–….! ….!…. !!!
Поднеся платочек к глазам, она сделала вид, что промакивает навернувшуюся слезу.
–Все-таки до чего я наивный человек: никогда не понимаю, что встретился не светлый паладин, а очередной ублюдок, учуявший повод нахамить беззащитным женщинам, и разговариваю с ним, как с человеком, разговариваю…
В голосе даже послышался всхлип, но взгляд, который она при этом бросила на нас с возничим, был совсем не расстроенным. Мы с Меганом, я, во всяком случае, точно, замерли, не зная, как реагировать на произошедшее.
Подруги между тем поддержали опечаленную начальницу, тоже повздыхали над падением нравом и распущенностью мужчин.
Когда эта непонятная троица скрылась в таверне, мужик, которого они попинали, наконец смог сесть. Лицо, ещё недавно довольное и весёлое, теперь было в крови и дерьме. А полный недоумения взгляд как бы спрашивал – а что это было?!
Примерно так же подумал и я. Повернулся к возничему, и тот, поняв невысказанный вопрос, коротко ответил:
–Орден защитниц чистоты мыслей и словесности.
У меня невольно отвисла челюсть.
–Так они же сами ругаются как…
–И что? Они же взялись бороться с матом и плохими мыслями у других, не у себя. Жене нашего герцога, очень возвышенной душе, как-то пришло в голову, что народ говорит плохими словами, речь его груба. Вот и решила навести порядок. Кинула клич, собрала таких вот … гм… обеспокоенных … гм… женщин. Утвердили устав, заручились всемерной поддержкой герцога. Ну и понеслось. По слухам, в столице они школы открывают, детей учат. А на местах… ну ты сам видел. Что считать плохими мыслями и словами определяют они сами, под настроение, поэтому никогда не знаешь, чем разговор закончится. Могут и над матершинным анекдотом посмеяться, а могут прицепиться к любой мелочи, и чем это всё закончится, одни боги знают. Друг за дружку они горой стоят, попробуй только тронь! Этот мужик ещё легко отделался – некоторых бывает и публично распинают, да ещё и издеваются, пока порют или ещё как наказывают.
–Так у вас, наверное, порядок?
–Если бы! Пока они рядом – все боятся, а чуть в сторону – и всё поновой. Да и какая жизнь без матерных куплетов во время попойки с друзьями? Может и был бы толк от их работы, если бы они сами вели себя как подобает. А то ходят фифами, цветочки нюхают, о возвышенном говорят. А потом раз, и матом, и кулаком по морде, а потом в дерьмо. Это, кстати, у них любимое развлечение. Ты здесь веди себя поаккуратней, языком поменьше трепи. К незнакомцам здесь относятся с ещё большим подозрением, чуть что и… Лучше помалкивай, а собственное мнение держи при себе.
Если бы я ещё слушал чужие советы…
Подъехали к очередному перекрёстку, и наш отряд остановился – дорогу перегородила какая-то странная процессия. Впереди пара десятков человек в одеждах с балахонами, затем десяток женщин с распущенными волосами. За ними повозка, заваленная цветами, потом опять толпа народа. И что самое удивительное – все идут молча. И люди нашего отряда тоже молчали, даже не пытаясь ехать дальше. Это уже становилось интересным. Воспользовавшись тем, что все смотрели только вперёд, я выпрыгнул из повозки и подошёл к Тане. К нам как раз медленно подъезжала изукрашенная повозка. Только тут я разглядел, что на некоем подобии настила лежит весьма симпотная девчонка, засыпанная цветами. На виду оставалось только лицо, грудь и сложенные руки.
–А куда её везут? – тихонечко спросил я у Тани.
–Как куда?! Хоронить.
–Почему хоронить? – не понял я.
Таня покосилась на меня.
–Потому что она умерла!
–Умерла?!
Я снова внимательно присмотрелся к медленно приближающейся повозке. Я, конечно, не специалист по мёртвым, но девчонка, на мой взгляд, выглядела вполне нормально. Бледновата очень, но мало ли. Мордашка симпатичная, и грудь очень даже ничего. И мёртвой я её совершенно не воспринимал. Скорее появилось подозрение, что здесь творятся какие-то нехорошие дела, и девчонку хотят закопать живой в каких-то религиозных целях. Не зря же многие из процессии идут в белых одеждах и несут в руках свечи.
–Разбудить её надо, поднять, а не хоронить живой!
Таня восприняла мои слова в штыки.
–А поднимать ты её как будешь? Как привидений на кладбище?
–А при чём здесь это?
–Но ведь ты же не можешь без этого!
–Без чего этого?
–Без общения с мёртвыми! А ты подумал, что за компания у нас получится? Человек, привидение и живой мертвец!
Не удержавшись, я сплюнул.
–Ты больная! На всю голову! Я сказал только то, что, на мой взгляд, эта девушка жива, и её нужно просто разбудить, а не хоронить для чьего-то удовольствия!
Ответить Таня не успела. Похоже, я говорил слишком громко – сбоку раздалось рычание, я повернул голову и увидел очень неприятное зрелище – к нам подходил какой-то мужик в богатой одежде. С белым от ярости лицом.
–ТЫ! ПОСМЕЛ! ПЛЮНУТЬ?! В сторону повозки с телом моей дочери?! Посмел сказать, что я хороню её ещё живой?!
Наступила нехорошая тишина, вся процессия остановилась, вокруг стала сгущаться толпа. Мужик потянулся за мечом, я оглянулся в поисках пути для бегства, но между нами снова бросилась Таня.
–Уважаемый господин, простите его ради всех богов! Этот человек болен, и не ведает, что делает и что говорит! Мы приносим соболезнование вашему горю и немедленно удалимся!
Мужик на мгновение притормозил, но потом опять взъярился.
–Мне безразлично, чем он болен! Такое оскорбление можно смыть только кровью! – он с трудом перевёл дыхание, как будто его душили.
Не успел я прийти в себя от подобного поворота, как к нам пробился граф. Двигался он горделиво, и перед ним расступались. Он сразу вступил в «разговор».
–Позвольте представиться, граф Демур. Я готов подтвердить всё, что говорила эта девушка – целительница, баронесса Ингарская. И готов заплатить любую компенсацию, чтобы загладить невольную обиду, нанесённую этим больным человек.
Графу удалось на время отвлечь внимание разгневанного мужика. Тот выпрямился, хотя куда уж больше с его-то осанкой.
–Барон Локран – представился он – Я уважаю ваше желание защитить, но в данном случае оно неуместно!
–Но этот человек действительно болен и…
–Вы отказываете мне в праве защищать свою честь? – барон вдруг стал совершенно спокоен.
Граф тоже замер, осторожно покосился по сторонам – людей барона вокруг было в несколько раз больше, чем его. Потом посмотрел в сторону кареты, где сидела его сестра.
–Никто не может отказать вам в этом, барон. Об одном прошу, проявите милосердие хотя бы к девушке!
–Разумеется, я буду очень милосерден! Я даже позволю этим двум «великим целителям» – прозвучало это как ругательство – попробовать разбудить мою дочь, как они и предлагали! – его опять затрясло от бешенства – И сопровождать они её будут… до могилы. А сколько до неё осталось – теперь зависит от них – барон оскалился совсем по-волчьи.
–У вас пять минут! – прохрипел он.
По его знаку слуги начали теснить нас к повозке с телом девушки. Наступила нехорошая минута – повозка в центре, мы с Таней рядом, а вокруг стоит толпа и смотрит на нас с такой ненавистью…
–Что будем делать, Тань?
Та закрыла глаза и несколько раз провела руками над телом девушки, задерживаясь в области груди и головы. Немного подумала, и ещё раз повторила движения. Потом грустно улыбнулась и стала перебирать цветы вокруг девушки.
–Ну вот, всё и решилось. Ещё несколько минут, и мы умрём.
–Это почему? – не понял я.
– Без всяких сомнений девушка мертва, и я ничего не могу сделать. Если и у тебя не получится, то нас убьют за оскорбление девушки в присутствии её отца. А если получится – потому, что поднимателей мёртвых у нас казнят сразу. Вернее убьют меня, а с тобой… для тебя тоже что-нибудь придумают.
–А если она просто проснётся?
–Да с чего ты это взял? Я не чувствую в ней ничего живого, уж поверь мне.
Я ещё раз оглядел лежащую девушку. Таня не видела живого, а вот я не видел и не чувствовал мёртвого. Во всяком случае, не было тех ощущений, которые я испытывал, когда присутствовал на настоящих похоронах. Повернувшись к барону, который, похоже, сдерживался из последних сил, чтобы не начать нас убивать, спросил:
–Как зовут вашу дочь?
Мужика перекосило, и он с трудом выдохнул:
–Регина.
Я тоже, на манер Тани, несколько раз провёл руками над телом девушки, но стараясь не прикасаться. Потом наклонившись к ней – за спиной напряжение в толпе стало ощущаться чуть ли не физически – принялся негромко приговаривать:
– Регина, просыпайся! Регина, не время спать!
И так раз двадцать. Время уходило, да и мне начали надоедать эти дурацкие уговоры, но ничего не менялось. Мне показалось, что веки девушки чуть подрагивают, но дальше этого дело не двигалось. Внутри начала подниматься злость, и я, неожиданно для себя, рявкнул:
