Тот вытащил пальцы и перешел к светлорду Рошону.
– Каладин, бинты, – коротко бросил он.
Каладин поспешил к отцу, но глянул через плечо на Риллира. Некогда красивый юный светлоглазый снова спазматически вздрогнул.
– Отец…
– Бинты! – повторил Лирин.
– Ты что творишь, лекарь? – взревел Рошон. – Что с моим сыном?
Вокруг него роились спрены боли.
– Твой сын мертв, – сказал Лирин, выдергивая бивень из ноги светлорда.
Светлоглазый издал жуткий вопль, хотя Каладин не понял, из-за бивня или из-за сына. Рошон стиснул зубы, когда юноша прижал к его ноге повязку. Лирин окунул руки в ведро и быстро вытер их соком шишкотравника, чтобы отпугнуть спренов гниения.
– Мой сын не умер! – прорычал градоначальник. – Я вижу, он шевелится! Займись им, лекарь.
– Каладин, принеси дурь-воду, – приказал Лирин, берясь за иглу.
Тот поспешил в дальнюю часть комнаты, шлепая по кровавым лужам, распахнул сервант и достал небольшой флакон с прозрачной жидкостью.
– Что ты творишь? – взревел Рошон и попытался сесть. – Посмотри на моего сына! Всемогущий Всевышний, ну посмотри же на него!
Каладин, выливавший дурь-воду на бинт, нерешительно обернулся. Риллира сотрясали яростные спазмы.
– Рошон, я работаю согласно трем правилам, – сказал Лирин, вынуждая светлоглазого снова лечь. – Ими пользуются все лекари, когда надо выбирать между двумя пациентами. Если раны равнозначны, сначала следует заняться тем, кто моложе.
– Так иди к моему сыну!
– Если угроза от ран разная, – продолжил Лирин, – тогда надо сначала заняться той, что хуже.
– Как я тебе и говорю!
– Третье правило, Рошон, превыше первых двух. – Лирин склонился над светлордом. – Лекарь должен понимать, когда он не в силах помочь. Мне жаль. Я бы спас его, если бы мог, честное слово. Но я не могу.
– Нет! – закричал Рошон, опять начиная вырываться.
– Каладин, быстро! – позвал отец.
Юноша бросился вперед. Он прижал смоченный дурь-водой бинт к подбородку и рту Рошона, закрыв и нос, вынуждая светлоглазого вдохнуть пары. Сам Каладин, как его учили, затаил дыхание.
Рошон кричал и вопил, но они держали его вдвоем, и тот ослаб от потери крови. Вскоре его крики сделались тише. Через несколько секунд он бормотал какую-то чушь, страдальчески улыбаясь. Лирин вернулся к ране на ноге, в то время как Каладин собрался выбросить бинт, смоченный дурь-водой.
– Нет. Дай подышать Риллиру. – Его отец работал, не глядя по сторонам. – Это единственное, что мы можем для него сделать.
Каладин кивнул и приложил бинт с дурь-водой ко рту раненого юноши. Дыхание Риллира сделалось не таким сбивчивым, хотя он вряд ли был в сознании, чтобы почувствовать эффект. После Каладин бросил бинт на жаровню; от тепла действие паров прекращалось. Белая рыхлая марля сморщилась и начала обугливаться, потом ее края вспыхнули, и в воздух поднялось облачко пара.
Юноша вновь взялся за губку и промыл рану Рошона, которую Лирин продолжал обрабатывать. Внутри застряли осколки бивня, и отец, что-то бормоча, достал щипцы и острый как бритва нож.
– Чтоб они все провалились в Преисподнюю. – Лирин вытащил первый кусок бивня. Позади него затих Риллир. – Разве недостаточно, что половина населения отправилась на войну? Неужели им надо искать смерть, даже живя в тихом городишке? Рошону вообще не стоило отправляться на поиски этого белоспинника, забери его буря.
– Он его искал?!
– Они охотились, – пояснил Лирин, будто выплюнув последнее слово. – Мы с Уистиоу подтрунивали над такими. Не могут убивать людей – убивают тварей. Что ж, Рошон, ты сам напросился.
– Отец, – негромко проговорил Каладин, – он будет очень недоволен тобой, когда проснется.
Светлорд что-то тихо мычал, лежа с закрытыми глазами.
Лирин не ответил. Он вытянул еще один кусок бивня, и Каладин промыл рану. Его отец прижал пальцы к краю большой колотой раны, изучая ее.
Из мышцы, лежавшей глубоко под кожей, торчал еще один осколок бивня. Рядом с этой мышцей пролегала бедренная артерия, самая крупная в ноге. Лирин сунул в рану нож, аккуратно высвобождая бивень. Потом на миг застыл. Лезвие ножа было на волосок от артерии.
«Если ее перерезать…» – подумал Каладин. Рошон умрет за несколько минут. Он был все еще жив лишь потому, что бивень не задел артерию.
Рука Лирина, обычно твердая, дрогнула. Отец посмотрел на Каладина. Вытащил нож, не тронув артерию, сунул внутрь щипцы и выдернул бивень. Отбросил его и спокойно взялся за иглу и нить.
Позади них Риллир перестал дышать.
Тем же вечером Каладин сидел на крыльце, держа руки на коленях.
Рошона увезли в поместье, где о нем должны были позаботиться слуги. Тело его сына остывало в крипте под домом, и уже послали гонца за духозаклинателем.
Солнце над горизонтом окрасилось в кроваво-красный. Весь мир вокруг Каладина был красным.
Дверь в хирургическую комнату скрипнула, и отец – столь же изможденный, как и сам Каладин, – вышел наружу, едва держась на ногах. Он с тяжелым вздохом сел рядом с сыном, глядя на солнце. Интересно, ему оно тоже казалось кровавого цвета?
Они молча смотрели на закат. Почему светило делалось ярче всего именно перед тем, как исчезнуть на ночь? Может, оно злилось из-за того, что вынуждено прятаться за горизонтом? Или это что-то вроде последнего представления, которое дает актер перед тем, как уйти на заслуженный отдых?
Почему самая яркая субстанция в теле человека – алая кровь – пряталась под кожей, показываясь, лишь когда что-то идет не так?
«Нет, – подумал Каладин. – Кровь – не самое яркое, что есть в теле. Глаза тоже могут быть яркими».
Кровь и глаза. И то и другое говорило о том, что унаследовал человек. И о его ранге.
– Я сегодня заглянул внутрь человека, – наконец сказал Каладин.
– Не в первый раз, – заметил Лирин, – и точно не в последний. Я тобой горжусь. Я думал, ты сидишь тут и плачешь, как обычно, когда мы теряем пациента. Ты учишься.
– Когда я сказал, что заглянул внутрь человека, – проговорил Каладин, – то не имел в виду раны.
Лирин ответил не сразу:
– Понимаю.
– Если бы меня там не было, ты бы позволил ему умереть, верно?
Молчание.
– Но почему ты этого не сделал? – спросил Каладин. – Это бы решило столько проблем!
– Это бы означало, что я не просто позволил ему умереть, а убил его.
– Он бы истек кровью, а ты бы заявил, что не смог его спасти. Никто бы не подверг сомнению твои слова. Ты мог так поступить!
– Нет, – сказал Лирин, глядя на закат. – Нет, не мог.
– Но почему?
– Потому что я не убийца.
Каладин нахмурился.
Взгляд отца сделался отсутствующим.
– Кто-то должен начать. Кто-то должен шагнуть вперед и сделать то, что надо сделать, потому это правильно. Если никто не начнет, остальным не с кого будет брать пример. Светлоглазые изо всех сил стараются, убивая друг друга и нас. Эльдса и Милпа они не принесли. Рошон просто бросил их там.
