Заимка оставалась той же ветхой избушкой, какую они оставили три недели назад. Закрытые ставни окон никто, пожалуй, после них не трогал. Следовательно, они и оставались последними визитёрами. Если бы не выпячивающиеся странности, если бы лес, хотя бы шумел, Олег подумал бы, что его одного отбросило, телепортировало к заимке. Настолько всё было живописно чётко и гранено ярко. Пыль, которую Олег собрал пальцем, проведя кончиком по едва притворенной двери, выглядела вполне обычной земной пылью. Безобидной размазанной грязью. Сказать об остальных ощущениях: осязание, запахи, вкусовые впечатления… Головной покуда ни в чём не определился и не мог сказать уверенно. Он чувствовал своё тело в нормальном гравитационном поле. Мышцы ног и рук работали, мозг воспринимал остро, на язык он ничего не пробовал, а глаза видели хорошо. Довольно развёрнуто и объёмно. Зрение тут, похоже, играло скрипку первую, приоритетную… А остальное, быть может, являлось симулятором, как говорила Люцик. Где она? Неужели и впрямь, в прихожей между мирами? Фантастиш… Сам ты хоть веришь в это?
Олег потянул на себя дверь и, наверное, заставил себя поверить, что расслышал за навязчивой мелодией скрип. Или он хотел, что бы скрипело и бухало? Тёмные полумраком сени, покосившиеся крючки вешалки, телогрейки, тряпьё — всё на месте! Определённо, так. Только, что не так? В мозгу запульсировала лампочка — чего-то не хватает. Не вся информация… Оп-с… Смрад. Точно! В непроветриваемых помещениях воздух удушливо спёртый. В прошлый раз, дыхнуло, так дыхнуло. А сейчас… Олег втянул в себя носом. Ну, не знаю… Что-то, наверно есть… Амбре от старых полувлажных тряпок. Но не остро и ударно, когда входишь со свежака, а не уверенно так, словно кое-как учуял через заложенный соплями нос. Нос у Головного дышал, но как положено не нюхал. «Симуляторы, имитаторы и прочая дебилистика — Думал Олег, проходя дальше. — А я так скажу проще: глаза помогают нюхать. Задают мозгу программу, и тот вымучивает обоняние. Разве, нет? Во снах случается похожее… Люцик права!» Сон, только высокочёткий. В пользу этой версии работал ещё один факт: Олег не уловил разницу температурную. Между улицей и душным помещением. И здесь и там было ровненьким пучком. «Чему тут ещё глаза помогают?» — Насела мысль. Прежде чем войти в гостинку, Олег рискнул сделать второе исследование. Смачно, с кряком впечатал кулаком в дверь. Фаланги отреагировали не сразу. Пожалуй, с двухсекундной задержкой. И то, не столь болезненно как должно быть на самом деле. Сродни тому, как если бы Олег ударил дверь, будучи пьяным. У забитого алкоголем тела болевой порог снижен и именно так чувствуются всякого рода ушибы. Естественно, он глянул на костяшки. Ни содраны, ни вмяты, без намёка на кровь. Грёбанный симулятор не удосужился подсуетить картинку. Обленился, что ли? Ладно, идём дальше… Между тем, музыка… Не раздражала, нет. Она стала смутно узнаваемой. Словно шла издалека, из детства. Из хороших дней. Олег открыл вторую дверь.
Фигура незнакомца была знакома. Плечи — с них пришло узнавание. Плечи были округло мясисты и огромны, как всегда когда волчонок глядел ему в спину. Говорят, он легко подбрасывал вверх двухпудовые гири. Голова сам не видел, но знал: здоровья в этом гаде не меряно… Человек сидел на табурете, спиной к нему и глядел в окно. В открытое ставнями окно (когда открыл? вот только всё было закрыто…). Лица его Олег не видел, да и сам тот не спешил поворачиваться, но эти плечи… Его энергетика… Олег сжался, как бывало в детстве и набычил грудь. Его заколотило мелкой дрожью, наполняя страхом и ненавистью.
— Что же ты не проходишь, волчонок? Проходи. Располагайся.
Голос. Сипловатый низкий голос с астматическим придыхом он, Олег, узнал бы из тысячи. Физрук по-прежнему смотрел в окно и не спешил развернуться к Олегу.
— Проходи, проходи…
— Что ты… Как вы здесь… — Олег был обескуражен встречей. Доведись ему нарваться на гремучую змею, он испугался бы меньше.
Физрук, наконец, удостоил его взглядом. Пренебрежительно равнодушным.
— Ты не рад? — Его глаза улыбнулись. — Кстати… Давай, и ты на «ты»! Без церемоний.
Да, это был без сомнения он. Воспитатель жёсткой физической культуры. Теоретик радикальных мер и практик «шлангового» воспитания. Виталий Олендров. Виолент — сокращённо за глаза. Олегов злыдень и палач из детства. Как и всегда, он сидел в спортивном поношенном костюме, и казалось, сейчас полезет в боковой карман за свистком. Чтобы принимать зачёты на стометровку.
— Чему ты удивился, Головной? Разве ЗДЕСЬ не всё возможно? — Вытянув нараспев «ес-сь», он особо выделил это слово. В физическом плане Виолент остался всё тем же: не поседел, не полысел, лишь глаза… Они были у него более умные, что ли? Или хитрые… Олег не мог понять. Виолент по жизни был приземлено туп и энергичен. А здесь сидел его двойник, пожалуй…
— Я въехал… Ты есть моя страшилка…
— Ухум-м-м — Промычал Виолент удовлетворенно, словно был доволен спортивными результатами Головного. — И не единственная, кстати.
Глаза. Глаза Виолента лучились лукавством, хитростью… Каким-то непонятным глубинным знанием.
— Ты же пришёл в этот мир разобраться в своих страхах? Разгрести этот муравейник.
— Я пришёл освободиться от них, Виолент. — Олег намеряно произнёс его прозвище. Громко. Отчётливо. С долей вызова. Трепет миновал и сейчас расправлял крылья огонёк борьбы.
Физрук снова кивнул, пропустив мимо ушей неуважительное обращение.
— Верно. И я помогу тебе в этом.
Олег с ужасом понял, что говорящий с ним не открывает рта. Вся его речь выливается из глаз. Из каких-то необъяснимых рудников сознания. Но Олег понимает каждое его слово. Интересно, а сам он также говорит?
— Начнём по порядку. Хотя бы с того, что никакой я не Виолент — гроза детдомовских пацанов, сам гляжу, понял… На эмоциональном под уровне ты сам выбрал этот образ. А я лишь помог голографически его проецировать (я? кто я?). Мне не трудно сменить тебе собеседника, но вероятно не стоит. В противостоянии и спор жарче и разговор острее. Теперь вернёмся к тебе, Головной Олег Андреевич… — Виолент с силой упёр палец в стол, словно тушил докуренный чинарик. — Чего ты ищешь в себе как лишнее звено? Ты ведь сам себя собрал. Как конструктор. Хочешь, напомню?
— Не надо. Я знаю. — Удивительно, но Олег «говорил» аналогично. Посылами. — Я хотел бы чуток ослабить в себе гайки. Стать помягче. Добрее…
— А надо ли? Ты формировался под пинками и побоями. И мой резиновый шланг тебя как личность закрепил. Разве не так? Не хмурь брови и не злись! Заслуга вовсе не в моих репрессиях, а в тебе самом. Тупой Виолент своей поркой преследовал не благородные цели. Ему были нужны от воспитанников повиновение и раболепие, не больше. Ты, и ещё немногие пошли дальше. Хлипкое деревце под ураганом падает. Но если волокна крепкие, стальные… Не один Виолент его не переломит. Это факт. Это становление, Головной. Чему же ты не рад?
— Я знаю, но…
— А старшаки, что хотели тебя унизить. В унитаз макнуть? Разве не твоя была партия?
— Моя, но не в этом дело…
— А деды Российской Армии? Разве смогли тебя сломать?
— Послушай… — Олег проглотил обращение «Виолент». Он не знал, как обращаться. Перед ним сидел кто угодно, но не физрук. — Послушай! В любом становлении есть побочный эффект. Я…
— Ты молодец, Олежек! В твоей биографии нету слабых мест. Как у других… Твои воспоминания безупречны.
— Я пришёл не хвалить себя, а наоборот…
— А-а-а-а… — Вытянул с удовольствием двойник Виолента. — Вот так и скажи! Что ж, давай поменяемся. Я буду обвинителем, а ты… Защищайся, если хочешь. Начнём?
— Начнём. Что начнём? — Подрастерялся Олег.
— Опустим подробности твоего трудного детства. Ты реализован, да? Ты крепкий дюжий кулак. Ты — воля. И крутишь не последнее колесо в охранной структуре предприимчивого тестя. Вопрос… Ты уверен, что морально прав, когда выносишь суд над кем-либо?
— То есть… Не понял.
— Скажу проще, твоим же языком. Ты всегда дрался по честноку? Всегда справедливо?
— Ну, да. — Помялся Олег. Дыр он здесь не видел, хотя… В детстве выходило всякое.
— Всякое! — Обрадовано уцепился Виолент (мысли он читает, что ли?). — В девять лет ты разбил сопатку парню на год старше тебя. Тебе понравились электронные часы на его руке.
— Ну и что? — Олега неприятно покоробило. — То детство сопливое. Много ли ума в этом возрасте?
— Согласен. Возьмём другой случай. В тринадцать, на спор ты угнал мопед в Школьном переулке. Далеко не проехал, влетел в мусорные баки. Когда возмущённый владелец со товарищем добежали до тебя, то… Что?
— Что?
— Хотели наказать тебя. Поколотить. Что было бы вполне заслуженно. Рассказывать дальше?
— Знаю…
— Одному ты расколошматил арматуриной колено до инвалидности. Странно как! Всё время возле тебя спасительные предметы… Другому измордовал лицо в мочалку. Мало того прошёлся потом железкой по уже пострадавшему транспорту. Разбил фару, искривил крылья, порушил бензоподпитку. Мопед-то здесь причём? Он ведь денег стоит!
