— Я труп.
— Нет, Стю, — он сердечно рассмеялся. — Отсюда вывод, что люди, которые потенциально могли бы нас выдать — работают на нас! И не люди они — оборотни. Чтобы не засветиться, мы используем группу зачистки. Она состоит из трех частей. Первая — бригада скорой помощи из шести человек, вторая — от четырех до восьми полицейских, и третья — следователь, судебно-медицинский эксперт и патологоанатом. Вместе они называются санитарными крысами. Профессиями врачей, судей и копов они владеют по-настоящему, а удостоверения каждый раз получают поддельные с именами подставных лиц, изменяющихся в зависимости от региона работы. Они приезжают на место, забирают тела, составляют протоколы и отвечают на вопросы свидетелей и уполномоченных лиц. Принимают в случае необходимости заявки на судебные разбирательства, «ловят» опаснейшего преступника, совершившего убийство, и, как правило, предоставляют его уже мёртвым, на радость всем. Они дежурят в ближайших полицейских отделениях и станциях скорой помощи, подключаются к телефонной линии, перехватывая звонок с точки, где мы выполняем задание, бодро отвечают и выезжают. Иногда они нужны нам в качестве пожарной бригады, иногда — в формате строительного подряда. Все действия согласовываются за день-два до предполагаемой даты, иногда репетируются. Труп преступника они обеспечивают наилучшим образом, забирая одного или двух местных молодчиков, недавно вышедших из колонии строгого режима, и убивая за полчаса до «поимки». Варианты смерти разнообразны. Преступник застрелился, не желая отдаваться в руки правосудия, принял яд, выбросился из окна, сломал шею вследствие несчастного случая, падая с лестницы, или взорвался на машине во время погони. Однажды на моем задании марионеточный злодей был раздавлен упавшим балконом. И грустно, и забавно. Ребята знают толк в извращениях.
— Постой… они все-таки убивают?
— Нет. Во главе крысиного отряда стоит наш старший командир. Он руководит каждой операцией по зачистке, лично или дистанционно. И он же тем или иным способом обеспечивает смерть преступнику — лично или дистанционно. Однако вне операций шеф не вмешивается в жизнь санитарных крыс, ни в подготовку, ни в тренировку. У них есть собственные начальники, я, правда, не в курсе, кто они.
— А который шеф? Командир D.?
— Да. Но далеко не все задания требуют зачистки и дополнительных трупов, только такие необычные, как твой экзамен. Ты меня понял? Работа была сложной. Я тобой горжусь.
— Мог бы и не говорить, — я ущипнул Бэла за ляжку. — Когда ты успел связаться с крысами, если я почти сразу вернулся в номер?
— Ты забыл, что лежал совершенно зеленый целый час, ничего не замечая вокруг. А до этого трепетно обнимал раковину. Вот пока ты оклемался, они «почистили» отель.
— Они рассказали тебе о кляпе во рту у Лодевика?
— И рассказали, и показали. Фотографии уже на Facebook.
— Ты шутишь?!
— Нет, — он ловко поддел меня, признаю. Я поднял голову, почти одураченный, и встретился с внимательным взглядом. Теплым и заботливым. — Конечно пошутил. Спи. Утром обратный рейс.
Я послушно уронил голову. Чувствую счастье и сонливость. И ещё немножко боль в шее, но она стихает. И ещё…
Душевное спокойствие поколебала одна крохотная деталь из пояснения Бальтазара.
Командир D. убивает людей на расстоянии.
========== 14. Крик ==========
Он занимается со мной сексом на сырой земле, только-только насыпанной на свежую могилу. На две свежие могилы. Надгробий нет, слишком незначительны были персоны: на деревянных крестах прибиты дешевые таблички. Фамке и Алехандро, любовники, похороненные рядом. Романтично. Даже смерть не разлучила их.
Я наклоняюсь, зарываясь пальцами в мягкий рассыпчатый грунт, а киллер ложится на меня, он сзади… Пряжка расстегнутого ремня болтается и бьет меня по бедрам, его штаны приспущены, как и мои. Он только начал, но уже вошел во вкус. Я дался покорно, без резких выпадов. Глупо сопротивляться, когда враг способен стереть тебя в порошок. В зубах он держит нож, которым задумчиво водит по моим волосам, отсекая прядки, то здесь, то там. Они падают, усеивая землю, липнут к моим рукам, даже щекочутся в носу. Он трахает меня, крепко придерживая за живот, я… я все отдал бы за то, чтобы сказать, что мне больно и больше я ничего не чувствую. Но я чувствую. И мне не больно. Ищу в себе хоть крупицу стыда и не нахожу. Стискиваю зубы, чтобы скрыть от мучителя излишний восторг, но борьба за обладание мной заведомо неравная, убийца одерживает в ней верх. О да, он лучше знает, какое наслаждение дарит. Выгибает мне шею, берет мои волосы в пригоршню и тянет. Я поддаюсь послушно. Я сделаю абсолютно все. Такой силой пропитано каждое его движение, такой властью и требованием к полному подчинению. Как намагниченный, я льну к нему и не помню ничего из тех чудовищных смертей, которые он устроил, развлекаясь. То есть помню, храню их где-то на самой границе сознания. Но мне плевать. Он прикасается ко мне, его холодная плоть во мне, он делает меня частью себя, я поднимаюсь и опускаюсь, жадно ловя на себе призрачный след его дыхания. Он дышит слабо, едва уловимо… но все-таки дышит. И ледяная кровь пульсирует в нем медленно, плотная и похожая на текучий металл.
Нож просвистел, пролетая поверх моего плеча, острое лезвие целиком ушло в рыхлую почву. Киллер выплюнул его, чтобы впиться холодными губами мне в горло, я едва перевел собственное дыхание. Раны от клыков Бэла-волка совсем свежи, они есть, почему они есть, что это за чертовщина? Слишком реалистичный сон, продолжающий события ночи, вместо погружения в фантасмагорию другой жизни, в которой я голландец, в которой я предан женой и другом, я… Я застонал, не разбирая мыслей и ощущений, путая и обрывая свои глупые вопросы, убийца целует меня, засовывая острый язык в прокушенные места, сдирает с ран застывшую корочку и слизывает свежую кровь. Он кровосос, он вампир… но я никогда еще так не стонал.
Руки подогнулись от накатившей слабости, я растянулся на земле, пригибаясь всем телом, только крестец поднят и содрогается от его грубых движений внутри. Я горю, подставляясь под его каменный член, замираю, подставляясь еще больше и боясь, что он остановится. Но он не останавливается. Отпускает мои волосы и засовывает руки под мокрую от пота одежду. Кончики холодных пальцев гладят талию и спину, ласкают мягко и неторопливо, дразнят, совершая ужасно знакомые пассажи, вырисовывая восьмерки и треугольники. Заставляют вспомнить и мучительно покраснеть. Так гладил меня Бальтазар. Киллер издевается. Даже тут он умудрился унизить меня. Но я не могу вырваться из плена и отказаться от собственного низменного желания, я задыхаюсь от перевозбуждения, мне нужен этот секс, он больше никогда не повторится. Сумасшедший кошмар, в котором один расчетливый и безнравственный подонок для меня желаннее самого сатаны. И жизнь тускнеет… любовь тускнеет. Прости меня, Бэл. Я продался за неимоверную чувственность порока и вывернул наизнанку душу… в которую он кончает.
Земля подо мной намокла и липнет. Я лежу в ней грязный и истомленный, изнемогший от ощущений, которые подарил мне убийца. Не могу повернуться, не могу встать, даже слова не могу вымолвить. Он похлопал меня по оголенной заднице рукой в неизменной перчатке. Хорошо знакомый голос крошит на кусочки. Насмешка, вечная насмешка, у него нет другого тона для меня.
— Достанешь ампулу, Винсент? Жаль, ведь не достанешь… даже хирургу придется изрядно попотеть, чтобы вынуть ее. Какая ирония судьбы, антидот в тебе, но ты не можешь воспользоваться его силой для исцеления. Отдохни. Твой друг выкопает для тебя теплую червивую кроватку рядом с супругой. Не так ли, Бэл?
Не может быть! Я перевернулся в отчаянии, набирая носом и ртом пригоршню земли и песка. Отплевался, давясь от рыданий. Это действительно Бэл, в руках у него армейская лопата, в глазах — пустота. Он поддел ногой груду дерна рядом с могилой Фамке и начал копать. Киллер любовно ласкает его спину своим взглядом, сегодня он удивительно разговорчив и мил.
