и расковыряли им глубокую рану. Она дико пожалела о своем опрометчивом поступке приехать сюда. О, как она сглупила! А боль словно разрасталась по телу, и оно все стало покрываться одной сплошной, открытой раной! На глаза снова навернулись эти предательские слезы. Она достала из ридикюля носовой платок и сделала вид что высморкалась, на самом деле, она не желала показывать свои слезы.
— Да. Вы так правы! Но я уехала, чтобы, наоборот — избежать всего этого. У меня совсем недавно умер мой сынок, мой мальчик. Я не могла подвергнуть свое сердце новому испытанию. Я не чувствовала после его смерти в себе силы сделать это!
Тут уж у Серафимы непроизвольно открылся её нежный ротик. Она как нашкодившая девочка, стояла и смотрела на то, что из всего её хулиганства вышло и была шокирована этим! Она была шокирована открывшимися новыми фактами и даже растерялась, а ей это было совершенно не свойственно. Но опомнившись, она поспешила к Анни, села рядом с ней на тахту и положила свою ладонь, как любила это делать, ей на колено.
— Мы с вами не правильный выбрали путь. Мы разбередили сердце. Милая моя. Ваше горе так понятно, я же тоже женщина, хотя у меня и нет детей! Давайте пошлем все к черту. Надо веселиться, надо в полной мере наслаждаться этой жизнью!
— Да — четко вторила ей в ответ Анни.
— И знаете, что! Я не скрою. Я имею на вас свои виды. Они для вас безобидны, а мне послужат большой пользой. Я, как и вы, уже получила от Господа нашего подарок судьбы и надо его использовать. Вы очень красивы. Я как дама «Пик», вы, как лучистая ранняя роза, так же восхитительны, вы мой яркий контраст. Мы с вами можем еще производить большой фурор в обществе и извлекать из этого пользу!
Она обняла Анни за плечи и с еще большей мягкостью добавила:
— Ну, зачем, зачем вариться в своей прошлой боли, растрачивать на переживания свои душевные силы и стареть от слез?! Надо подпитываться мужской любовью, смеяться, веселиться и сохранять молодость! Так!!! — и она решительно встала. — Я сейчас попрошу, чтобы нам спели другие песни. Вам еще захочется пуститься в пляс. Мы сделаем это!
Она подошла к двери, но обернувшись, как бы что-то вспомнив, проговорила решительно и твердо:
— Мы обязательно должны с вами посетить бал Юсуповых! Право! Вся ваша жизнь стоит этого — вы никогда о таком не забудете! Уж поверьте мне на слово! Я добуду для вас пригласительный и мы отправимся туда, где умеют жить так — как не умеет никто! Веселятся так, как не веселятся нигде! А еще, еще я думаю, там может оказаться и отец Григорий! О, если бы только это так и оказалось! Ну… пойдемте. Сейчас мы за командуем другие песни!
И они снова отправились в гостиную.
Анни вернулась домой глубоко за полночь. Она осознавала, что новый водоворот судьбы закинул её в какую-то новую жизнь, в какую-то еще неизведанную для неё сторону и он манил и притягивал её с неимоверной силой! Эти громкие обещания, восторг от чего-то, чего Анни еще не изведала и не узнала. Нужен ли он? Но, он так манил, звал, интриговал! Смятение чувств и мыслей не утихало и Анни со страхом думала, что, если она не сможет поспать сегодня хотя бы пару часов, она не сможет завтра выйти на работу! Какая образовалась дивная «Дилема»! Такая манящая и притягательная беззаботная жизнь с одной стороны и полная ответственности, беспокойства, напряженности и обязательностей с другой! Она как будто раздвоилась.
ГЛАВА 86
Работая в Санкт-Петербурге в больнице, Анни воочию убедилась, как мало значения во врачебном мире придавалось диплому. И с каждой новой неделей в больнице она находила такое положение вещей самым правильным. В Петербурге она работала всего лишь медсестрой и даже не старшей, но осматриваясь вокруг, наблюдала, что жизнь молодых врачей не сильно отличалась от её жизни в больнице. Каждое их назначение, каждый диагноз, поставленный пациенту, строго контролировался старшими ординаторами, более опытными врачами, проявление самостоятельности допускалось редко и допуск к операции получали уже только проверенные на деле, а не на основании диплома врачи. И чем дальше, тем чаще её мучила мысль, сможет ли она хоть когда-нибудь вообще оперировать? Нарастить знания врачебные практикой можно. Все дело во времени и в количестве обследуемых больных. Глаз становиться наметанным, память приобретает арсенал нужных проверенных методик, но совершенно по-другому дело обстоит с набиванием руки при операциях. Совсем иначе обстояло дело там, где приходилось усваивать известные технические, оперативные приемы. Рука могла приобрести твердость и уверенность, только делая операции, приобретая навык, а как приобрести навык, не делая операции? Уже вот-вот исполниться год, как она уехала из Будапешта, убежав от Войцеховского, самой себя, сложившихся обстоятельств. А что дальше? Она понимала все более жестко, что живет бесцельно, потерявшись в этой жизни и до сих пор себя не найдя. Когда она училась в университете, у неё была четкая, определенная, с хорошо прорисованными контурами цель, и вот, как же так могло получиться, что, став старше, она это все растеряла?
Ее все сильнее стали привлекать вечерами собрания для рабочих и студентов, которые проводили Гриша и Светлана, благо она уже настолько хорошо понимала русский язык, что слушала произносимые речи без напряжения и однажды даже поймала себя на мысли о том, что чем-то завидует этим молодым, целеустремленным людям. Они не барахтались в воде, как она, плывя по течению. Они кропотливо, день за днём двигались к какой-то цели и пусть именно это не совсем ясно было для её понимания, но одно было видно отчетливо — эти люди не плыли по течению, они выстраивали свою жизнь четко видя свое предназначение.
Однажды, в выходной, когда они все вместе завтракали и продумывали план проведения этих выходных, Анни неожиданно задала вопрос Светлане, о том, какова её цель в жизни. И удивительным был не сам ответ, а его быстрота. Светлана даже не задумалась над ответом.
— Полное переустройство общества в России. И получение полной власти в управлении страной народом.
— И ты знаешь каким путем это получить? — вновь спросила Анни.
