Ближе к середине ночи я услышал крадущиеся шаги. Тело мое вмиг натянулось, как гитарная струна. В дверь вставили ключ, поворот, и в комнату изолятора бесшумно вошли четверо, трое из них прямиком направились к моей кровати. Не мешкая, я ударил палкой одного со всей силы по хребтине, другой удар пришелся кому-то по шее. Последовал крик боли.
– Ах ты, сволочь! – и набор матерных слов.
На меня набросились, скинули с кровати на пол. Мои руки и ноги развели в сторону, я понял, что задумал Колесо. Как сумасшедший я зубами вцепился в чью-то руку мертвой хваткой, потом кого-то пнул ногой в живот, сумел подняться, схватить палку и принялся ею размахивать по нападавшим на меня шестеркам.
И тогда из темноты раздался голос Колеса:
– Оставьте его!
– Колесо, дай мне его порвать! – кричала шестерка.
– Счас сам тебя порву, – взбеленился Колесо. – Сказано Квака оставить хромоножку в покое, значит, не трогай его!
Шестерки отступили на задний план. Колесо подошел ближе, присел на табуретку.
– Ты, хромоножка, с характером, не ожидал, – Колесов улыбнулся. – Я думал, ты мудак.
Я молчал, тяжело переводя дыхание.
– Ты вывел из равновесия Гуффи, он тебе этого не простит, – Колесов криво ухмыльнулся.- Настучал бы, кукареку бы сегодня кричал, – он снова ехидно ухмыльнулся. – Меня зовут Олег, тебя как? – и Колесов протянул руку для приветствия.
– Аристарх, – хрипло отозвался я.
– Как, как?
– Как слышал, Аристарх.
– Расслабься, – Колесо достал из тянучек сигареты. – Будешь, – спросил он, я кивнул в ответ. Мы уселись на подоконник изолятора и мирно закурили. – Я вижу, ты гловастый пацан хромоножка, и кличка у тебя такая же будет – Гловастый. Перевелись толковые парни, все годятся только быть шестерками, – прокряхтел Колесо.- Гловастый, будь осторожен с Гуффи, он зуб на тебя точит.
Я кивнул головой, что все понял.
– Еще не знаешь, куда тебя собираются сплавить?
– Не-е-а!
– Лишь бы не на Клюшку – страшное место. Я оттуда, и тебя могут закинуть вместо меня.
– Я без Комара никуда не поеду.
– Будут тебя здесь спрашивать, – он расхохотался. – Здесь ты никто и голос твой мышиный писк. Я дам тебе один дельный совет, – Колесо перешел на полушепот. – Если попадешь на Клюшку, выбраться оттуда можно только одним способом – чаще делай ноги! Чем чаще ты будешь сбегать, тем быстрее Колобок тебя сплавит с Клюшки, ему же портить отчетность тоже не хочется.
– Неужели там так плохо?
Колесо многозначительно вздохнул.
– Возвращаться туда у меня нет никакого желания.
Мы еще немного потрепались, и Колесо ушел, уводя за собой своих шестерок. Меня мгновенно сморил сон, и снилась мне Клюшка.
Жизнь в детприемнике катилась по расписанию. Ближе к концу августа пришли долгожданные путевки в детские дома. Я мечтал только об одном – быть вместе с Комаром. Мы сходили к начальнику обезьянника. Это был представительный полковник с пышными, черными усами и без намека на шею. Мы попросили нас не разлучать. Его светлые, выпуклые, как крыжовник, глаза неприветливо обратились к нам.
– За вами плачет Клюшка, – от его слов у меня по коже поползли мурашки.
– В другой детдом нельзя? – несмело спросил я.
Может, тебе еще выписать путевку в санаторий? – крякнул начальник обезьянника. – Я сказал Клюшка, значит, Клюшка, – и хмурый полковник расплылся в добродушной улыбке.
В тот же вечер к нам с Комаром пристал противный Гуффи, он застукал нас с сигаретой в туалете.
– Нехорошо, курить, – воспитатель-мент радостно потирал руки от предстоящей экзекуции. – Разве вас не учили, что курение вредно для здоровья? Будем отучивать вас от этой вредной привычки. Для начала познакомим с душистым антитабачным чайком, – Гуффи самодовольно оскалился.
Шестерки принесли два стакана чая, воспитатель-милиционер бесцеремонно залез ко мне в карман, вытащил оттуда пачку сигарет.
– Тебе она уже не пригодится, – он отложил больше половины пачки в свой карман. Сломал четыре сигареты и высыпал табак в чай. – Вот ваше, братцы, лекарство. По-доброму выпьете или будем насильственно вливать целебную микстуру?
Шестерки долго возились с нами. Я сцепил зубы, и им так и не удалось заставить меня проглотить гадость под названием антитабачный настой. Это взбеленило Гуффи. Он приказал шестеркам растянуть меня на полу. Амбал по имени Карась сел мне на шею, Ленька Белый блокировал ноги и руки. Я сначала с ужасом подумал, что будут раздевать, стал извиваться как змея, но мне растопырили руки, и Гуффи прижигал об них окурки, то же самое сделали с руками Комара. Он дико хохотал и кричал: «Щекотно». Гуффи взбеленился, но ничего не мог с нами поделать.
– Ты у меня Сафронов, – это была моя новая фамилия, грозил Гуффи, – будешь вздрагивать от каждого шороха, я устрою тебе сладкую жизнь.
Ночью с Комаром мы затолкали Леньку Белого в туалет – такой агрессии я в себе никогда не чувствовал. Когда бил, почувствовал непонятное наслаждение и испугался, кинулся рубашкой вытирать кровь с физиономии Белого.
– Ты похлещи Колеса, – проскулил Ленька.
– Когда ты держал меня и тушил об мои руки бычки, ты думал о моей боли?
– Гловастый, ты скоро испаришься, как пердеж в воздухе, а мне здесь еще торчать и торчать, – и Белый заплакал.
Я остервенело, пихнул под зад затравленному и испуганному Леньке и крикнул ему: «Вали отсюда».
Комар молчаливо и укоризненно наблюдал за мной.
– Аристарх, – шмыгнув носом, произнес он. – Здесь нельзя быть добреньким. С волками жить, по-волчьи выть, – и он Мы сели на подоконник и закурили.
– Валерка, я не хочу стать таким как Колесо! Почему они натравливают нас друг против друга, как собак.
– Так легче нами управлять, – ответил Комар.
И так стало горько, горько, что по щекам побежали слезы. Впереди маячила безысходность и пустота, пустота, пустота…
Утром нас с Валеркой отвели к медику. Тот молча осмотрел ожоги, обработал их и забинтовал.
– Претензии имеются?
– Нет!
– Славненько! – довольно ответил он.
Вечером в обезьянник привезли еще одного одаренного вундеркинда. Потому как его радушно и громогласно встречал Гуффи, чувствовалось, приехал самый дорогой и постоянный клиент этого заведения.
– Суббота, – взмолился Гуффи. – Ты…
– Я, – ответил длинный, как штакетник, белобрысый пацан. Он был грязный, как чухонец.
– Опять к нам?
– Соскучился.
– А мы то как, даже не представляешь, – Гуффи от умиления развел руки, – завтра же Суббота спецрейсом обратно домой.
Пацан оказался простым, без звездных закидонов. Познакомились, поручкались. Представился Эдькой Субботиным. Фамилия придуманная, потому что нашли в субботу на железнодорожном вокзале. Мать бросила, положила на лавочку и смылась.
Утром приехало две машины. Нам с Валеркой приказали срочно собрать вещички. Дурное предчувствие меня не обмануло. Нас рассадили в разные машины и повезли в разные детские дома. Так распорядился начальник обезьянника.
Я еще не знал, что ждет меня впереди, куда я еду, но был уверен: это будет лучше, чем то, что я оставлял позади.
К месту новой жизни меня с Субботой привезли на «скорой помощи». Скорая помощь по-японски – кому-то хировато – мне, оказывается, херовато, и меня доставили на лечение на Гору. Детский дом произвел на меня неизгладимое, жизнеутверждающее впечатление. На меня смотрело перекошенное, скрипучее двухэтажное деревянное здание, не видавшее ремонта с самого окончания русско-турецкой войны. Спальни, громадные комнаты по двенадцать-пятнадцать человек. Духан отстойников пьянил и пробивал любой гайморит. Туалет – дыра, в которую можно при неправильной посадке свалиться. Моему восторгу не было предела. О таком профилактории я мечтал всю сознательную жизнь. Столовая – отдельная сказка. Вместо стульев, самодельные лавки и столы, на лампочках Ильича висели забитые мухами липучки. Жрачка – фантастика, кружки железные, вместо тарелок – алюминиевые миски. Настоящий праздник жизни. Хотелось крикнуть на всю мощь глотки – спасибо любимое государство за наше счастливое детство.
– Сейчас увидишь, Баскервилля, – заботливо просветил Эдька. – Главное молчи, усек! Он такой гамнюк, что лучше с ним не связываться. Сострой виноватую физиономию «Папа прости засранца» и он не будет к тебе прикапываться.
Нас завели в хорошо обставленный кабинет. Не думал, что в этом сарае могут быть такие апартаменты. И тут я увидел дерика, и сразу заценил юмор местных обитателей. Папа был настоящий Баскервилль, именно таким его я себе и представлял.
– Приехали архаровцы, – выразил он удовольствия от встречи с нами, потирая свои потные мясистые руки. – Субботин, что будем с тобой делать? – басом поинтересовался дерик. Если бы мне он задал такой вопрос, я бы нашелся, что ответить, Эдичка, наверное, в силу своей природной скромности молчал.
