- Однако, - сказал я, не найдя никакого другого слова.
- Вы, я чувствую, помирать не собираетесь, поэтому буду с вами откровенен. Неужели вы думаете, что мы и в самом деле придерживаемся рецептуры древних египтян? Это был бы нонсенс для всей нашей коммерческой промышленности: сделать то, что обещал. Нет, мы честные советские люди и готовим клиентов, как добрые кулинары заводской столовой, - из всего, что под рукой. Многое покупаем в тех же коммерческих палатках, которые при жизни принадлежали нашему клиенту. Он, скажем, купил корицу за рубль, нам продал за десять, а мы набили его до горла его же корицей, но уже за сто. Вот и весь бизнес.
- А в Шекельграббера вы тоже влили редечный сок?
- Нет, для него мы постарались.
- Кстати, как вы познакомились с ним и с Поглощаевым?
- Вернувшись из Суздаля, я на одной вечеринке высказал вслух идею о мумиях, и Шекельграббер за нее уцепился. Я навел справки. Все видели в Ване богатого дурака. Богатого по советским меркам. Он недавно приехал из Америки и машины ГАИ принимал за такси, тормозил и удивлялся, когда его били. Кстати, такси он принимал за персональные машины великих шахматистов. Это был настоящий спонсор, без обмана, и мы быстро ударили по рукам... А Поглощаева я знал поверхностно, он заведовал снабжением в нашем институте, но мог и бухгалтером. Упирался он долго, все озирался, как бы чего: все-таки гарантированная бедность лучше, чем богатая неизвестность, но после первых клиентов уволился. Мы разделили функции: мне досталась реклама, Шекельграбберу - платить деньги, а Поглощаеву - оформление документов и поиски подходящего морга. Пока мы обустраивались, Горчицын, чтобы не терять время, тренировался на кошках. Ведь древние египтяне мумифицировали не только людей: кошек, крокодилов, ибисов, быков, ихневмонов, а питались тростником. Но это их дело.
- Кто привел Горчицына в фирму?
- Этого паразита? Он - поглощаевский знакомый.
- Кувыркалкину?
- Я, - ответил Кашлин. - Встретил в метро и позвал за собой. А медсестры и до нас в морге работали.
Мне показалось, что Кашлин дозрел до откровенной беседы.
- Ладно, а теперь говорите, что вы хотели, - предложил я.
- То есть? - не понял он.
- Ну не напиться же вы сюда пожаловали!
- Именно напиться. Когда я работал в институте, нам почему-то выдавали спирт на производственные нужды, вместо авторучек. Наверное, потому, что вечно пьяным неловко просить прибавки к зарплате. А теперь, после смерти Шекельграббера, мне и душу отвести не с кем... Кстати, какой левша разукрасил ваш правый глаз?
- Правда, левша. А я сам не сообразил из-за зеркала!..
Я уже давно не отмечал дни недели в памяти, но теперь, как бы состоя при конторе, сунул нос в календарь и вычислил субботу. Пришлось кое-что менять в планах, учитывая выходной.
Когда я печатал фотографии "подельщиков", позвонила Кувыркалкина. Я велел ей немедленно приехать. "С удовольствием!" - ответила она и через час уже стояла на пороге.
- Муж подбросил, что ли?
- Почему вчера не появился? - укорила она вопросом.
- Отмокал, - ответил я и показал синяк под глазом.
- Кто же тебя так приложил, сыщик?
- Думаю, муженек твой, - укорил я ответом.
- Шутишь! Его пятиклассник уроет.
- Лучше сообрази: мог Опрелин нанять ребят или позвать друзей, чтобы рассчитаться за рога, не отходя от кассы? Черт, из меня уже Квочкин лезет!
- Нет, - сказала Кувыркалкина. - И нанять не мог, и друзей у него таких нет, и не стал бы - трус он.
- Но собутыльники-то у него есть! - решил я. - Не замечала, нет ли среди них левши?
- Я не смотрю, какой рукой они стакан держат, - сказала Кувыркалкина. - Кстати, принесла тебе список клиентов. Разглашаю коммерческую тайну.
- Брось на стол, потом посмотрю, - ответил я...
Часа через два Кувыркалкина промурлыкала в ухо:
- Пойдем в ресторан.
- У меня вечер занят, - пришлось соврать. - Лучше вспомни, что случилось необычного за неделю и после убийства Шекельграббера.
- Я и вчера, что было - плохо помню, - ответила она.
- А я помогу: было Рождество, потом старый Новый год. Наверняка вы отмечали всей фирмой.
- Да. Я собирала стол на Рождество в офисе, но сидеть рядом с Горчицыным не могла. Как представила, что он за стенкой с трупами вытворяет, так чуть не стошнило. Я рано ушла с Шекельграббером.
- Куда?
- Поехали к Размахаевой и там сели гулять по-новой.
- Кто еще был?
- Югослав один, Терентьевич.
- И вы поиграли в шведскую семью?
- Что ты! - довольно искренне ответила Кувыркалкина. Терентьевич такой принципиальный. К тому же он безнадежно влюблен в Размахаеву. У него Шекельграббер весь вечер комом в горле стоял.
- По моим наблюдениям, Размахаева вполне могла угодить обоим, не поступившись совестью.
- Я же говорю, Терентьевич - настоящий мужик. Ему либо все, либо ничего.
- Что ж этот Терентьевич-настоящий-мужик у нас делает в трудную для Югославии годину: оружие на военных объектах ворует или нефть контрабандно закупает?
- Ну что-то он, конечно, делает. Деньги у него есть. Вот и мне два газовых пистолета подарил на Рождество. Кстати, я принесла тебе, как обещала.
"Господи! - подумал я. - Хоть бы один безденежный иностранец попался! Просто так, для разнообразия. Чтоб совсем дураком себя в собственной стране не чувствовать".
- Какая у этого Терентьевича машина?
- Красный "форд", - ответила Кувыркалкина.
- А старый Новый год вы где встречали?
Она засмеялась:
- Не поверишь: я - с мужем.
- А Шекельграббер?
- С Размахаевой.
- И Терентьевич там был?
- Не знаю, - ответила она. - Значит, не поведешь меня в ресторан?
- Мы же не договаривались. Откуда я знал, что ты сегодня забежишь на холостяцкий огонек.
- Ну и подлец же ты! - сказала она. - Только пользуешься мной как женщиной и как информатором.
- А как еще тобой пользоваться? Хочешь, постирай мои носки.
- Сволочь! - сказала она, встала, оделась и ушла.
Я не препятствовал. Все-таки хорошая девчонка, эта Кувыркалкина! И детдом не сильно испохабил. Но огреть ее было просто необходимо. Чтоб не прыгала в постель ко всем подряд. Пошлю ей завтра букет роз... Опять бессмысленные траты! Да еще на чужое половое воспитание.
Я же оделся, во что Бог послал из гардероба, и пошел в Армянский переулок. Заклепкина не пришлось даже ждать, он прилежно гулял с пуделем. Сразу видно, человек на пенсии: дома - скука, на улице - тоже скука, но хоть ноги двигаются и за собакой следить надо.
- Не помните, - спросил я, - стоял в то утро в переулке красный "форд"?
- Что-то красное стояло, а что - не обратил внимания, ответил он.
- Перестаньте, вы знаете каждую машину в этом переулке и каждого владельца.
- Еще темно было, - сказал он, - а фонари через один светят. Это при социализме они работали... Не поручусь, что действительно была красная машина. Но и отрицать не буду: вдруг и впрямь стояла.
- Хорошо, поставим вопрос по-другому. Какие машины проезжали мимо с того момента, как вы обнаружили труп и до приезда милиции?
- Я как раз пошел звонить в милицию.
- Кстати, как вас зовут?
- Степан Николаевич, могли бы в протоколе посмотреть.
- У меня к вам просьба, Степан Николаевич, как к человеку, у которого много свободного времени и доброе сердце. Я сегодня поссорился с девушкой, но уже жажду помириться - так бывает в любви. Не могли бы вы от моего имени преподнести ей букет роз. Само собой, я заплачу. И за букет, и за труд.
- Это можно, - сказал он и подмигнул, - я тоже когда-то любил с девушками ссориться.
- Зовут ее Оля, - сказал я, доставая деньги из бумажника. - Она работает секретаршей в похоронной фирме "Долина царей". Сейчас я напишу адрес...
- Это где покойник из машины? - удивленно спросил Заклепкин.
- Да, но к нему это не имеет отношения. Просто я немного влюбился по ходу служебного расследования. Наверное, читали в книжках, до чего мы, детективы, народ влюбчивый.
- Не пойду, - сказал он. - И не просите.
- Почему? Я хорошо заплачу: и как посыльному, и как человеку с добрым сердцем.
И тут мимо нас проехал Опрелин на своем "УАЗе".
- Кстати, эта машина вам не знакома, не попадалась на глаза в то утро? - спросил я на всякий случай.
- Молодой человек, - сказал Заклепкин, - перестаньте меня пугать вопросами. Не таких видели, - повернулся и ушел.
Я понял, что разговаривать со мной без санкции прокурора он больше не станет, позвонил Горчицыну из ближайшего автомата и велел ждать меня.
Горчицын приоткрыл дверь, троекратно переспросив "кто", и выглядел более испуганным, нежели Заклепкин. Впрочем, пугливость его нашла объяснение, едва он зажег свет в прихожей: под правым глазом Горчицына темнел синяк - родной брат моему.
- Когда вас приложили? - спросил я.
- Вчера вечером.
- Подробнее.
- Трое поймали в подъезде. Я их запомнил, у одного кличка "Квелый".
- Хорошая кличка для мордобойцы, - сказал я. - Давайте пройдем в комнату, и вы на листе бумаги напишите приметы и вообще весь ход событий с диалогами.
