Короткими приставными шажками Грибков приблизился к транспорту гайцов со стороны пассажирской дверцы и, чуть ли не целиком запихнув голову в салон (благо опущенное стекло позволяло), отчаянно зашептал-зачастил:
– Там убийца! Пять минут назад он застрелил человека! Честное слово! Я сам… своими глазами видел!..
Словно бы спинным мозгом почуяв неладное, Дружников обернулся и цепко просканировал подсобравшийся за спиной народ, задержавшись на раскоряченной фигуре мужика, эмоционально спорящего с гаишниками. Но тут как раз, заверещав, включился обратный отсчет пешеходного таймера, и душегуб вступил на первую из двенадцати порядком истертых пешеходных полосок.
Вторая. Третья. Четвертая…
– Молодой человек! – зычно ухнуло позади властное.
Вздрогнув, киллер втянул голову в плечи и невольно сбился с нарочито уверенного шага. Несмотря на то что и справа, и слева, и спереди двигалось еще с пяток граждан мужеского полу, внешне подходивших под обращение «молодой человек», он интуитивно догадался: сие недоброе горловое пение посвящается персонально ему. И как-то сразу сделалось у него на душе (да-да, у душегубов, представьте себе, тоже есть душа!) кисло-капустно.
– Молодой человек! Я к вам обращаюсь!
Дружников с усилием совершил полуоборотное движение и уперся взглядом в выбравшегося из машины гибэдэдэшного сержанта.
– Да-да, именно! Можно вас на минуточку?! – Сержант заученным жестом взмахнул волшебной палочкой, указывая в какое именно место следует вернуться и прижаться к обочине. Одновременно из салона выкатился его напарник с габаритами мини-шварценеггера. Душегубу окончательно сделалось кислее кислого.
Продолжавший верещать таймер ускорил темпоритм, предупреждая о завершении времени пешеходного перехода. Засмердев выхлопами, зафыркали-заурчали готовящиеся сорваться с места в карьер моторы.
И это снова был ОН! Не шанец, но – ШАНС!
На этот раз – для душегуба.
Дождавшись, когда особо нетерпеливые водилы начнут движение, Дружников рванул в противоположную от гаишников сторону, каким-то чудом умудряясь проскальзывать сквозь мгновением позже стартовавшие остальные машины. Саундтреком к его отчаянному спурту на проезжую часть обрушилась какофония звуков, густо замешанная на реве клаксонов, визге тормозов и истерично громыхающему: «СТОЙ! СТОЯТЬ, СУКА! ЗАСТРЕЛЮ НА ХЕР!!!»
Беглецу оставалось не более полутора метров до спасительного тротуара, как вдруг боковым зрением он сфотографировал невесть откуда вырулившую и несущуюся на него тараном маршрутку.
Вот теперь стало действительно смертельно (гайцы до того в скученной обстановке стремались стрелять), Дружников попытался отпрыгнуть. Но толчковая нога неожиданно поехала (Уж не обошлось ли и тут без дурехи-Аннушки, вечно разливающей масло?), и вместо прыжка получился лишь неловкий разворот спиной. В которую и врезалась отчаянно тормозящая маршрутка.
Душегуба подбросило: удар был столь силен, что, перевернувшись несколько раз в воздухе, он успел потерять сознание еще до того, как его итогово-шумно припечатало об асфальт.
Хорошо хоть не головой. Хоть здесь повезло…
* * *
– Тебе сказали «стоять», а не «бежать»! Разницу улавливаешь, придурок?
– Успокойся! Он все равно тебя не слышит! – бросил напарнику «мини-шварценеггер». Присев на корточки, он, безо всякой деликатности, за волосы приподнял ушедшую в бессознанку голову беглеца и развернул разбитую в кровь физиономию, предъявляя на опознание белому как мел Грибкову. – Точно он? Или плюс-минус два диоптрия?
– Да… Это… это он стрелял.
– Ну, смотри. Ежели чего – отвечать вместе. Оп-па! – Гаишник всмотрелся в неподвижное тело, сунул руку под полу его куртки и осторожно, двумя пальцами, извлек ствол с обмотанной скотчем рукояткой.
Толпа зевак восхищенно и слаженно ахнула, а Александр Валерьевич, что тот хамелеон, изменил цвет мела на цвет савана.
– Виталя! – удовлетворенно хмыкнул «минишварценеггер». – Вызывай базу! Вот чует моё сердце, попадем мы сегодня в самые верхние строчки хит-парада!
Отчего-то не разделивший оптимизма напарника Виталя недовольно проворчал:
– Не знаю куда, но то, что «попали», – эт-точно! – и заголосил в носимую станцию: – База! База! Вызывает экипаж два-семь! Прием!
В ответ послышались зубовный скрежет, бормотание. А затем отчетливо-безразлично прозвучало:
– На приеме база! Что у вас, два-седьмой?
– База! По ходу, мы тут киллера упаковали. А вот че с ним дальше делать – не в курсах…
* * *
Спустя примерно час после по-голливудски драйвовых событий на улице Кирочной на кармане старшего оперуполномоченного криминальной полиции Гладышева завибрировал мобильный телефон.
– Внимаю тебе внимательно, Никитич.
– Жора? Прикинь, только что из дежурки позвонили: гаишники вроде как взяли стрелка.
– Какого стрелка?
– Как какого? На убой на Фурштатской от нас вроде тебя отрядили?
– Ну да. Я сейчас как раз здесь и тусуюсь. Жду своей очереди на доступ к телу. Мертвому, естественно.
– О чем и толкую! Гаишники задержали твоего киллера!
Гладышев удивленно замотал головой:
– Погодь! Не части! Ты хочешь сказать, что в нашем городке в кои-то веки сработал план «Перехват»?
– В том-то и дело, что они вроде как его личным сыском взяли. Его и свидетеля тоже.
– Гайцы?! Личным сыском?! Киллера и свидетеля?! Воистину этот мир сошел с ума!.. Где они их взяли?
– В двух кварталах от места происшествия. На перекрестке Восстания и Кирочной. Убивец при задержании под машину попал, так они его в больничку повезли. Во Вредена[2]. Так что давай: шеф приказал, чтоб ты – ноги в руки – и туда подрывался…
Гладышев убрал телефон, удилами закусил фильтр сигареты и, все еще не веря в свалившееся на него оперское счастье, выдохнул вместе с дымом:
– О-ХРЕ-НЕТЬ! Вот что Крест Животворящий и внеплановая переаттестация с людями делают!..
Санкт-Петербург, 24 июня 2011 года, пт.
– Ну вот, блин, укатила. Жаль, пассажира не успел разглядеть.
Раздвинув пальцами жалюзи, Петрухин стоял у окна и смотрел на парковку «Магистрали».
Этот пятничный день выдался у решальщиков на редкость скучным и длинным.
Впрочем, как и вся неуклонно катящаяся на убыль рабочая неделя.
Впрочем, как практически весь первый летний месяц их новой, гражданской – не службы, но службишки.
– Какого пассажира? – зевнув, поинтересовался Купцов.
– Да у нас тут с утра на стояночке дюже интересный «БМВ» чалился. Е…РЕ177. Если память мне не изменяет, это вроде как госдумовские?
– Понятия не имею. Я в этих блатных номерах никогда не ориентировался.
– М-дя… Подрос Брюнет! Уже из Охотного Ряда народ принимает! А ведь каких-то лет семь назад…
Петрухин вернулся к своему столу, на котором мерцал экраном разбуженный ноутбук, с забелинскими[3] интонациями пробурчал под нос: «Вот она, моя бумажная могила!» – и продолжил процесс наколачивания справки. Ну а Леонид, практически не меняя расслабленной позы (спина откинута, ноги на столе), кончиками пальцев дотянулся до папки с надписью «Входящие», выцепил очередную бумагу и вслух зачел:
– «Уважаемый Виктор Альбертович! Согласно нашей с Вами договоренности, спешу поставить Вас в известность о том, что в плане публичных мероприятий петербургского отделения молодежного общественного движения „Хрюши против“ на первую декаду июля заявлено проведение акции в универсаме „Виктория“. Искренне Ваш, Алексей». Хм… Борисыч! Ты случайно не в курсе: кто такие «хрюши» и чего они собираются в грядущей декаде прохрюкать в подведомственном нам универсаме?
– А?.. Что?.. – не отрываясь от клавиатуры, рассеянно отозвался словивший вдохновение Петрухин.
– Я спрашиваю: «хрюши» – это кто?
– Животные. С пятачками на носу.
– Спасибо за разъяснение. Ладно, при случае поинтересуюсь у Брюнета. Тем более, время терпит. А вообще: что это за манера такая? Засылать письма с кривого адреса на корпоративную электронную почту, не представляясь по полной форме? Он, видишь ли, «Алексей»! Охренеть как приятно! А фамилия? Отчество? Должность? Звание? Степень искренности по десятибальной шкале?.. Невозможно работать! Вот чес-слово!
Купцов пихнул бумагу в ящик стола и наугад выудил следующий тугамент:
– «В дирекцию ЗАО „Магистраль-НВ“ от работника горячего цеха Каргопольского филиала…» – Леонид глянул на оборотку: – Хм, а фамилии автора снова нет. Тенденция, однако. «Довожу до вашего сведения, что в период с января по май 2011 года завскладом Пепеляев тайно вывез со склада и обратил в свою пользу 35 кагэ лома медесодержащего, чем нанес ущерб предприятию. Указанный лом ныне хранится в сарае подсобного хозяйства Пепеляева…» Чуешь, как отрочеством, совком родимым пахнуло?
– Угу. Понюхал инспектор Купцов каргопольскую анонимку и аж заколдобился.
