— Я должен тебя раскрепостить. Слышишь? Должен. Это моя инструкция. Быть наставником вовсе не значит быть унылым идиотом, гундосящим под нос правила ношения оружия и угол наклона при стрельбе из арбалета с высоты десятого этажа с учётом силы ветра.
— Я буду учиться стрелять из арбалета?!
— Не отвлекайся, — он легко вырвал ладонь из захвата и погладил мои колени. — Вольный, дикий, смелый и склонный к импровизациям — вот портрет истинного бойца ELSSAD. Зажатым неудачникам не место среди нас. Если тебе понадобится сыграть томную экзальтированную медсестру — ты сыграешь ее не хуже, чем доцента кафедры истории или крановщика на стройке. Одежда и маскировочные средства играют второстепенную роль. Главное — это настрой! И удивленное выражение оскорбленной невинности, если кто-то заподозрит тебя в обмане. Да, ты метко назвал нашу работу игрой. Но разве тебе не понравилось лицо бармена после моей выходки? Я утопил его в шоке, он сдулся, как неумело завязанный воздушный шарик. А ситуация в ванной комнате? Будь проще, Стюарт. Не грузись всем на свете. Криво постеленные коврики, поломанные полочки и лужи, натекшие под душем — не твоего ума дело. Это задачи низшего уровня, логично, что их выполняют работники низшего звена. И тот факт, что ты ТОЖЕ можешь сделать это, ровным счетом ничего не меняет. Навык мытья полов не означает, что ты должен быть уборщиком. Ты обладатель более чем одной извилины, награжден великолепным телом и прекрасной мимикой. Вот сейчас ты подергиваешь уголками губ, не соглашаясь. Потому что недооцениваешь себя. Не видишь пока, на что способен. Но ты научишься. Завладевать вниманием отдельно взятого человека или целой аудитории, гипнотизировать и внушать то, что тебе нужно. Перед этим ты должен освоить управление собственным телом. Отпустить вожжи и сбавить самоконтроль до минимума. Нервозность и перманентное напряжение укоротят тебе жизнь быстрее вражеских пуль. Пойми, в момент реальной опасности ты почувствуешь неладное в воздухе заранее, ты хищный зверь, ты дикий лис, а не голожопый потомок ленивой обезьяны. У тебя будет секунда или доля секунды, чтобы собраться и войти в режим боевой готовности. Уклониться от удара, выхватить пистолет, врезать под дых или обратиться в бегство, смотря по ситуации. Ты успеешь, ты пока не знаешь, почему успеешь, но я говорю тебе, а ты — верь мне. Одна секунда — и ты машина убийства, обученная ведению войны. Но нельзя пребывать в режиме ожидания войны «двадцать четыре на семь». Стюарт, ничто из того, что я говорю, не является блажью выжившего из ума начальства или моим капризом. Все завязано на строгом инструктаже. Недовольство твоим поведением — тоже. Заканчивай с паранойей.
— Так значит… я должен довериться хлипкому замку в двери нашего номера и охране по периметру гостиничной территории?
— Нет. Ты должен довериться своему и моему инстинкту. Если твой еще недостаточно тренирован и пропустит слабые сигналы опасности, то, поверь, мой — не пропустит.
— А маскарад? Медсёстры, проститутки… почему всё носит явный сексуальный подтекст?
— Потому что похотью легче всего манипулировать. А еще голодом, жаждой и страхом. Зачем ты спрашиваешь? Ты использовал похоть второго Ван Дер Грота для связывания и обезвреживания, ты знаешь, о чём речь.
— Там были скрытые камеры наблюдения?! Я не говорил ничего о деталях за… задания.
— Никаких камер, Стю. Всё намного проще. Там побывали санитарные крысы.
— Вот, ты упоминаешь во второй раз, но не объясняешь.
— Терпение, дружок, терпение, — Бэл повернулся на бок и поманил меня к себе ласкающим взглядом. Я мгновенно покрылся гусиной кожей, это рефлекс, дурацкий рефлекс… Его нежность сродни самой большой и смертельной опасности, которую я тем не менее должен принять. Привыкнуть и измениться, чтобы стать тем, чего от меня ждут и требуют. Я лёг в его объятья, не дыша. Попытался расслабиться. В голове будто полицейская сирена завыла. Доверие, доверие… Господи, да откуда ему взяться?! Столетиями мои предки пускались наутёк при малейшей попытке приручения. Шерсть на загривке встала дыбом. Нет, я не хотел, превращение произошло само. Я менял морфу обратно, мучительно пытаясь подчинить себе бушующее естество, а оно не желало повиноваться. В спокойном лице Бэла ничего не отражалось. Несколько минут он продержал в руках это — жуткую двойную субстанцию из похолодевшего человека и рычащего лиса. Я перетекал из одного облика в другой так стремительно, что это было похоже на конвульсии одержимого, из которого стремится вырваться демон. Мохнатая лапа, голая рука, белая рука, бурая лапа, ногти, выраставшие в кривые когти, и снова опадавшие в обычные пальцы… Я взмок, перед глазами прыгали пятна, но круговорот метаморфозы не замедлялся, я не мог остановиться. Неужели я сошел с ума? Хозяева застрелят меня. Прикончат, как взбесившегося пса…
Всё оборвалось. Огромная пасть сомкнулась на горле, притормозив безумную пляску красок и форм. Острые зубы вошли мне в глотку, ловко обойдя сонную артерию, поранили шкуру, но не загрызли насмерть. Бэл превратился в волка, а я свисал из его рта на манер дохлого кролика. Изменение завершено. Я с удивлением сказал себе, что лежу крайне расслабленно между мощных челюстей и чувства опасности больше не испытываю. Ни тревоги, ни беспокойства. Есть легкое волнение, но оно, хм… особенное. Я возбуждён. И больше ничего.
Он осторожно выпустил меня из пасти и зализал четыре раны на моей шее. Я тихо тявкал в ответ, это были животные стоны, вызванные не болью, я и сам не понимал, зачем издаю эти звуки. Горячий язык Бэла снова на мне, я прижимаю уши, опаляясь его дыханием, это не похоже на прежние ощущения. Мы были друг с другом только в облике людей. И я редко в своей жизни бывал лисом, только наедине с самим собой. Вообще — это аморально… является для нас чем-то вроде эксгибиционизма. Надеюсь, продолжения не предвидится. Потому что я чувствую себя полностью готовым к соитию, и мне страшно. Страшно стыдно.
— Тише, тише… — он обернулся в прежний вид и позвал меня мягким голосом. — Возвращайся, Стю. Теперь тебе тоже будет легко. Прости, я снова применил запрещенный приём. Или не прощай, но я все равно тебя добьюсь.
Я со стоном опустился на подушку. Горло ноет, хоть и не адски. В зверином облике боль намного терпимее и переносится легче. Чувствую в ранках слюну Бальтазара, кровь от нее густеет и сворачивается. Он еще и врачеватель. Я вздохнул более-менее свободно и лёг на его грудь. После такого экстрима не доверять ему просто дурость. Бэл положил ладони на мою талию, медленно поглаживает бока и спину. Я тихо мурлыкаю. Да, я умею. Все лисы умеют.
— Как бы искусны ни были бойцы ELSSAD в убийстве, мы не всегда работаем в одиночку. И представляем собой передний край невидимой армии, которая заканчивает за нами задание, порой — выполняет самую важную часть. Наверное, ты спросишь, почему же мы так ценны. Мы, а не они.
— Не спрошу. Я прекрасно знаю, что не каждому дано палить из пистолета и делать это изо дня в день, превратив в будничное ремесло, а не поддавшись один раз случайному импульсу. Или воплощая преступленный замысел, требующий для выполнения всех душевных сил и влекущий за собой шок, психоз и прочие неприятности.
— Верно. Мы убийцы по найму, без эмоций и личных счетов к мишеням. Твои сегодняшние жертвы — первое и последнее исключение. Их связь с твоими кошмарами не была продумана или подогнана. Я нашел их случайно, и это была большая удача. Их личные вещи послужат тебе чем-то вроде шаманских инструментов для изгнания злых духов, позже, когда ты добудешь четвертый трофей. Но сейчас речь не об этом. Ты убил трех людей, позаботившись о том, чтоб остаться незамеченным. Это похвально. Но ты работал под давлением, в спешке и в многолюдном месте. Отпечатки пальцев стерты не были, их можно снять с пуль, застрявших в телах, при полицейском расследовании тебя без труда опознает множество свидетелей, ты находился рядом с жертвами. Еще ты летел в Нидерланды регулярным рейсом, и твоя личность также будет установлена в кратчайший срок, даже по фальшивым документам. Отсюда какой делается вывод?
