- Привет, - говорит, - спящая красавица. Подъезжаем. Слушай, возьмешь мою сумку? На вокзале все равно носильщики, а мне к себе в купе смотаться надо. Дождись меня у стоянки такси. Пятерку держи на разгрузку.
Наталья хотела было возразить что-то, но Валерика уже и след простыл. Только синяя купюра в кулачке зажата.
Две сумки неподъемные - свою и любимого - еле до выхода из вагона дотащила, там их носильщик прямо из рук девушки перехватил, на тележку поставил и поехал к стоянке такси, как "симпатичная гражданочка заказывала". Когда проходили мимо милицейского наряда, сержант ее за локоток попридержал, а напарник носильщика завернул к дежурному. Наташа возмущаться не стала - ну и что, что досмотр?! Понятно! Жулья всякого по поездам рыскает - пруд пруди. Посмотрят вещи, увидят, что барахло одно, да и отпустят извинившись.
Зашли к дежурному в комнатуху. Там за столом единственным лейтенант сидит, бумажку пишет какую-то. На скрип двери голову поднял и пристально на Наталью посмотрел. Спросил имя, фамилию, отчество, год рождения, место прописки и все полученные сведения старательно записал. А потом мужичку маленькому, серенькому в костюмчике того же цвета кивнул:
- Эта?
- Она самая. Я ее с Сайгаком еще в вагоне-ресторане засек, - отвечает серенький, а лейтенант к Наталье обращается:
- Ваши вещички, гражданка?
Наташа кивнула. То ли от страха, то ли от возмущения голос пропал. Сидит, ничего понять не может, глазами хлопает. Какой такой сайгак? Что за серенький, откуда он взялся?
Лейтенант тем временем сумки открыл и, вещи доставая, только повторяет:
- Ваше? Ваше? Ваше?...
Наталья кивает утвердительно, он в сторону откладывает. Одну сумку разобрал. Принялся за вторую, Валерикову. Наташа смотрит, и понять ничего не может, но машинально головой продолжает кивать. А вещи-то в сумке - женские! И какие! Шмотье импортное! Туфли югославские на шпильке! Такие у фарцы по стохе идут, не меньше...
В общем, досмотр закончили. Ничего, вроде, подозрительного не нашли, отпустили. Лейтенант даже извинился, как Наташа еще вначале предполагала, помог вещи сложить и сумки на улицу вынести. Наташа, когда из дежурки выходили, заметила листовку "Внимание, розыск!", прикнопленную к фанерному стенду. С фотографии смотрел Валерик, который почему-то звался особо опасным преступником. Девушка только имя прочитать успела - Козлов Виталий Степанович, да кличку - Сайгак. Остальной текст разглядывать времени не было.
Оказавшись на улице, Наталья уселась на свою сумку и опустила лицо на ладони. Заплакала. Вот, дура! Кто она теперь - пособница вора, любовница его, а может - подельница?! Сволочь! Подлец! Это он ее, значит, специально спаивал, а потом по вагонам шустрил, подбирал где что плохо лежит. А у кого брать, как ни у собутыльников случайных из вагона-ресторана. Их-то на месте точно нет. И, коль по кабакам шляются, живут не бедно. Тонкий расчет. А она, дура набитая, - прикрытие, алиби и тягловая сила в одном лице. Интересно, сколько он за одну такую поездку барахла берет. А может, не только барахла? Золотишко, деньги? Естественно, эти-то ценности он с собой носит, в сумке не было... Сумка! Догадка Натальи подтверждалась на все сто. Когда на вокзале в Ростове встретились, этот Валерик-Сайгак-Виталик с полупустой сумкой был, легкой. Отшутился тогда, зачем, мол, мужику барахло? Все что надо, на себе надето...
И что теперь делать? Что! Идти на стоянку, брать такси...
Естественно, на стоянке Валериком и не пахло. Не явился он ни через пять минут, десять, двадцать... Ну и Бог с ним. Забудется со временем. Тяжело, конечно, но лучше никак, чем так. Как фамилия-то у него - Козлов? Это уж точно: любовь зла, полюбишь и козла...
В университете начались занятия. Пятый курс на картошку не отправляли. Наталья жила в общежитии, ходила на лекции, в библиотеку, по выходным в одиночестве выбиралась за город. Любила она гулять по Павловскому парку, ранней осенью там особенно хорошо. Валерик (она про себя продолжала так его называть) вопреки ожиданиям из головы не шел. Естественно, что и других забот хватало, не все ж время думать о прошедшем?! Жалеть, в принципе, не о чем. Лето провела прекрасно. А то, что подставил он ее, так ничего страшного - выкрутилась ведь. Сумка, кстати, до сих пор у нее...
Прошло два месяца, золотая осень сменилась осенью дождливой, холодной и грязной. Загородные поездки по выходным Наташа прекратила, все больше свободного времени проводила у себя в комнате - читала книги, вышивала (еще с детства такое хобби осталось), сплетничала с однокурсницами. Валерика почти не вспоминала, отпустил наконец-то. И только она этому факту порадовалась, так всегда бывает, явился - не запылился.
Соседка по комнате вошла, когда Наталья ставила чайник.
- Слушай, подруга, там тебя внизу какой-то супермэн домогается. Вахтерша его ни в какую пускать не хочет.
- Меня?
- Тебя, тебя. Может, спустишься?
Грудь защемило. Он. Ну что ж, может, и к лучшему. Заберет барахло, объяснится так объяснится, нет - так нет. Решила встретить. И подоспела вовремя.
Внизу, в вестибюле, начинала собираться толпа, привлеченная интересным действом. Перед бабушкой-вахтершей в черном халате, которая заслоняла лестницу, словно амбразуру, собственной грудью, выделывался франт в песочного цвета костюме и такого же оттенка "гангстерской" шляпе с широкими полями. В руках огромный букет роз.
- Мамаша, ну я буквально на десять минут... Что ты, в самом деле?! Давай так договоримся: минута - рубль. Засекай время.
- Нет, - твердо стояла на своем принципиальная бабка, - иди-ка отсюда лучше, а то милицию вызову!
- Брось ты, милицию! Аванс оставлю, - франт достал четвертак и помахал им перед носом старухи.
Соблазн был велик, но стражница держалась молодцом.
- Я тябе чаво сказала? Иди отседа, окаянный!
Ухарь не унимался.
- Бабуль, а полтинничек? Плюс трешка за минуту...
Интересно, как события развивались бы дальше, ни появись в этот момент Наталья.
- Баб Дуня, пропустите его, он ко мне, - и, обернувшись к кавалеру. - У тебя паспорт с собой?
Валерик, а это был, естественно он, достал все из того же бумажника паспорт, вложил в него полтинник и отдал опустившей руки вахтерше, которая уже, похоже, начинала сходить с ума от искушения. Наташа пошла обратно, Валерик - за ней.
- Ты, слушай, извини меня, ладно? Я не мог раньше зайти. Там, на вокзале тогда...
- Когда? - девушка была холодна.
- Ну, Наташенька... Зачем ты так?... Работа у меня такая...
- Работа, - с презрением произнесла Наталья, - если б ты сразу сказал, я бы приняла все как есть... Наверное. А так... Бери свое барахло и выметайся. Понял?
- Наташ... Ну, я ж люблю тебя...
- Любишь? А как звать тебя в таком случае? Валерик? Виталик? Или, может, Сайгак?
- Да зови как хочешь, хоть тюленем, только не гони... Да, Виталием меня зовут. Прости...
- Теперь-то уж знаю. Прочитала. Догадайся - где?
- Известно где. Там же, где и про Сайгака. Ну, извини! Я, если хочешь, сейчас же уйду... Но, Наташенька...
- Что?
- Я долго думал и понял, что жить без тебя не могу...
Вошли в комнату. Соседка засуетилась, сделала вид, что куда-то торопится, и выскочила за дверь. Разговор продолжался.
- Слишком долго ты думал, милый. Я тебя уже и не помню.
- Ну, не сердись. Это, кстати, тебе, - Сайгак протянул букет девушке.
- Да? А я уж думала, что бабе Дуне забыл отдать, - съязвила Наталья.
- Ну ладно, все хорошо ведь, правда? Я вернулся. Не мог раньше, понимаешь? Обстоятельства не сложились.
- В тюрьме что ль сидел?
- Почти. В сизо, - кивнул Сайгак, как ни в чем не бывало, - ну и что?
- Да нет, ничего, - Наташа поняла, что забитые в глубину души чувства стремительно возвращаются. Подумаешь, вор! Не убийца ж, в самом-то деле, не маньяк какой! Что, если вор, полюбить его теперь нельзя? - Сумку свою забери.
- Да, черт с ней, с сумкой этой. Можешь все себе оставить. Пойдем куда-нибудь, а? В театр, например. А потом поужинаем.
Что было делать? Выгнать его - наступить на горло собственной песне, пойти в театр - себя перестанешь уважать. Да ну его, это самоуважение.
- В какой театр?
- В любой! С тобой, хоть в кукольный!
И рассмеялся, подлец.
- Ну что с тобой делать?...
И все закрутилось по новой.
Глава одиннадцатая, из которой многое становится более-менее ясным, но, отнюдь, не совсем понятным
Надо было дописывать дипломную работу, а Наташа не вылезала из кабаков.
Не было в Ленинграде ни одного мало-мальски приличного ресторана, где еще не знавали яркую парочку. "Валерик" растворился в прошлом. Его место занял Сайгак. И Наташе это нравилось.
Сайгак был любезен и груб, ласков и тверд, щедр и жесток. Наталья сама становилась похожей на него. Характером, естественно. И манерами. Рассорилась со всеми подружками, занятия начала прогуливать, дорогу в библиотеку забыла. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Сайгак так же неожиданно, как и появился, не исчез.
