- Как Шекельграббер с ней познакомился? Он жил прежде в Москве?
- Нет, она разошлась с первым мужем и ушла к Ване уже в Нью-Йорке, - сказал Кашлин. - Ребенок, по-моему, от первого брака, а может, и более ранний. От этой эмансипации женщины стали такие неразборчивые! Совсем потеряли стыд и голову. Готовы заводить детей чуть ли не после первого комплимента.
- Пока все, - сказал я и поднялся. - Загляну к вам завтра за досье на сотрудников. Если понадоблюсь срочно, то с пяти до семи меня обычно можно найти в одном из баров Дома журналистов.
- Вы журналист? - спросил Поглощаев напуганно.
Я покачал головой из стороны в сторону, дескать, и да, и нет.
Уже у двери я обернулся и спросил напрямик:
- Послушайте, для чего вам нужен убийца? Ведь Шекельграббера не воротишь. Учтите, самосуд я не допущу.
- Дело в том, - сказал Поглощаев, - что вчера в Сандуновских банях из моего пиджака украли портмоне с документами. Это может быть совпадением, но я не хочу рисковать.
- Пожалуйста, - сказал я, - подключите к телефону определитель номера и магнитофон.
- Мы не олухи, - ответил Кашлин, - уже подключили.
Покидая похоронное бюро, я взял со стола секретарши рекламный проспект.
- Правильно, - одобрила она. - Готовьтесь заранее, копите деньги.
- У вас большая зарплата? - зачем-то спросил я.
- Да уж побольше, чем у вас, - ответила она, бросив взгляд на мой костюм.
- А что вы такого полезного делаете?
- Ничего не делаю.
На том и расстались. В автобусе я пролистал проспект:
ФИРМА
"ДОЛИНА ЦАРЕЙ"
МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ВАШИМ БЛИЗКИМ ВЕЧНОСТЬ
Дальше следовал рассказ о том, какого рода Вечность предлагается. Покойника бальзамировали по всем канонам Древнего Египта. Мумию хоронили в пуленепробиваемом герметичном и влагоустойчивом саркофаге, который к тому же выдерживал вес в двадцать тонн. Фирма гарантировала сохранность тела в течение пяти тысяч лет. Фирма обещала, что в Судный день покойник будет выглядеть, как огурчик. Оживлять такого - одно удовольствие. Тут же были фотографии мумий фараонов, многие из которых я уже видел в директорском кабинете. Особой строкой, но ненавязчиво и даже галантно, подчеркивалось, что удовольствия фирмы - не для бедных.
Давно я не попадал в такие передряги, а если честно - ни разу. Знай Кашлин и Поглощаев, что я только пробуюсь на стезе частного сыска, они бы сразу показали от ворот поворот. Но им рекомендовал меня начальник отделения милиции и рекомендовал из своекорысти, потому что сыщик я был липовый, подставной, хотя и чувствовал какое-то мимолетное влечение к этому делу, начитавшись и насмотревшись детективов со счастливым для сыщиков концом, безмятежным мудрствованием в середине и озадачивающим ночным звонком в начале.
Вообще-то в природе я существую как безработный журналист. Прежде работа в газете, потом в журнале, опять в газете, и однажды подневольная писанина до того обрыдла, что я ни с того ни с сего накатал заявление об уходе из партийной газеты. Геройский поступок по тем временам. "Ну не может нормальный человек всю жизнь делать интервью с людьми, которые ему противны, или репортажи, от которых самого тошнит!" - объяснил я, но мало кто соглашался. Все тряслись за собственную задницу, причем тряслись задницей, так как мозги свои давно профунькали проституционным щелкоперством.
Я переоценил свои возможности и помощь друзей, тут же записавшихся в недруги. Надеялся работать на вольных хлебах в свое удовольствие и распихивать по знакомым редакциям, но просчитался: почти все двери передо мной захлопнулись, хотя перестройка уже была на излете, и путч только-только провалился. Единожды предавший, кто тебе поверит. Кругом открывались сотни новых газет, но в них надо было либо вообще не работать и, проев чей-то спонсорский фонд, разбежаться, либо писать такую гадость, какая даже в коммунистической прессе не снилась: по мне уж лучше слушать вранье партийного босса, чем беседовать с гомосексуальной парочкой или брать интервью у грошовой проститутки с трех вокзалов, которая после каждого вопроса требует стакан, а за следующий стакан предлагает отдаться.
Какое-то время я перебивался в коммерческом издательстве, правя корректуры, но книги тут упорно не рождались, одни выкидыши на стадии оригинал-макета. Конечно, издательство приказало долго жить другим коммерческим издательствам. Я уже подходил к крайней черте бедности и потихоньку распродавал имущество. Единственным средством существования был дом журналистов: там иногда подворачивалась халтура у старых знакомых, например, смотаться за кого-нибудь в творческую командировку, пока сам командированный творит новую любовницу, но чаще ребята, работавшие в барах и ресторане, просили что-нибудь поднести, разгрузить машину с пивом или подежурить за кого-нибудь, кому срочно понадобилось уйти со службы. Если б Кашлин и Поглощаев знали, почему меня можно почти каждый вечер застать в домжуре, то-то бы посмеялись!
И вот неделю назад я встретил Квочкина, начальника отделения милиции. Когда-то я написал о нем три статьи и способствовал его продвижению по службе. Квочкин оказался мужиком добропамятным. Мы посидели в его кабинете, уговорили пару бутылок и, выслушав историю моего падения, Квочкин предложил мне стабильный заработок и практическое ничегонеделанье.
- Это элементарно, Ватсон, - сказал он, - если преступление не раскрыто по горячим следам, то шанс, что оно будет раскрыто потом - чистая случайность. Но и ее со счетов никто сбрасывать не собирается... А если, скажем, в установке истины заинтересованы люди состоятельные, а дело двигается туго - у милиции все руки заняты, - но двигается? Чувствуешь? тут золотое дно лежит на поверхности. Я говорю заинтересованным лицам, что милиция им вряд ли поможет, хотя и постарается изо всех сил. Но милиция сама перегружена, а вот есть на примете частный детектив с отличной школой и репутацией. Почему бы не пригласить его? Этот детектив - ты. Основные твои задачи внимательно выслушать клиента, задать десяток неглупых вопросов и взять аванс на текущие расходы. Аванс мы делим пополам. Потом ты будешь изредка звонить клиенту и передавать то, что узнает милиция. Ну как, согласен?
Под влиянием выпитого я согласился, не думая, и мы ударили по рукам. На следующий день он вызвал меня по телефону, от которого я уж думал отказываться ввиду неплатежеспособности, и поведал о "Долине царей", очень довольный собственной хитростью.
И вот я посетил Кашлина с Поглощаевым. Странно, но их история заинтересовала меня всерьез. Случается же такое с профанами! Почему бы и не попробовать? - думал я. - Времени - ешь - не хочу. Ну, не получится, так хоть с людьми новыми познакомлюсь, глядишь, и сам в этой "Долине" кем-нибудь пристроюсь. - Из телефонной будки я позвонил любовнице Шекельграббера, Марине Степановне Размахаевой, представился и напросился в гости ближе к вечеру. Потом пошел в отделение милиции, как на Голгофу. Двести долларов приятно грели карман и душу, но мысль, что с половиной сейчас придется расстаться, лишала жизненной потенции, а исчезнуть из поля зрения Квочкина выглядело бы просто глупостью: еще два десятка подобных "дел", и я - миллионер в рублях, а с учетом инфляции и везения, глядишь, мультимиллионер... и весь в рублях...
- Молодец, - похвалил Квочкин, пряча стодолларовую купюру почему-то в кобуру. - Выпьешь за упокой Шекельграббера и за мою изобретательность.
Что-то легла у меня душа к этому убийству, - сказал я. Кстати, вчера у Поглощаева тоже украли документы.
- А нам, дурак, не сообщил, - сказал Квочкин. - И чем только люди перед смертью думают!
- Может, я всерьез займусь делом?
- Да брось ты эти игры. Тут свои законы и правила, а ты в них - как свинья в апельсинах.
- Но я уже принес неизвестную тебе информацию.
- Ну представь, ввяжешься ты, чуть что - тебя загребут, спросят: какого рожна лезешь? Ты ответишь: позвоните майору Квочкину, он объяснит. - А подать сюда Квочкина! По какому праву вы, товарищ майор...
Он еще долго разыгрывал этот спектакль одного актера, и только потребность выпить заставила его прерваться.
- Зачем же я буду подводить тебя? - сказал я. Все-таки у меня удостоверение журналиста, я им всегда прикроюсь.
- Вот если б у тебя было удостоверение депутата!
- Дай посмотреть ваши материалы. Хочешь не хочешь, а мне еще придется беседовать с Кашлиным и Поглощаевым. Деньги нужно отработать хотя бы словесно, а я даже не знаю, в какой позе нашли убитого, и кто.
Квочкин достал из сейфа пухлый скоросшиватель и бросил мне.
- Ты что не пьешь? - спросил он при этом. - Пей, лысый, пей.
Пришлось "пропустить" для пользы следствия.
- Тут триста страниц! - сказал я. - Мне до утра не справиться.
- Хрен с тобой! Иди к Гальке-секретарше, пусть отксерит. - В дверях он нежно взял меня за локоть и добавил: - Только не говори никому, не надо...
