– Я все понимаю, – Джим пожал плечами и в очередной раз украдкой взглянул на Елизавету Викторовну Маслакова.
Встреча продолжалась четверть часа, но им так и не удалось прийти к какому-либо решению. И дело было вовсе не в том, что универсальный нейронный переводчик работал с ошибками, – нет, современные технологии сводили погрешности к минимуму. Как считал Джим, виной всему был деловой тон Елизаветы Викторовны, подчеркивавшей официальность данной встречи. Да что там тон – все в этом офисе дышало официальностью! Официальностью и модерном. Стеклянная мебель, стеклянные стены, даже пол – и тот из стекла: прозрачный для главного руководства и матовый для копошащихся внизу сотрудников империи. Джим долго не мог привыкнуть к этому. Поначалу ему казалось, что он стоит на воздухе, потом он просто испытывал дискомфорт, но в конце концов свыкся. Теперь весь этот модерн в офисе Маслаковой казался ему безвкусицей.
– Понимаешь, Джим, мы с Аркадием Юрьевичем считаем, что тебе нужно определиться, – сказала она. – Особенно сейчас, – на лбу Елизаветы Викторовны появились морщины, – когда ты и Ксения… – она сильно нахмурила брови, но затем мягко улыбнулась. – Особенно сейчас, когда вы собрались сделать меня бабушкой.
Джим выдавил из себя жалкое подобие улыбки, смутился, опустил глаза и начал изучать свои ногти. Десять секунд. Минута.
– Джим! – потеряла терпение Елизавета Викторовна.
– Да? – он продолжал рассматривать ногти, представляя, как пальцы плавно ложатся на черно-белые клавиши пианино.
– Мы с Аркадием Юрьевичем решили, что ты мог бы начать учиться и одновременно работать в нашей фирме.
Маслакова не отрываясь смотрела на будущего зятя, не зная, как расценить его молчание: то ли как пренебрежение, то ли как скромность. К сожалению, ни того, ни другого она никогда не замечала за Джимом, поэтому даже рассердиться на него за это не могла.
– Джим!
– Гм? – он по-прежнему не поднимал глаз.
– Я с тобой разговариваю! – Она увидела, что он кивнул, и продолжила: – Что ты скажешь, если я предложу тебе поработать управляющим отдела сбыта? В твоем ведомстве будет находиться только один город нашего финансового сектора. Работы не так много, как можно подумать, зато она требует больших навыков и таланта. Некоторые всю жизнь работают в надежде занять это место, ты же начнешь сразу с него. Если хорошо себя зарекомендуешь, то, обещаю, долго ты там не задержишься. У нас много вакансий, требующих молодых и талантливых людей.
– А как же музыка? – спросил Джим.
– Музыка? – Маслакова заставила себя сдержать улыбку. – Видишь ли, Джим, – начала осторожно она, – тебе уже третий десяток, а ты так и не определился в этой жизни. Мы с мужем ни в коем случае не оспариваем право выбора дочери, но мы хотим ей благополучия, а играя в небольших барах, ты далеко не уйдешь. Здесь же у тебя будет возможность подняться так высоко, как этого захочешь ты.
– Я бы мог записать свой первый альбом, – неуверенно произнес Джим.
– Почему же ты до сих пор не сделал этого?
За долгие годы у Маслаковой выработалась безупречная тактика ведения переговоров, и неважно, кто сидит на другой стороне стола – деловой клиент или близкий родственник, – ко всем применяется стандартный набор правил. Джим суетливо начал оглядываться по сторонам, словно надеясь отыскать ответ у сине-голубых стен. Сколько раз он брался за работу и сколько раз бросал это занятие! Стоило первым нотам лечь на белый лист бумаги, как в голове звучала вся композиция. Джим садился и начинал играть. Он слышал поток звуков, рожденных его руками, и сердце восторженно замирало. Но стоило кому-нибудь войти, и Джим понимал, что это всего лишь грезы.
«Почему я не записал свой первый альбом?» – спросил себя Джим, понимая, что всегда знал ответ.
Еще мальчишкой он сам записал свою первую песню, но так никому и не показал. Джим всегда боялся, что его не поймут. Боялся в десять лет, что его похвалят и скажут, что когда подрастет, то, может быть, станет хорошим музыкантом. Боялся и сейчас. Ночные бары были не так уж и плохи, если подумать. Там он мог импровизировать и видеть, что люди прекращают разговаривать, прислушиваясь к его музыке, но потом ночь подходила к концу, все расходились по домам, и на утро никто о нем не вспоминал.
– Мне надо подумать, – рассеянно сказал Джим.
– Подумать о чем? – Маслакова нанесла один сокрушительный удар и не собиралась давать время для того, чтобы он мог опомниться.
– Ну-у… – Джим снова сосредоточился на своих ногтях. – Я должен решить, что для меня важнее. Это все-таки моя жизнь.
– Ты прав, – Елизавета Викторовна знала, кто окажется победителем. – Только теперь это еще жизнь Ксюши и вашего пока не родившегося ребенка.
Джим несколько минут молчал, о чем-то сосредоточенно думая. Маслакова не мешала ему – пусть думает, что принимает решение самостоятельно.
– Ладно, – наконец вымучил он, – давайте сделаем так, как будет правильно.
– Что ты имеешь в виду, Джим?
Он поднял на тещу синие глаза и улыбнулся. Кто мог сейчас с уверенностью сказать, что он проиграл? Для Джима это была очередная забава, которую необязательно воспринимать всерьез.
– Когда я смогу приступить к работе? – спросил он.
Елизавета Викторовна растерянно заморгала. Ей показалось, что спутник дочери не понимает всей серьезности предложенной ему работы.
– Это не так просто, как тебе кажется, Джим, – начала неуверенно объяснять она. – Понимаешь, эта работа требует огромной самоотдачи, терпения и навыков. Я считаю, что будет лучше, если ты сначала наберешься опыта, а потом возглавишь отдел. Тимофей Александрович Макаров ожидал повышения на следующей неделе, но, думаю, он не будет возражать, чтобы ввести тебя в курс, задержавшись на старом месте на месяц-другой. Ты сможешь присмотреться и многому научиться у него. Тимофей Александрович очень талантливый человек. За десять лет, что он управлял этим отделом, прибыли всегда были стабильны.
Джим согласно кивнул и поднялся на ноги.
– Хорошо, Елизавета Викторовна.
– Хорошо? – Маслакова окончательно сбилась с толку. – Послушай, Джим, я не хочу, чтобы ты думал, будто тебя кто-то подтолкнул к этому решению…
– Да нет, все нормально, – он снова улыбнулся. – Я же скоро действительно стану отцом, так что нужно пытаться твердо встать на ноги.
– Я рада за тебя, – слова эти были искренними, но произнесла их Маслакова осторожно.
– Да. Спасибо. Спасибо за все, Елизавета Викторовна. Еще увидимся. До свидания.
Продолжая улыбаться, Джим направился к выходу. Под ногами было стекло, над головой стекло, по бокам стекло… Джим брезгливо передернул плечами. Стеклянная клетка – все это здание, весь этот город…
* * *
Он вышел на улицу. Ботинки проминали стеклофальтовое покрытие, заменившее в Городе Мечты асфальт. Лучи далекого солнца отражались от дороги, переливаясь тысячью ярчайших бликов, которые, натыкаясь на стены возвышающихся домов, скользили куда-то дальше в своем нескончаемом движении. Джим бездумно вглядывался в лица проходивших мимо него людей, непроизвольно заостряя внимание на их глазах. «Новая раса», – сделал он неожиданно для себя вывод.
Люди приезжали сюда в надежде обрести что-то новое, и Маслаковы им это давали. Эволюционный прогресс сознания. Стеклянный мир, чистый на вид, как родниковая вода, стал самой желанной мечтой для одних и реальностью для других, хотя лет тридцать назад об этом никто и не думал.
Джим посмотрел на нещадно палящий диск раскаленного солнца и в очередной раз удивился прохладе, царившей на улицах города. Стены домов были холодными. Стеклофальт под ногами не нагревался солнцем. Здесь все было продумано до мелочей. Даже отражающиеся от стен яркие солнечные лучи – и те не слепили глаза. Хотя, возможно, это дело привычки, и в глубине сознания коренных жителей давно осела мысль, что все вокруг должно сиять. Приезжих и туристов можно было легко узнать по солнцезащитным очкам и по тому, как они смотрели по сторонам, особенно те, что решились на инъекцию дополнительных наночипов, модифицирующих жидкие модули, чтобы они могли взаимодействовать с местными нейронными сетями. В этом случае в первый месяц для новоприбывших город был подобен сну, но потом все становилось обыденным. Искрящийся свет стеклянных домов и многочисленных нейронных образов проникал в сознание и навсегда оставался там, начиная отражаться и переливаться в глазах постояльца, отчего все жители становились похожими друг на друга.
Джим остановился возле огромного фонтана на центральной площади. Множество блестящих на солнце тонких струй воды, подчиняясь воображению дизайнера, описывали дуги по замысловатой, почти невероятной траектории. Джим долго стоял, любуясь переливающимися в лучах солнца струями воды, от которых было поистине тяжело оторвать взгляд, затем вдруг понял, что вода в фонтане ненастоящая – всего лишь жидкое стекло, подделка, сдобренная нейронными образами.
