в себя несколько кресел и большую тахту и все это постарались поближе придвинуть к камину, который являлся неоспоримым украшением этого помещения, так как выложен был искусным мастером своего дела, выглядел величественно и выложен был очень красивым орнаментом плитки, с ярким узором, который бросался в глаза сразу и потом, четко всплывал в памяти тех, кто покидал этот салон, как очень яркое, играющее светом пятно всего данного помещения. На нем стояли свечи, гипсовый ангелочек и пару фарфоровых вазочек с цветами, выращенными в зимнем саду. А третья часть гостиной представляла собой прототип стола со сладостями и огромным, чугунным самоваром, надраенным до зеркального блеска, в котором можно было рассмотреть, слегка искаженно свое отражение. В вазочках изобиловали пирожные, варенья, бублики, цукаты. Фруктов не было. Это были не те времена, чтобы посреди зимы, в Россию довозился из южных стран виноград, яблоки, персики, сливы. Такого здесь не знали. А вот вяленные в сахарной пудре засушенные фрукты хранились в течении нескольких лет и поэтому были частыми явствами званых вечеров. Таких морозов, какие бывают в Северной столице Российской империи, переживало не каждое животное, если оно бездомно, не говоря уже о том, чтобы в целости доставлять сюда фрукты!
Анни показалось, что в гостиной находилось человек десять — двенадцать, были дамы, но мужчин было больше. Притом атмосфера на редкость ощущалась комфортной и домашней. Не было ощущения напряженного ожидания, вычурного пижонства, высокомерия! Люди приходили отдохнуть, так как деньги позволяли выходить в свет, а размеренная, рутинная домашняя жизнь за чтением книг, надоедала, хотелось послушать новостей из Европы, обсудить очередной спектакль в Большом театре, пропустить через себя поэзию и послушать романсы, а чаще всего цыганские песни, так как Серафима приглашала их к себе с удовольствием и это было не так дорого, как пригласить профессионального артиста. Каких бы ты ни был пристрастий, политических взглядов, судить это запрещалось, а высказывать нет. Негласно гласил лозунг: «Нет ничего правильного и не правильного, верного и не верного, все в мире относительно!» И одевались сюда не вычурно. Конечно, никто не ходил в халатах, но, стоило заметить, что никто для себя не ставил цель демонстрировать свои наряды и это удивило Анни, так как она запомнила, что хозяйка говорила о том, что частым гостем в её салоне является французский новомодный кутюрье. Можно было выразиться так, что публика больше одевалась для комфортного времяпрепровождения, чем для демонстрации своего финансового благосостояния или изысканного вкуса.
Никто на неё пристально не глазел, каждый считал это дурным тоном, но, когда Серафима принялась постепенно подводить её к разным маленьким группировкам, видимо объединявшихся по интересам или по более тесным связям в общении, все проявляли искренний, не поддельный интерес и без излишнего высокопарного пафоса, расспрашивали гостью о том, что более интересно в ней было каждому.
Уже очень скоро, Анни отпустила от себя внутреннюю натянутость и стеснительность и стала так же естественно свободно и раскрепощенно себя чувствовать, как и все остальные. То есть. неким непонятным духом, она гармонично влилась в созданную обстановку хозяйкой салона и царившую в нем атмосферу ненавязчивого развлечения для себя и получения убежденности в том, что ты участвуешь в движении жизни, а не стоишь на пустом пироне, отстав от поезда. Уже очень быстро она сказала самой себе, что приехала сюда не напрасно, так как ей здесь стало все нравиться и посетители салона были ей интересны!
Серафима Гричич представив её гостям, провела к столу с самоваром и подала чашечку чая. Анни с удовольствием стала угощаться. За последние месяцы жизни в Санкт-Петербурге в её жизни появилось много новых вещей, которые она сильно полюбила. И чаепитие из самовара, было одним из них.
Серафима видела, что гостья приняла атмосферу салона всей душой и стала оживленно засыпать её вопросами.
— Что привело Вас в нашу страну?
— Это личное — ответила Анни.
Серафима с еще большим удовольствием занялась своим основным занятием — выуживанием информации.
— И чем вы планируете заняться здесь?
— Я уже занимаюсь, работаю в больнице.
Глаза хозяйки салона сузились в узкие щелочки и стали еще более хитрыми.
— Это очень любопытно. У нас не так просто устроиться работать в больницу без гражданства, а может быть вы имеете гражданство?
— Нет. Я первый раз в вашей стране. Меня взяли в больницу младшим медперсоналом.
— А… А почему — больница? Вы остро нуждаетесь в деньгах?
Анни ничего не ответила и только отрицательно покачала головой, но …и оставив Серафиму в непонятных мыслях, что в свою очередь та безапелляционно постаралась разрешить.
— Вы — женщина загадка! Право же! Вы будете в центре внимания моего салона. Но, мне так же показалось, что вы не сильно нуждаетесь в заработках, тогда почему больница? Кровь, боязнь подцепить инфекцию, грязь — что вас так привлекает там?
— Это моя стихия, я училась на врача.
— О, это так уважительно. Медицинские высшие учреждения по праву считаются самыми трудными для учебы! Туда идут сильнейшие и те, кто не боится крови. Я, я всегда считала, что гуманитарные вузы — только для развития собственного интеллекта, не более. А вот точные науки даются гораздо меньшему проценту людей и поэтому я их предпочитаю. Это всегда что-то более конкретное.
Анни улыбаясь, скользила взглядом вокруг себя, стараясь лучше рассмотреть гостей салона и не знала, как же ей приступить издалека к столь щепетильной для себя теме, ради которой она и решилась посетить данное общество.
Серафима знала все свои притягательные стороны. Ее манеры были грациозны и медлительны. Она несла себя как «жар птица» и каждый поворот головы, каждое движение у неё было продумано и отточено долгими занятиями перед зеркалом. Черные как смоль волосы, она оттеняла искусно подобранными цветами своих туалетов. Имея статную фигуру, она не столько задумывалась над фасонами платьев, потому что красиво садилось на её стан все. А блеск и неповторимость её облику придавало именно расцветка нарядов. Она желала, чтобы её глаза просто лучились, а волосы сияли на фоне черного шелка, или изумрудного бархата? Пурпурных тонов строгих костюмов. Ничего светлого она почти не носила, и считалась женщиной-вамп.
Анни подспудно ревновала, глупо, по-детски. Разум понимал, что большей глупости себе и представить невозможно, но сердце заводило свою симфонию. Если
