Внезапно над лагерем прокатился печальный призыв горна. Мостовики затихли. Горн прозвучал еще дважды.
– Цифры, – сказал Натам.
– Мы на дежурстве? – спросил Каладин.
– Ага, – ответил Моаш.
– Построиться! – взревел Камень. – Вы знаете, что делать! Покажем капитану Каладину, что мы не забыть то, чему он нас учить.
– «Капитану»? – переспросил Каладин, пока они строились.
– Ну да, ганчо, – откликнулся стоявший позади Лопен, по своему странному обыкновению быстро и небрежно. – Они попытались назначить Камня старшиной, ага, но мы просто начали называть тебя «капитаном», а его – «командиром». Газ в бешенстве.
Лопен ухмыльнулся.
Каладин кивнул. Ему было трудно разделить веселье товарищей.
Пока мостовики строились возле моста, он начал понимать причину своей грусти. Его люди вернулись туда, откуда начинали. Или хуже. Он ослабел и ранен, да к тому же оскорбил самого великого князя. Когда Садеас узнает, что Каладин не умер от лихорадки, ему это не понравится.
Мостовики продолжат погибать один за другим. Нести мост боком оказалось ошибкой. Он не спас своих людей, лишь ненадолго отсрочил приговор.
«Мостовики не должны выживать…»
Он начал подозревать, что знает причину. Стиснув зубы, оторвался от стены барака и прошел туда, где выстроились мостовики и командиры звеньев быстро проверяли их жилеты и сандалии.
Камень уставился на Каладина:
– Куда это ты собраться?
– Я с вами.
– А что бы ты сказать одному из нас, если бы он едва встать на ноги после недели лихорадки?
Каладин поколебался. «Я не такой, как вы», – подумал он и тотчас же об этом пожалел. Ему не следовало считать себя непобедимым. Бежать с отрядом сейчас, в таком состоянии, чистейший идиотизм.
– Ты прав.
– Можешь помочь мне и мули нести воду, ганчо, – предложил Лопен. – Мы теперь команда. Не пропускаем ни одной вылазки.
Каладин кивнул:
– Хорошо.
Камень продолжал пристально глядеть на него.
– Если я почувствую себя слишком слабым до того, как закончатся постоянные мосты, то вернусь, обещаю.
Камень с неохотой кивнул. Мост потащили к площадке для построения, а Каладин присоединился к Лопену и Даббиду, наполнявшим мехи водой.
Каладин стоял на самом краю обрыва, сцепив руки за спиной. Ущелье пялилось на него снизу, но он не смотрел в бездну. Его взгляд был прикован к битве на соседнем плато.
Этот переход получился легким; они прибыли одновременно с паршенди. Вместо того чтобы утруждать себя убийством мостовиков, те заняли оборонительную позицию в центре плато, вокруг куколки. Теперь солдаты Садеаса сражались с ними.
Лоб Каладина покрылся потом от дневной жары, и он все еще чувствовал слабость после болезни. Но это и близко не походило на то состояние, в котором должен был пребывать. Это весьма озадачивало сына лекаря.
На данный момент солдат победил лекаря. Он был зачарован битвой. Копейщики-алети в кожаных доспехах окружили воинов-паршенди извилистой линией и давили на них. Большинство паршенди сражались боевыми топорами или молотами, хотя некоторые оказались вооружены мечами или дубинами. На всех были оранжево-красные доспехи, вырастающие из тела, и они сражались парами, не переставая петь.
Это была худшая из разновидностей боя – та, в которой враги оказались равны. Как правило, в тех битвах, где противник сразу же начинал выигрывать, погибало куда меньше людей. Когда такое случалось, командующий отдавал приказ отступать, чтобы уменьшить потери. Но ближний бой означал жестокую рубку, большое кровопролитие. Следя за тем, как тела падали на камни, сверкало оружие, люди срывались с края плато, он вспоминал о первых боях, в которых участвовал как копейщик. Его командир был поражен тем, что юного воина совершенно не вывел из равновесия вид крови. Отец Каладина был бы потрясен тем, что сын с такой легкостью ее проливал.
Между битвами в Алеткаре и битвами на Расколотых равнинах была большая разница. В первом случае его окружали худшие – по крайней мере, хуже всего обученные – солдаты во всем королевстве. Мужчины, которые не умели даже держать строй. И все-таки, невзирая на весь бардак, те битвы что-то для него значили. А вот смысла того, что происходило на равнинах, по-прежнему не понимал.
Вот где кроется его ошибка. Он изменил тактику прежде, чем понял ее. Не следует такое повторять.
К Каладину подошел Камень в сопровождении Сигзила. Рядом с тихим и невысоким азирцем громила-рогоед выглядел особенно массивным. Кожа Сигзила была темно-коричневой – не совсем черной, как у некоторых паршунов. Он обычно держался сам по себе.
– Плохая битва. – Камень скрестил руки на груди. – Солдаты не быть довольными, даже если победят.
Каладин рассеянно кивнул, прислушиваясь к воплям, крикам и проклятиям:
– Почему они сражаются?
– Ради денег, – сказал рогоед. – И ради мести. Ты должен это знать. Разве паршенди убить не твоего короля?
– О, я понимаю, почему сражаемся мы. Но вот паршенди – какая у них причина?
Камень осклабился:
– Я думать, они не очень-то хотеть, чтобы кто-то сделал им секир-башка за убийство вашего короля! Такие вот неуступчивые.
Каладин улыбнулся, хотя ему казалось неправильным веселиться, наблюдая за тем, как умирают люди. Отец слишком хорошо его учил, чтобы чья-нибудь смерть его не трогала.
– Может быть. Но почему тогда они сражаются за светсердца? Их потери растут из-за таких стычек.
– Ты откуда это знать? – спросил Камень.
– Они стали реже нападать. Об этом в лагере говорят. И еще – они уже не подбираются к алетийской стороне так близко, как раньше.
Камень задумчиво кивнул:
– Разумно. Ха! Может, мы скоро выиграть эту войну и отправиться домой.
– Нет, – тихонько проговорил Сигзил. У него был очень правильный выговор, ни намека на акцент. Интересно, а на каком языке говорили азирцы? Их королевство располагалось так далеко, что Каладин встречался с ними чрезвычайно редко. – Я в этом сомневаюсь. Каладин, я могу тебе сказать, почему они сражаются.
– В самом деле?
– У них, скорее всего, есть духозаклинатели. Самосветы им нужны по той же причине, что и нам. Чтобы творить еду.
– Звучит логично. – Каладин все еще стоял со сцепленными за спиной руками и ногами на ширине плеч. Такая стойка казалась ему естественной еще со времен военной службы. – Просто догадка, но логичная. Позволь тогда спросить тебя еще кое о чем. Почему мостовикам не дают щиты?
– Потому что с этими штуками мы слишком медленные, – сказал Камень.
– Нет, – возразил Сигзил. – Они могли бы послать мостовиков со щитами, чтобы те бежали перед мостом. Никто бы не замедлился. Да, понадобилось бы выводить на поле больше мостовиков, но спасенные благодаря щитам жизни возместили бы затраты.
