотку, то получился бы соратник Есенина, а то и Блока.
– А где сам он сейчас?
– Не знаю, наверное, в Питере, – ответил Сергей небрежно, было очевидно, что эта персона его не особо интересует. А то и раздражает.
– То есть он тут не появлялся? – вкрадчиво уточнил Гуров.
– Не, давно его не видел, – прокололся сержант и, осознав это, все-таки несколько смутился.
Гуров сделал вид, что не заметил.
– Ну а как специалист по творчеству данного коллектива что можешь сказать про него?
– А чего говорить-то, воздух сотрясать? Без Сида он – полный ноль, воображала, мнит себя поэтом. Постарел, подурнел, решил перетянуть фанатов на себя – а нужен он кому.
– Да. Трагедия. И дружно грузно, и врозь хоть брось. Ну а когда они расходились, были конфликты? Может, он ему враг?
И это предположение Сергей, как знаток творчества группы, воспринял с сомнением:
– Этот захребетник мягкотелый? Да где ему. Шебаршится по гастролькам, что-то блеет. Голосишко у него – только из сортира орать: «Занято». Кому-то нравится, – изображая толерантность, завершил сержант-всезнайка.
– Понятно… слушай, а вот женщины бывали у Сида?
– Конечно, – подтвердил Сергей.
– Одна или разные?
– Вроде разные. Но они ж постоянно шмотки меняют, волосы красят – и не поймешь толком.
– Получается, может, и одна какая-то, – уточнил Гуров.
– Не могу сказать, господин полковник. Да что мне на них заглядываться, у меня девушка есть, – заявил морально устойчивый Сергей.
Уже прощаясь, сержант все-таки поинтересовался:
– Лев Иванович, ну а частным порядком: что, помогли ведь дяде Мише?
– Я не знаю.
– Ну а сами-то как считаете?
Гуров, ухватив его за пуговицу рубашки, вздохнул:
– Суешь нос не в свое дело, Сережа.
– Все мы так, – отбирая пуговицу, заметил сержант.
– Ты участковым работал, понимать должен: в рот насильно не лили, стало быть, никто не виноват.
– Интересно вы рассуждаете, – согласился Зубков, – а вот к вечеру у подъезда – к гадалке не ходи – будет валяться вдрызг пьяный соседушка, а хотя бы и незнакомый. Что ж, мимо проходить? Живая душа все-таки, и мороз.
Гуров с улыбкой посоветовал:
– Вот ты и не проходи. А прочих всех, не зная обстоятельств и картины, не осуждай. Нехорошо.
– Это я каждое воскресенье слышу. Ну а за бумагу спасибо, Рожнов куркуль еще тот. Если вдруг что понадобится от меня, телефон теперь есть, буду рад помочь.
На обратной дороге, снова любуясь красотами, Гуров старался не цепляться ни за одну из версий, которые нарастали как грибная плесень.
Это и понятно, для человека с интеллектом – обычное дело. Легко сконструировать мотивы, выстроить цепочки догадок, сплести надежную сеть… да вот хотя бы вокруг того же Жоги. Ишь, какой умник, месяц не появляется, а может, отводит от себя подозрения? Или этот, как его… Яша. А что, бывший собутыльник не может испытывать неприязнь к завязавшему? Может! И инопланетяне могут быть.
Много чего может быть. С опытом приходит не только разочарование в людях, но и понимание того, что не надо искать ответы сразу на все вопросы. Это трудно, это против природы человека. Однако это путь неверный, более того, опасный. Как правило, та версия, которая выстраивается в голове у торопыги, стремящегося тотчас ответить на все вопросы, оказывается неправильной. А процесс отвечания затягивает, сам не заметишь, как уже углубился в туманные догадки, блуждаешь по темному лесу ошибочных предположений и, скорее всего, скоро увязнешь в болоте неправды и отчаяния.
Нет уж, увольте.
Сейчас время собирать и накапливать информацию и терпеливо дожидаться момента, когда количество перейдет в качество. А до того – никакого анализа, никаких поспешных выводов.
«Полагаю, что раз договоры подписаны, то Яша и друг его Упырь должны трудиться в театре. Пожалуй, имеет смысл попробовать. Заодно и с Ситдиковым-младшим пообщаться… Директор театра, ударник, гитарист – с ума сойти можно. Может, все-таки вызвать? Нет, вряд ли. Встретимся у них, так сказать, дома, в привычной обстановке. Позови такого в кабинет – тотчас надуется, как лягушка, встанет в
