Я выхожу из машины следом за ней, забираю с заднего сиденья пакет с продуктами и, захлопнув дверь, ставлю тачку на сигнализацию.
— Выыы… — Ольга оборачивается, и ее глаза падают сначала на колготки, от которых уже осталось одно название, потом перебегают на пакет, на меня…
А я только сейчас осознаю, сколько моих парней видело ее в таком затраханном виде. Девочка — катастрофа, блин!
— Иди давай, — ухмыляюсь, — буду охранять сегодня твой сон и честь. Нам с тобой вставать уже через пять часов. Оля не протестует, возможно, не сильно хочет, или просто осознаёт отсутствие других вариантов.
Зайдя в квартиру, первым делом отношу пакеты с едой на кухню. Что-то вытаскиваю и оставляю на столе, что-то отправляю сразу в холодильник. Достаю бутылку виски из бара и разливаю два стакана один к одному с колой. Девочке стоит выпить.
— Мне почему-то кажется, — я поворачиваюсь на голос, и вижу, как Ольга забирается на барный стул, — что моей чести можно прямо сейчас начинать бояться. — Ставит локти на столешницу, подпирая ладошками щеки.
Я смотрю на неё. Губы ухмыляются, а глаза так и не отжили — остались стеклянными.
— Обещаю, что не трону, — подаю ей стакан, — восприми, как лекарство и поверь, сейчас я — самый безопасный мужчина в твоей жизни.
— А если я сама захочу, чтобы вы тронули? — Пьёт быстрыми глотками половину коктейля и переводит дыхание.
— Тебе нужно не это, Оля… — говорю и чувствую, как в паху тяжелеет только от одной мысли, что я могу не играть в благородство. Черт, ну это же просто абсурд, когда женщина сама напрашивается. И можно прямо сейчас подойти, пересадить со стула на стол и просто задрать платье… По плечам идёт судорога возбуждения от слишком явной фантазии.
— А что мне нужно? — С вызовом прищуривается, распознав, что меня накрыло.
— Ну друзья там какие-то, — сдаюсь и сам тоже выпиваю свой стакан практически залпом.
— Я сегодня попыталась… — допивает остатки алкоголя и задумчиво водит краешком стакана по нижней губе. — Иван, а скажите, вам никогда не бывает одиноко? Сколько вам лет? Двадцать семь, двадцать восемь?
— Оля, ощущение одиночества- не повод спать с мужчиной, — говорю, хмурясь и сам не верю, что могу выдавать подобные мысли.
Молча мешаю ей ещё виски с колой, а себе оставляю алкоголь чистым.
То, к чему мы сейчас движемся на крейсерской скорости, не должно случиться. Я обещал.
Но мой мозг плывёт, залипая на припухших от алкоголя губках, на растрепанных по тонким плечам прядях волос, и дальше…я ее всю уже видел! Фантазия докручивает порно сюжеты с сотней вариантов завершения.
— Я в душ первым, — хриплю и киваю головой на закуски, — обязательно поешь после алкоголя и постели мне на диване.
От самого себя становится смешно. Сбежал? Он восемнадцатилетней девчонки… Да нет же! От себя я сбежал.
Переключаю душ на режим контрастного, упираю руки в стену кабины, и десять минут на мою голову и плечи рубит поочередно сначала холодная, а потом горячая вода.
Обернувшись полотенцем, выхожу.
Ольга спит в обнимку с покрывалом на диване.
Ничего мне не простелила, зараза. Осторожно вытягиваю из ее рук покрывало и укрываю.
«Просто все с ног на голову с тобой!» — Приседаю рядом с лицом девочки на корточки и смотрю, как она морщит во сне курносый нос. Осторожно подхватываю выбившуюся прядь волос и заправляю ее ей за ушко. Касаться хочется нестерпимо.
Спать, мать твою, Грозный. Чем больше ты на неё любуешься, тем больше тут же получаешь проблем.
Глава 24. Что со мной не так?
Оля
— У тебя что-то поскромнее есть? — Иван окидывает меня придирчивым взглядом с ног до головы.
— Джинсы, футболка, кофта… — я растеряно жму плечами, — куда уж скромнее?
— Так, ладно… — он трёт припухшие от недосыпа веки и допивает кофе одним глотком. — Ты — слишком необычный персонаж для того места, куда мы поедем, поэтому твоя задача — стать неприметной. Шапка, кепка, балахон, желательно, чтобы вообще был не понятен пол. Это все для твоей же дальнейшей безопасности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хорошо, я попробую, — задумчиво киваю головой и возвращаюсь к шкафу.
Нахожу и надеваю длинную юбку в пол, сверху футболки вместо кофты накидываю жилетку, на голову вяжу палантин так, что изменяется форма головы и остаются видны практически только нос и глаза.
— Так — определенно лучше, — я оборачиваюсь на голос Ивана у себя за спиной. — Чем меньше человек запомнят тебя, тем спокойнее. Давай на выход. — Кивает головой в сторону двери, а я стою и не двигаюсь.
Мне почему-то становится зверски обидно, что Иван все утро делает вид, будто между нами ничего не было. Хотя, вполне возможно, что это по моим меркам «было», а по его — нет. Особенно бесит то, что обходит он меня за реальный метр, чтобы даже случайно не коснуться. От рвущейся из меня досады, я даже прикусываю изнутри щеки.
— Ну что зависла? Мы опаздываем! — Он достаёт телефон и прикладывает его к уху. — Алло! Вы на месте? Мы спускаемся.
Я специально первая делаю шаг в дверной проем, стараясь пройти, как можно ближе к Ивану. Боковым зрением ловлю, как вздрагивают его ноздри, делая глубокий вдох.
— Нам нужно ещё заехать в пышечную, — резко оборачиваюсь, вырезаясь в его грудь, — она открывается в восемь.
Я чувствую, как на долю секунды руки Грозного сжимают мою мою талию сильнее необходимой поддержки, чтобы не упасть.
— Нет. — Он буквально отставляет меня в сторону и сам первый идёт к лифтам. — Я повторяю, — с силой давит на кнопку, — мы опаздываем. Это не театр, где можно поплакать, и строгие тети пустят после третьего звонка.
— Твой папа, — я делаю над собой усилие, переходя в разговоре с Иваном на «ты». Но делаю это специально, зная, что он заметит. — Очень любит пончики. Мама всегда ему привозила…
Я вздрагиваю. Потому что кнопку первого этажа Иван жмёт при помощи удара кулака. Какие мы нервные! Подкатываю глаза.
Когда выходим из подъезда, я сразу вижу Виктора и ещё четверых незнакомых мне мужчин. Они, вытянувшись и явно признавая авторитет, что-то докладывают помощнику Ивана.
— Садись в машину, — Грозный снимает сигнализацию, а сам подходит к компании мужчин возле машины Виктора.
Я плюхаюсь на переднее сиденье и открываю окно. Но как ни напрягаю слух, все равно до меня доносятся только обрывки мужского разговора, и только тогда, когда кто-то из них повышает голос.
Спустя минут пять Иван возвращается к машине и садится за руль.
— Если ты ещё раз попытаешься подслушать, то что знать твоей неокрепшей психике не положено, — Грозный подворачивает ключ в зажигании, — я просто заблокирую машину и прижму тебе нос стеклом. Пристегнись!
Я недовольно пыхчу и вставляю ремень в пресс.
— Адрес пешечной называй.
Да ладно!
Я объясняю, как проехать, а Иван кидает на меня раздражённые взгляды, как только количество машин, стоящих перед нами, переваливает за обозримое количество. Но, слава Богу, причина их не пробки, а обычные светофоры. Иначе…
— …Я тебе тогда пончики эти знаешь куда засуну! — Угрожает Грозный.
Украдкой рассматриваю его, пока выезжаем на многополоску, а он увлечён дорогой.
Мамочки! Может, я где-то головой ударилась и не заметила, но я чувствую, как внутри все трепещет, когда Иван рядом. Мне нравится в нем все. Щетина, острая линия подбородка, его шея, на которой играют мышцы, и то, что он такой большой, а я рядом с ним маленькая…
Грозный резко поворачивается. Я захлопываю веки, чтобы он ничего не увидел в моих глазах, и отворачиваюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Больше не смотрю на Ивана, пока машина не паркуется возле тротуара.
— Ну пошли, — он глушит мотор и, посмотрев в зеркало заднего вида, выходит из машины.
Я спрыгиваю с подножки внедорожника и захлопываю дверь. Мажу взглядом за плечо, невольно передергивая плечами. Следом за нашей машиной остановилось ещё три. И из них, делая вид, что вышли покурить, «высыпаются» деденьки сурового вида. Двух из них я узнаю — были вчера с нами в квартире.
