— Да. — У Светланы с утра было приподнятое настроение. Глаша напекла всеми любимые пирожки. Поставив их посреди стола, они с удовольствием угощались, сама Глаша собрала себе торбачку из пирожков, спешно стараясь улизнуть по своим делам, к родственникам. Гриша, как всегда, читал за столом газеты, а Светлана с распущенными волосами, в халате, позволила себе утром быть распущенной и не ухоженной. Горячий пирожок обжигал пальцы, но в таком виде они были самыми вкусными.
— Анни, кушай, нет ничего вкуснее Глашиных пирожков! Прочь сегодня серьезные разговоры, мы отдыхаем и едем с тобой сегодня на именины, нас звали, но я не скажу тебе к кому. — И подхватив губами стекающую по руке горячую сладкую струйку, вытекшую из пышных пирожков, добавила. — Я тебе все скажу, раз ты спросила. Я почему-то всегда чувствую все твои вопросы. Значит пришло время… …Так вот мы с Гришей настолько маленькие винтики, во всем этом большом деле, что может произойти в будущем в наших судьбах и нашей стране. Но из винтиков и деталей складывается большой механизм, способный провести революционные изменения. Мы делаем то, что можем и вносим в это значимое дело свою очень нужную лепту.
Анни тряхнула головой так, словно хотела, чтобы хаос царивший там, рассеялся и все стало по своим местам. А на самом деле, ей не все было понятно, а только что-то.
Гриша отложил газету и принял инициативу в объяснении в свои руки.
— Ты хочешь спросить, в чем наша миссия с сестрой? Это распространение революционных идей среди народа: рабочих, студентов, солдат. Но это сложно. Народ не образован, темный, невежественный. Его таким с выгодой для себя делали власть имущие, богатеи, чиновники. Чтобы о чем-то думать, нужно что-то знать. Народу не дают доступа к знаниям для того, чтобы он принимал свою участь и условия своей жизни как должное. Ух! — и он стукнул ладошкой по столу, в чашках зазвенели ложечки. — Если только у народа откроются глаза на все! Это такая сила, это такая глыба!
— Все правильно — совсем тихо проговорила Анни, но так неуверенно. — Только власть имущие обезопасили свою жизнь. На их стороне армия, они вооружены. Куда же народу то. Если кто-то хоть слово подаст, его же сразу бросают в тюрьму. Я это видела, мы с бывшим супругом выкупали из тюрьмы моего друга, Игн Йошика.
Григорий встал и отошел к окну, широко расставив ноги и заложив руки в карманы — он был похож на её бывшего супруга, графа фон Махеля этой повадкой. Когда он о чем-то задумывался, руки сами запускались в карманы и глаза устремлялись в пространство, если в помещении были окна, то к окну.
— Ани, это так! За власть будет выступать только верхушка военных. Простые солдаты живут очень скромно, а их большинство. Им и нужно открывать глаза на происходившее. Почему они рискуют своей жизнью, ради того, чтобы не их собственные дети имели безбедную жизнь, возможность учиться, работать кем хотят, пользоваться услугами врачей. Они должны это делать ради своих детей, ради народа. Люди должны все иметь равные возможности.
И вдруг он очень шустро вновь оказался за столом.
— Вот, Ани, мы и поедем сегодня на именины в одну такую семью. Он давний солдат. Его жена работает продавцом в магазинчике. У них трое деток, мы со Светланой давно их знаем, вот и съездим в гости. Ты не против?
— О, Дева Мария, я с удовольствием — оживилась Анни. — А именины у кого?
— У старшего мальчика. Светлана также обучает грамоте и этих деток.
— Светлана, Светлана — как-то задумчиво произнесла Анни — я не устаю гордиться тобой, откуда у совсем молодой женщины столько сил постоянно делать добрые дела?
— Нет. Аннушка. Наша поездка не столь бескорыстна, как может показаться. К ним в семью пришла беда. Средняя девочка заболела дифтеритом, нужна твоя помощь.
— О, Светлана! Но я не все умею и могу, это опасно — это дети! А почему они не обратятся в больницу? Если у них нет средств, ты же знаешь, давай поможем деньгами!
— Да, Аннушка, может и деньгами. Я не знаю всего, ну по крайней мере мы можем все сами посмотреть?
— Да, да.
— Гриша, что мы возьмем в подарок, кроме наших замечательных пирожков?
Гриша пожал плечами.
— Ну… Давай заедем в лавку.
— О, милые мои. Я сама хочу выбрать подарок мальчику. Сколько ему лет? — попросила Анни.
— Десять — ответил Гриша.
Они собрались и поехали на Вознесенский проспект.
Извозчик остановил возле пятиэтажного серого здания, на котором красовались рекламные длинные вывески: «Фотографии», «Курсы кройки и шитья Лярош Париж». Войдя во двор, они чуть прошли через густо навешанные бельевые веревки с бельем в сырой подъезд и поднялись на второй этаж. На втором этаже сырость чувствовалась меньше. Им открыл дверь мужчина среднего роста, с суровым выражением лица и зачесанными назад темными волосами. Но, как только он приветливо улыбнулся гостям, вся его суровость испарилась в один миг. Им на встречу в широкий коридор квартиры вышли все члены семьи: приятной наружности женщина, лет тридцати и трое деток. Но девочка, лет семи, только глянув из детского любопытства на вошедших, тут же исчезла и её сопровождал глубокий, грудной кашель и очень громкое, сдавленное дыхание. Анни так близко восприняла её недомогание, которое заполняло всю квартиру, что даже не обратила внимание на обстановку. Она вспомнит, что Светлана постаралась её представить всем членам семьи, но она уже спрашивала, почти чисто автоматически, где у них можно помыть руки, так как все мысли заняты были только этим задыхающимся ребенком.
В квартире было прохладно. Комнатки маленькие и затемненные из-за малого количества солнца, попадавшего в окна. Праздника не состоялось, по крайней мере для Анни и этой девочки, а также её матери. Осмотрев девчурку, она настойчиво за командовала везти её в больницу и решила в свою очередь, высказать удивление, почему до сих пор этого не было сделано!? А услышав ответ матери девочки, просто испугалась, сразу вспомнив свою горестную утрату, когда потеряла Кристиана в тот момент своей жизни, когда целиком была поглощена делами завода. Это ей было близко. Ей ответили, что у них, у отца с матерью выдался первый и
