момент, перешел фронт и пробрался к белым, унося с собою очень важные сведения о состоянии наших вооруженных сил, даже после этого Шляпников не унимался и грозил Бош за ее якобы “строптивость”»[1641].
Были и другие указания либо на работу антибольшевистского подполья, либо на махинации и дезорганизацию управления. Видный большевистский деятель, чрезвычайный комиссар Юга России Г.К. Орджоникидзе в своем докладе в СНК от 10 июля 1919 г. обвинил РВС фронта в злоупотреблениях и неспособности организовать снабжение войск[1642]. Из-за технических неисправностей были задержаны в Астрахани и не поступили в войска 15 мотоциклов с пулеметными площадками, 25 автомобилей, проблемы с транспортировкой не позволили направить в войска имущество маршрутного поезда с обмундированием на 40 000 человек. Имущество 11-й армии расхищалось. Три миллиона патронов и 8000 снарядов, присланные из Центральной России, оказались захвачены белыми в астраханских степях. Из выделенных армии 500 миллионов рублей только 35 дошло до войск[1643].
Однако на решение ликвидировать фронт окончательно повлияли развал и дезорганизация управления. Об этом председатель РВСР Л.Д. Троцкий телеграфировал 2 марта в Астрахань с копией в Полевой штаб РВСР: «Из доклада комфронта Кас[пийско-]Кав[казского] Свечникова[1644] № 15/ок усматривают неправильное отношение к делу, катастрофа Кас[пийско-]Кав[казского] фронта свидетельствует о плохой организации управления командования. Комфронт Свечников ссылается на свой доклад от 15 декабря, как будто задача командующего состоит в писании докладов и запоздалых ссылках на доклад. Нужно было доложить, что практически сделано в устранении тех недостатков, какие указывает доклад 15 декабря, почему не были своевременно расформированы хулиганские части, недисциплинированные командиры, почему колоссальная, бесформенная, полуодетая армия не была своевременно сведена к двум-трем дивизиям. Реввоенсовет Кас[пийско-] Кав[казского фронта] удовлетворялся отписками и, как показали практические результаты, палец о палец не ударил для серьезной работы, преступно писать бумажки там, где нужны широкие меры (здесь и далее подчеркнуто, видимо, Мехоношиным. — А.Г). Считаю, с одной стороны, необходимым радикально обновить командный состав сверху донизу, на этом сложном, неустойчивом фронте нужны люди твердые, решительные, а не канцелярские. Нужны люди, которые умеют пользоваться неделями, не теряя бессмысленно целые месяцы»[1645]. По всей видимости, именно Троцкий и инициировал кардинальные перемены.
Реорганизация пришлась на крайне неспокойное время, поэтому неудивительно, что в публиковавшихся в СССР воспоминаниях и исследовательских работах за произошедшими реорганизациями пытались выискивать козни Троцкого[1646]. Как раз в процессе реорганизации фронта и армий, в период 10–13 марта, в Астрахани вспыхнуло антибольшевистское рабочее восстание, которое было решительно и беспощадно подавлено. В тылу накапливались дезертиры, объединявшиеся в банды, на борьбу с которыми отвлекались силы с фронта.
При реорганизации в штабе должного порядка не было. Разведка и контрразведка практически не осуществлялись, что вызывало одергивания даже из центра[1647]. В 12-й армии донесений и сведений о противнике, по сути, не имелось (начальник разведывательного отделения издал два распоряжения за два месяца[1648]). Наблюдалась волокита. Документ стратегического значения от управления делами до начальника штаба путешествовал сутки, от начальника штаба до начальника оперативного отделения еще двое суток, от последнего до начальника разведывательного отделения 1,5 суток[1649]. Об этих недостатках докладывал в рапорте члену РВС К.А. Мехоношину начальник разведывательного отделения штаба фронта. Вывод из ситуации делался достаточно категоричный: «этот канцелярский онанизм подрывает желание работы, а эти товарищеские отношения создают только какую-то странную диффузию попустительства и лености»[1650]. Не соблюдалась и секретность. Так, в штаб фронта открытым текстом передавались данные об отправке разведчиков[1651].
Реорганизовывавшийся штаб фронта страдал дефицитом квалифицированных кадров. Остро не хватало генштабистов. Так, начальник оперативного управления Е.Н. Ригельман сообщал в рапорте начальнику штаба фронта 12 марта 1919 г.: «Во вверенном мне управлении из четырнадцати положенных по штату специалистов Генштаба состою на службе только один я.
Работниками (так в документе. — А. Г.)в управлении за исключением недавно назначенных начальника разведывательного отделения т. Грасиса и начальника связи т. Розенфельда, в достаточной мере знакомых с делом, остальные как по своей подготовке, так и по служебному опыту далеко не соответствуют занимаемым должностям, в особенности письмоводители, коими в большинстве своем состоят совершенно незнакомые с военным письмоводством женщины. При таких условиях мне приходится затрачивать массу времени на разрешение всевозможных мелочных вопросов, обучать начальников отделения системе сортировки и подшивки бумаг, исправлять редакции почти каждой исходящей бумаги и т. д., что же касается таких работ, как составление ведомостей боевого состава войск фронта и черчения схем, составляющих работу начальника оперативного отделения, то эти работы принужден был составлять сам уже четвертый раз.
Занимаясь в канцелярии с 10 часов почти всегда до 3 и с пяти до 10–11 часов вечера, я едва справляюсь с текущей перепиской, требующей срочного исполнения почти каждой бумаги.
В настоящее время кроме текущей переписки на меня возложено:
1) ведение журнала военных действий (за недостатком опытных помощников эту работу я должен исполнять сам);
2) составление обзора деятельности штаба фронта за все время. Эту работу я должен также принять на себя;
3) составление военно-географического описания всего района фронта к 1 апреля.
Для исполнения всех означенных работ, в особенности последней, для которой надо, так сказать, из-под земли доставать материалы, ибо вряд ли в Астрахани найдутся необходимые источники, я должен совершенно уйти от текущей штабной работы, что, полагаю, совершенно невозможно.
При создавшемся положении исполнение мною означенных выше работ возможно лишь при условии, не определяя срока их окончания, предоставить мне право исполнять эти работы постолько, посколько будет возможно.
Кроме того, прошу не давать для исполнения в оперативное управление работ по формированию войск, хозяйственного характера и других, которые в настоящее время для быстроты исполнения проходят через вверенное мне управление, не имея к нему прямого отношения.
Прошу также о выписке хотя бы некоторого количества лиц Генштаба»[1652].
По данным на 20 марта 1919 г., в 11-й армии числились четыре выпускника Николаевской академии — начальник штаба армии Б.И. Пересвет (выбыл на лечение), начальник оперативного управления Е.Н. Ригельман, начальник административного управления П.Л. Бурков и командарм Н.А. Жданов[1653]. В командование армией Жданов вступил 20 марта[1654]. На усиление штаба были направлены и другие выпускники академии: И.М. Биркан, А.П. Васильев (в прикомандировании к штабу армии), А.Ф. Кадошников (начальник штаба армии с 27 апреля 1919 г.), Г.К. Корольков (в распоряжении председателя РВС армии), К.А. Людсканов-Цанков, А. С. Нечволодов (начальник административного управления штаба армии со 2 мая 1919 г., позднее — начальник штаба Астраханской группы войск)[1655]. Штаб покинули Бурков и Пересвет (по болезни). Людсканов-Цанков и Нечволодов позднее бежали к
