И опять я лежу в постели и гляжу в потолок. Весна.
Мы уже не топим камин, смотреть в комнате не на что - мигающая лампа да дощатый потолок... На потолке что-то ползет - то ли муха, то ли жук какой-то. Скорее всего - сверчок. Он то скрывается в щели, то появляется снова.
Сверчок не спит. Почему? Кто его знает! Может, он ищет, кому еще не спится этой тихой весенней ночью? Вот он опять исчез в щели. Надолго. Видно, нашел-таки кого-то я делится с ним своими думами. А может, и никого он не яашел, а просто заснул. Может, и не заснул, а лежит вроде меня с открытыми глазами и думает о чем-то своем. Кто его знает?.
Я слышу мерное дыхание тети.
- Тетя, спишь?
Она не отвечает. Спит, конечно. Но я все же начинаю беседовать с ней.
- Три года уже длится война, тетя... Сколько в нашем селе осталось женщин без мужей! Многие из них вышли замуж перед самой войной... Что им теперь делать, тетя?
Ждать? Да, знаю, мужей надо ждать... А тем, мужья которых погибли, им как быть? Не знаешь? А я знаю. Жаль, тетя, этих женщин! Те, у которых погибли мужья, должны выйти замуж. Ты знаешь Цуцу? Она совсем еще молодая, здоровая, красивая. А муж у нее погиб. Как же теперь?
Что ей делать? А ведь жалко Цуцу, тетя, очень жалко, ну просто плакать хочется!.. Что, всех жалко? Права ты!
И тебя тоже жалко! Ты думаешь, я ничего не соображаю?
Нет, тетя, я теперь большой, я все понимаю. Я знаю, ты не выходишь замуж из-за меня! Да, все так говорят, - мол, Кето пожертвовала собой ради единственного племянника. Не надо так, тетя! Я уже большой, я сам присмотрю за собой, а ты выходи замуж! Ты не бойся, я всегда буду попрежнему любить тебя! Ты должна иметь собственных детей! Выходи, тетя, замуж! И пусть Цуца тоже выходит замуж! Все, у кого нет мужей и детей, должны выйти замуж! Жалко их! И тебя жалко, тетя!
- Слушай, Сосойя, ты заснешь наконец или нет? Где ты так нализался, бездельник? - прерывает тетя мой монолог.
- Тетя, ты разве не спишь? - мне стыдно, и я укрываюсь одеялом.
- Спи, спи, Сосойя!
Хорошо бы заснуть, но сон не идет!..
ТРИУМФАЛЬНЫЙ МАРШ
Каюсь: преподавателя военного дела мы изводили, как никого другого из наших учителей. Но полюбили его больше всех остальных педагогов. Поэтому нашей радости не было границ, когда его назначили к нам классным наставником. Теперь он обходился с нами, словно с родными детьми, кричал, орал на нас, иногда даже угощал оплеухами. И в то же время он до хрипоты спорил и бушевал на заседаниях педсовета, когда обсуждался вопрос о наказании кого-либо из нас.
Не было случая, чтобы Гуриелидзе вызвал в школу родителя провинившегося ученика.
- Здесь - я ваш родитель! Или перестреляю всех вас, бездельников, или сделаю из васлюдей! - кричал он и колотил по столу кулаками так, что потом целую неделю не мог двинуть рукой.
Мы обожали уроки военного дела: Гуриелидзе проводил их на берегу Супсы. Он разбивал класс на два вражеских лагеря - наших и фашистов, из девчонок формировал отряд санитарок, себя назначал начальником объединенного штаба обоих лагерей и... начиналась братоубийственная битва. Мы бросались друг на друга, рвали волосы, до крови царапали лица, наставляли синяки, оглашали берега Супсы криками "Сдавайтесь!" и "Ура!".
Мне почему-то всегда доставалась должность немецкого главнокомандующего, пост же советского маршала занимал Нодар. Поскольку победу должна была одержать советская сторона, в мою армию определялись самые слабые, малорослые и никчемные ребята, и наоборот, войско Нодара составляли лучшие наши драчуны. Естественно, победителями каждый раз выходили они. Таким образом, все эти годы, до окончания войны, я неизменно выступал в ролях пленного, раненого, шпиона, диверсанта или покойника...
...Сегодня нам опять предстоит смертный бой: первые два урока - военный предмет. После боя все оставшиеся в живых должны идти на чайную плантацию - помогать женщинам. На дворе - май. Плантация колышется молодыми побегами чая. Женщины не успевают собирать их.
А запоздать хотя бы на час - плеши перезреют, огрубеют - и тогда пиши пропало! Вот потому и гонят пас на плантацию. Но мы отбываем эту повинность с великим удовлетворением: во-первых, нас радует сознание того, что мы тоже помогаем фронту; во-вторых - нам начисляются трудодни; в-третьих... что такое чай?! Мы готовы впрячься в плуг и перепахать весь Супсинский берег, лишь бы уйти с занятий в школе!..
Итак, рядами по два мы шагаем по направлению к Супсе. Девочки ведут Хатию. Она рассказывает что-то смешное - девочки хохочут вовсю.
- Раз-два-три!.. Раз-два-три!.. - Гуриелидзе шагает рядом. Иногда он подпрыгивает на месте, подстраивается к нам и вновь продолжает считать: Раз-два-три!.. Мамаладзе, выше ногу!.. Раз-два-три!.. Каландадзе, выше голову!.. - Он забегает вперед, поворачивается лицом к нам и, пятясь назад, подбадривает нас: - Молодцы, орлы! Шире шаг, герои! A ну, запевай!..
Песня наша звонко льется,
Ох врагу и достается!
Пулемет наш молодец,
Фриц, капут тебе, конец!
запеваю я.
Пулемет наш молодец,
Фриц, капут тебе, конец!
подхватывают ребята.
Шагаем мы, орлы Левана Гуриелидзе: кто в отцовских, кто в дядиных брюках и блузах, кто в лаптях, кто в калошах, а кто и босиком, вдыхаем удивительно вкусный утренний аромат, настоянный на запахах пробуждающейся земли и первой зелени, и орем во всю силу молодых легких:
Пулемет наш молодец,
Фриц, капут тебе, конец!
- Группа-а-а-а... - раздается команда Гуриелидзе. Мы громче чеканим шаг. - Стой, раз-два-три! - Мы застываем на месте. - Нале-е-е-во! - Мы поворачиваемся - кто налево, кто направо. - Вольно, чтоб вам провалиться, болваны! Разойдись!..
После пятиминутного перерыва Гуриелидзе объявил:
- Задача сегодняшнего дня заключается в следующем: фашисты занимают левый берег Волги, - он показал рукой сперва на меня, потом на Супсу, наши войска, - он ткнул пальцем в сторону Нодара, - выбивают немецких захватчиков из окопов, вступают с ними в рукопашную схватку, уничтожают их основные силы, преследуют остатки до правого берега Волги и дальше на шестьдесят километров. Задача ясна?
- Шестьдесят километров - это много! - испугался Нодар.
- Да ты не бойся, столько и мы не сможем бежать! - успокоил я его.
- Девочки! - продолжал учитель. - Полевой госпиталь развернется здесь, под орехом. Главным врачом назначается Хатия. Ната, Какано, Тина медицинские сестры. В десять ноль-ноль открываю боевые действия!
Учитель извлек из кармана огромные, с колесо арбы, часы на полуметровой металлической цепи, поднес их к уху, встряхнул раза два, покачал безнадежно головой, спрятал часы и продолжал:
- Coco Мамаладзе, забирай свою армию и занимайте окопы на берегу Волги!
- Тоже мне армия! Подсунули мне всякую шваль!..
Одолжите мне, учитель, Нодара, и тогда мы посмотрим, чья возьмет!
- Разговорчики! Нодар Каландадзе, занимайте свои места в верхних окопах!
- Я не хочу так! - запротестовал я. - Дайте хоть раз и мне побыть красным!
- Погодите немного, станут ваши рожи и красными и лиловыми! - заржал Нодар.
- Чего вы кобенитесь? Сдавайтесь сейчас же, и все тут! - предложил мне Тамаз Керкадзе.
- Цыплят по осени считают! - отпарировал я.
Я и Нодар собрали свои войска и направились на отведенные нам места.
Я выстроил перед окопом своих бойцов и обратился к ним с исторической речью:
- Солдаты и офицеры! Вы находитесь перед событием всемирного масштаба. Сегодня вы должны доказать Нодару Головастику, что вы не являетесь трусами и слабаками! Перед вами раскинулись берега Супсы, изобилующие майской черешней и июньской грушей. Правда, груша еще не поспела, но есть ее можно, я пробовал вчера...
Так вот, вы голодны, раздеты и разуты. Победите в этом бою, и я обещаю вам хлеба и одежду! А если мы проиграем бой, нас ждут позор, плен и барахтанье в ледяной Супсе. Понятно вам?
- Понятно! - простонало войско.
- Тогда вооружайтесь комьями и лезьте в окоп!
Красные проделали тот же маневр.
Леван Гуриелидзе дал сигнал, и операция началась.
Перед нами была открытая позиция: кругом ни одного кустика, лишь несколько ветвистых ореховых деревьев. Мы сложили деревянные винтовки на бруствере окопа, приготовили комья и затаили дыхание. Из окопа противника первым вылез Нодар Каландадзе. Взмахом руки он приказал своему войску следовать за ним и пополз в нашу сторону. Голова его перекатывалась с места на место, словно спелая тыква.
- Вот я его сейчас по башке! - произнес мечтательно Отия Каландадзе, выбирая ком покрупнее.
- Без моего приказа не стрелять! - распорядился я.
- Если они встанут, потом их не остановишь! Лучше перебить их в окопе! - посоветовал Соломон Жгенти.
- Далековато... Подпустим их ближе! - сказал Ромео Чануквадзе.
Противник приближался. Я понимал, что, ползя, ребята не могли нести с собой более одного-двух комьев, поэтому надеялся отбить первую их атаку. Я предупредил своих:
