Я пошевелил пальцами ног, убедившись, что лежу живой и не расплющенный. Бальтазар скатился с меня, но далеко не ушел, я поймал его за руку и притянул обратно.
— Ты упоминал о санитарных крысах.
========== 13. Инструкция ==========
Мы забрались вдвоём в душевую кабину. Там скользко и довольно тесно, стоять можно только обнявшись. Бэл открыл воду на максимум, в режиме «тропический ливень», вернее, тропический потоп. Хохотал, глядя, как я уворачиваюсь от сшибающего с ног потока, пока не вывалился из кабинки: я галантно и мстительно отдернул дверку. Ещё он получил по морде. От удара мы оба поскользнулись, грохнулись с шумом, свалив полотенца и зеркальную полочку, и побарахтались немного в луже: воду ведь никто не закрыл. Я хочу что-то сказать, растянувшись на нём, мокром и ржущем, но Бэл щекочет меня под мышками, и я извиваюсь с нечленораздельными воплями, я жутко боюсь щекотки. Ванную комнату быстро заволакивает пар, ничего не видно. Надо вставать, приводить всё в порядок, мы умудрились перевернуть даже коврики.
— Лежи смирно, — это почти приказной тон. Я удивлённо посмотрел в его лицо. — Мы в отеле. Здесь убирают горничные. За полтинник, оставленный на туалетном столике, они выдраят номер до потолка и вдобавок споют и спляшут в неглиже. Отдыхай. Наслаждайся.
— Ты всерьез считаешь, что я так просто возьму и расслаблюсь по команде?
— Ты солдат. Тебе большую часть жизни предстоит выполнять команды.
— Впервые слышу. Зачем пытаться контролировать личную жизнь?
— Это не контроль. А проверка готовности. Ты не умеешь расслабляться, Стю, поэтому и заспорил со мной. Упрямец, — он звонко шлепнул меня по ягодицам, слишком неожиданно, я вздрогнул от боли, не успев сгруппироваться. Секс был всего полчаса назад, черт, за что мне этот стыд! Глаза-предатели наполняются слезами.
Я заставил себя встать, постаравшись не морщиться, и спрятался обратно в кабинку. Жаль, дверка не закрывается на замок. Переключил воду на обычный режим и прислонился к полукруглой стенке. Запотевший пластик, а на нем кривые полосы, проложенные сконденсированными каплями. Все они устремляются вниз. Вниз…
Бэл зашел следом, никуда не глядя, и встал под душ. Голова чуть опущена, волосы облепили спину. Я сдвинулся в сторону, в безотчетном желании знать, с каким выражением лица он моется. Не узнал. Горячие струйки стекают по его щекам и подбородку, губы крепко сжаты, а глаза закрыты. Я ощутил в груди теплый толчок, сердце трепыхнулось, заметив что-то, чего замечать не следовало. Мокрые ресницы, склеенные по две-три и четко прорисованные на бледноватой коже. Смотрятся и странно, и притягательно. Как что-то новое и неизвестное. Я не сразу понял, что подался вперед, рассмотреть их поближе. Раньше я не особо осознавал, что на свете есть красивые вещи, способные на самом деле приносить радость. Да и не заботила меня красота как таковая. Картины в музеях, модели на подиумах… какой-то фальшивый глянец, картон и заносчивые куклы. Гротескный образ чего-то прекрасного для пластилиновых дур и праздных, ужасно скучающих богачей. А я был занят выживанием и удовлетворял свои потребности на самом примитивном уровне. Сон, еда, тренировка… ну и чтоб в покое оставляли хоть иногда.
А тут вдруг — ресницы. Почему всё изменилось? Зачем я обращаю внимание на внешние черты и случайное сплетение линий, подаренных природой ни за что? Какой смысл, если это цвет и форма, а не содержание? Бэл незаметным движением стряхивает с ресниц круглые капельки, а они съезжают не сразу по длинным тонким дугам, висят на кончиках, не желая падать. Отражают перевернутого меня. Смеются над моим невежеством и наивным восторгом. Наконец, лениво срываются и шлепаются мне на ступни. И так много раз. Я могу смотреть вечно. Я даже затаил дыхание, чтоб ничего не пропустить.
— Прости, — он произнес это, не разжимая губ. Ресницы дернулись вверх, потеряв все капли.
— А если я заслужил?
— Не заслужил.
Конечно, я знал, что будет дальше. Он привлечет меня к груди, поцелует, и противоречия чудесным образом исчезнут. Нет, ни хрена. Пусть дано, что я — очарованный придурок, тогда он кто? Возможно, в его возрасте я точно так же буду кружить голову тринадцатилетним новичкам. Я же с ума схожу. Зачем заставлять кого-то чувствовать так много и так глубоко?!
Бэл не обнял меня. Остался неподвижно стоять под душем. Я вышел из ванной, наспех оделся и пошел в лобби-бар. Там пусто, я единственный полуночник. Скучающий бармен вмиг встрепенулся и налил мне текилы. Похоже, он предвкушает разговор по душам. Я разочарую его.
— У вас волосы не обсохли, — заметил он робко.
— Фен сломался. Ваше здоровье, — я осушил рюмку и поставил на стойку. — Повторите.
— У нас полиция была. Говорят, тела какие-то забирали, — он налил пятьдесят миллилитров и плотно завинтил крышечку на бутылке. — Мертвые!
— Не слышал. Если у гостиницы проблемы, постояльцам не положено об этом знать, — я выпил залпом до дна и поставил вторую рюмку рядом с первой с нарочитым стуком. — Повторите.
— Комнату охраны опечатали. Улики важные нашли. Наркотики… и порнографию.
Третью я влил в себя молча и перевернул, кладя на стойку. Жестом показал, что хочу добавки. Бармен предпринял последнюю попытку разговорить меня:
— А один труп обезображен. Труп официантки. Убийца вырезал ей грудь складным ножом и унес с собой. А вторую оставил! Вот так бывает.
— Чушь собачья, — вмешался новый голос. — Вторую грудь он тоже отрезал. Просто забрать не успел, за ним полиция гналась. Джин-тоник со льдом, пожалуйста.
Я не донес четвертую рюмку до рта. Осторожно поставил ее, наполненную до краев. Еще осторожнее поднял глаза. Бальтазар пришел сюда без рубашки. Любой другой полуголый мужик в баре смотрелся бы уныло, максимум — смешно и вульгарно. Но этот выглядел таким лакомым и вызывающим, что мне захотелось вскрикнуть «Не пяльтесь на него!» и перерезать бармену глотку.
Бармен пялился, еще как пялился. Выложил глаза, не стесняясь. В его куцых мозгах, атрофированных еженощными возлияниями и беседами с невменяемой клиентурой, не мелькнуло мыслишки, что мы можем быть знакомы. Между тем Бэл не собирался выходить из выбранного образа. Он обошел мой высокий табурет, встал за моей спиной и положил руки мне на талию.
— Два часа истекли, герр Винсент. Продлевать будем?
— Что?
— Ваш заказ, герр. На проститутку. Продлеваем?
— На кого?!
— На меня, — он улыбнулся, запечатлев у меня под ухом легкий сладкий поцелуй. Взмахнул волосами, растрепанными и влажными. И запустил руку мне в джинсы.
— Нет, продолжать не стоит. Благодарю вас, можете идти.
Сам не знаю, зачем я так ответил. Он выпил джин-тоник, бросил мелочь, и я снова сижу в баре один. Но хоть бармен заткнулся. Просто потерял самообладание. И когда ставил бутылку с джином на место, она звякала, стукаясь об соседние.
Спустя десять минут я вернулся в номер. Хладнокровно предположил, что в пустой. Однако Бэл лежал в постели с совершенно будничным видом и читал новостную Интернет-ленту. Какое счастье… я могу сколько угодно делать морду кирпичом, но от ускоренного сердцебиения меня носит из стороны в сторону. Еле разделся, упал рядом. Бэл погасил лампу и спрятал планшет.
Я шарю под одеялом, пытаясь найти его ладонь. Постоянно натыкаюсь на обнаженное тело, смущенно отдергиваю руку и ищу дальше. Наверное, не найду. Наверное, он скрестил свои руки на груди, специально.
— Злишься? — спросил я, отчаявшись.
— Напротив.
— Это игра?
— Ага. Твой ход, бросай кубики.
— Бэл!
— Твоя душа — как огромные витражные окна, за ними скрывается храм, алтарь, покрытый шелками и золотом, и сам Господь. Что бы я ни делал, я совершу святотатство. Так не все ли равно?
— Не запутывай меня, я и так дурак дураком. Что ты мелешь? Какой алтарь… — я прекратил искать его руку, и он сам мне её дал. Я сжал её, стараясь смять так, чтоб сделать больно. — И зачем ты разыграл в баре проститутку? Тебе нравится эпатаж? Мне казалось, ты скромнее. И сдержаннее.
