Бросьте, вы, тут не стойка вам!..
Да очнитесь вы, ведь это мой карман!
Деньги на билет? Вот, возьмите, Только я прошу, не хамите! /5; 498/.
О таком же хамстве властей говорится в песнях-сказках: «Например, Медведь — баламут и плут — / Обхамит кого-нибудь по-медвежьему» 14; 76/, «Тишь да гладь, да спокойствие там, / Хоть король был отъявленный хам» /2; 240/, «Их поражал не шум, не гам <…> А то, что бывший царь наш — хам, / И что его не уважали» /5; 178/ (кстати, в черновиках этот царь тоже назван отъявленным хамом: «А бывший царь наш — жуткий хам»; АР-7-761122).
Перед этим же в ранней редакции «Разговора в трамвае» были такие строки: «Ах, нехорошо, некультурно / На ухо шептать нецензурно.» /5; 498/. Именно так — на ухо — шептал лирическому герою ветер в «Затяжном прыжке»: «Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно»; так же вели себя вурдалак в «Сказке о том, как лесная нечисть приехала в город»: «Он скверно ругался, но к ним увязался»; «.дядька ихний» в «Лукоморье»: «И ругался день-деньской бывший дядька их морской» (да и про «кота ученого» было казано: «Вправо ходит этот кот — песнь похабную поет» /2; 38/); черт в песне «Про черта»: «Черт ругнулся матом и сказал…»; бесы в черновиках «Песни-сказки про нечисть»: «Где по веткам скачут бесы и ругаться норовят» /1; 526/ (а в «Песне про джинна» герой тоже называет своего оппонента бесом, который «скачет»: «Прыгало по комнате, ходило ходуном <…>“.. ты на то и бес!”»); Ложь в «Притче о Правде»: «Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась»; и Змей Горыныч в «Песне-сказке про нечисть»: «А не то я, матерь вашу, всех сгною!».
В «Разговоре в трамвае» герой пытается отбиться деньгами: «Драться не хочу, не старайтесь! / Вот вам два рубля — убирайтесь!» /5; 498/. Это ситуация повторится вскоре в «Песне автомобилиста» (1972): «Я ж отбивался целый день рублями / И не сдавался, и в боях мужал!». Хотя и здесь он в конечном итоге отступит, не выдержав массированной травли: «Но понял я: не одолеть колосса! / Назад, пока машина на ходу!». Тогда же была написана «Баллада о гипсе», где этот «колосс» раздавил его в лепешку: «Самосвал в тридцать тысяч кило / Мне скелет раздробил на кусочки». А в следующем году «колосс» будет фигурировать в «Марше футбольной команде “Мед- [1318] [1319] ведей”» и в «Королевском крохее»: «Соперники растоптаны и жалки»[1320] = «Девиз в этих матчах — “Круши, не жалей!”» (глагол топтать или растоптать часто используется для описания действий власти, которая стремится расправится с лирическим героем, — об этом мы уже говорили при разборе «Побега на рывок»).
Мамочки, он входит в раж!.. Да нет,
Вы ведь не допустите, сограждане!
Как, рубль еще? А то ударишь?
Это вымогательство, товарищ /5; 498/.
Противник героя вошел в раж и в этом раже вымогает у него деньги. Данный мотив повторится через несколько лет в «Мистерии хиппи»: «Выжимайте деньги в раже, / Только стряпайте без нас / Ваши купли и продажи…».
Этот раж, характерный для представителей власти, встречается также в песне «Ошибка вышла»: «Он в раж вошел — знакомый раж <…> Он стервенел, входил в экстаз»; и в аллегорическом стихотворение «Проделав брешь в затишье…»: «Морозу удирать бы, / А он впадает в раж: / Играет с вьюгой свадьбу, / Не свадьбу, а шабаш».
Кстати, и шабаш — одно из характерных свойств власти — встречается в песне «Ошибка вышла»: «Шабаш калился и лысел», — и в «Сказке о том, как лесная нечисть приехала в город»: «От скучных шабашей смертельно уставши…».
Вернемся к «Разговору в трамвае».
Когда герой во второй раз отказался отдать деньги, то есть не поддался шантажу, противник нанес ему удар: «Наконец! Вот милиция. / Жаль, что не могу пошевелиться я, / А не то я — вслух заявляю! — / Дал бы по лицу негодяю» /5; 498/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Негодяем назван противник героя и в «Песне автозавистника»: «Ах, черт! “Москвич” меня забрызгал, негодяй!». Причем если здесь он его забрызгал, то в ранней редакции «Разговора в трамвае» — «плюнул и прошел по коленям», а в «Притче о Правде и Лжи» (с. 474 — 493) Правду вымазали черной сажей. Сравним также строку «Дал бы по лицу негодяю» со стихотворением «Я не успел» (1973): «И по щекам отхлестанные сволочи / Бессовестно ушли в небытиё».
В целом же ситуация, представленная в «Разговоре в трамвае» («Жаль, что не могу пошевелиться я»), восходит к «Сентиментальному боксеру» (1966): «Вот — апперкот, я — на полу, / И мне нехорошо!». Но тут он еще находил в себе силы, чтобы продолжить борьбу: «Встаю, ныряю, ухожу, / И мне идут очки».
Такая же ситуация возникнет в «.Дворянской песне», где он вновь найдет в себе силы, чтобы оправиться от удара: «Не поднимайте, ничего, — / Я встану сам, сумею! / Я снова вызову его, / Пусть даже протрезвею». Однако в «Разговоре в трамвае» силы у него уже иссякнут: «Наконец! Вот милиция. / Жаль, что не могу пошевелиться я».
Интересно, что про своего противника в «Сентиментальном боксере» герой говорит: «Но он пролез — он сибиряк»; в «Дворянской песне» обращается к нему: «Вы проходимец, ваша честь, — / И я к услугам вашим!»; а в стихотворении «Говорили игроки…» (1975), которое, как и предыдущая песня, посвящено карточной теме, характеризует своих врагов следующим образом: «Два пройдохи — плут и жох — / И проныра, их дружок, / Перестраховались, / Не оставят ни копья — / От других, таких как я, / Перья оставались». В черновиках же читаем: «Прохиндеи из угла / Заявляли нагло, / Что разденут донага / И обреют наголо» /5; 609 — 610/, - и тут же вспоминается исполнявшаяся Высоцким песня «Получил завмагазина…», где этот завмагазина охарактеризован как «жуткий жулик и прохвост».
А между «Сентиментальным боксером» и «Разговором в трамвае» наблюдается даже буквальное совпадение, лишний раз подчеркивающее единство темы: «И что дерется, вот чудак! — / Ведь я его не бью» /1; 471/ = «Граждане! Вы все свидетели — / Я его не бил, как вы заметили» /5; 498/.
Но вместе с тем налицо и развитие мотива: если «сентиментальный боксер» говорит, что с детства не может бить человека по лицу, то в концовке «Разговора в трамвае» лирический герой уже «дал бы по лицу негодяю», как и в ряде других произведений: «И по щекам отхлестанные сволочи / Бессовестно ушли в небытиё» /4; 74/, «Я все мускулы напряг, / Но не сжимается кулак. <.. > Снова снится вурдалак, / Но теперь я сжал кулак — / В кости, в клык и в хрящ ему! / Жаль, не по-настоящему…» /3; 318–319/, «Еще сжимал я кулаки / И бил с натугой, / Но мягкой кистию руки, / А не упругой» /3; 78/, «Но бьем расслабленной рукой, / Холодной, дряблой — никакой» /4; 161/ (а между двумя последними произведениями наблюдается еще одно сходство: «Я перед сильным бил поклон, / Пред злобным гнулся» /3; 79/ = «То — гнемся бить поклоны впрок, / А то — завязывать шнурок» /4; 160/).
Да и в реальной жизни Высоцкий готов был «пощупать морду» представителям власти. Редактор фирмы «Мелодия» Евгения Лозинская рассказала о таком эпизоде: «Однажды он мне сказал, что сейчас поедет и набьет морду Демичеву, министру культуры, и быстро побежал вниз по лестнице. Я побежала за ним и ухватилась за его кожаную куртку. Он так и стащил меня с лестницы, но все же мне удалось его остановить, правда, уже во дворе. Когда он повернулся ко мне, в его глазах стояли слезы.
Я крепко держала его одной рукой, а второй вытирала его слезы и уговаривала, уговаривала. “Им только того и надо, чтоб ты сорвался, неужели ты этого не понимаешь? Ты никуда не пойдешь и никого не будешь бить. Ты никогда не унизишься до этого”»112*1.
